Название: as your sun sets (i know you in bleary-eyed 3AM)
Переводчик: Roleri, при поддержке Fransi и Maze_lover
Бета: Kyokka Suigetsu, nover, Pretty Penny, TylerAsDurden
Виддер: фальшивая нежность
Оформление: Roleri и TylerAsDurden
Оригинал: theprophetlemonade, ссылка на оригинал, разрешение на перевод получено
Размер: 50 121 слов в оригинале
Канон: сериал «Сумеречные охотники»
Пейринг/Персонажи: Александр Лайтвуд/Магнус Бейн, Джейс Вейланд, Клэри Фрэй, Саймон Льюис, Рафаэль Сантьяго, Майя Робертс, Лидия Бранвелл, Изабель Лайтвуд
Категория: гет, слэш
Жанр: драма, soft sci-fi
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Sense8 AU
Краткое содержание: Алек Лайтвуд не верит в родственные души. Вот только из зеркала в ванной на него смотрит блондин с разноцветными глазами… Кто ж это еще, если не родственная душа?
Примечание: отдельное спасибо всем тем, кто так или иначе помогал работать над текстом: [Hephaestion], Shuji Chou, Teapot with treasures, Твоя бетонная крошка
Алек Лайтвуд не верит в родственные души.
Вот только из зеркала в ванной на него смотрит блондин с разноцветными глазами: правый — цвета морской воды, левый — золотой, словно поле пшеницы, и… Кто ж это еще, если не родственная душа?
Алек не курит и почти не пьет, у него не такая уж напряженная работа, чтобы видеть галлюцинации с недосыпа, и, насколько ему известно, он здоров как бык. А значит нет причин, чтобы собственный мозг ошарашивал его нездоровыми выходками.
Так что, это родственная душа. Некое видение будущего. Не слишком логично, с другой стороны...
Господи боже! Но он хотя бы пытается найти объяснение происходящему, а не психует в отличие от парня в зеркале, который как раз в шаге от того, чтобы потерять самообладание.
Зрачки незнакомца становятся все шире, он удивленно открывает рот и безрезультатно пытается сообразить, что происходит. Поднимает руку и тычет пальцем в зеркало со свой стороны, явно ожидая, что Алек последует его примеру. Вот только Алек отказывается идти у него на поводу: скрещивает руки на груди и сильнее хмурится.
— Какого черта?! — вскрикивает парень.
Его зовут Джейс, этого парня в зеркале. Алек узнает об этом спустя несколько очень-очень долгих минут, за которые Джейс произносит больше ругательств, чем Алек слышал за всю жизнь, пару раз выходит из себя и строит предположения о том, не приступ ли это белой горячки.
Алек даже всерьез задумывается, не произошла ли в квартире утечка газа. Может, стоит позвать мастера?
За это время Изабель как минимум трижды стучится в дверь и с каждым «сейчас, еще минутку» все больше теряет терпение. Но у Алека тут очень непростая ситуация.
Да, парня в зеркале зовут Джейс. Джейс немного успокаивается, когда они вместе выясняют, что, во-первых, никто из них не спит (ну только если галлюцинирует), а во-вторых, похоже, они вдвоем — единственные участники этого странного разговора через зеркало в ванной Алека.
— Я обкурился? — затравленно спрашивает Джейс. У него британский акцент, но Алек не настолько хорош, чтобы разобрать диалект на слух. — И давно с тобой такое, приятель? Частенько просыпаешься и видишь таращащихся на тебя из зеркала незнакомцев или?..
— Я давно встал, — обрывает его Алек. Происходит что-то очень и очень странное, это еще слабо сказано, но Алек ничем не выдает волнения, оставаясь хладнокровным и собранным. Хоть и с трудом. Он оглядывается назад, в очередной раз проверяя, нет ли там Джейса. Да, Алек все еще один в ванной. — Тут уже поздно. Ты где?
— Что значит, где? Дома, — огрызается Джейс. — Где ж еще. И слава богу. Случись это в общественном месте, я бы уже с ума сошел, бл…
— Нет, — обрывает Алек. — Где… ты на Земле? — Джейс все так же непонимающе смотрит на него. — Ну же, просто ответь, — закатывает глаза Алек.
— Лондон. Англия. Ты?..
Алек обдумывает услышанное, разглядывая слив в раковине. И хотя внешне он само спокойствие, внутри у него все бьет тревогу. С силой. Сильнее обычного. Он чувствует нарастающую мигрень и закусывает нижнюю губу. Точно утечка газа. Поэтому ему и мерещатся красавчики в зеркале.
— Нью-Йорк, — отвечает он, когда наконец удается вернуть самообладание. Мысленно считает до трех, чтобы не сорваться. — Уже за полночь. Который час у тебя?
— Начало седьмого утра. — И когда Алек прищуривается, поясняет: — Я персональный тренер. Должен быть в зале ни свет ни заря. Знаешь ли.
«Ладно», — думает Алек, когда они оба замолкают. Он разговаривает с персональным тренером из Англии с помощью… с помощью портала в зеркале? Телепатии? Умственного расстройства? Вероятно, все вместе. Не так он представлял финал этого дня. Патрулирование прошло без происшествий и видимо за это Бог, мироздание или еще кто решил сыграть с ним жестокую шутку.
Алек берет с края раковины телефон, нажимает значок Google, набирает «газовая служба, Манхэттен» и быстро добавляет «24 часа».
— А ты чем занимаешься? — спрашивает Джейс.
Алек бросает взгляд на зеркало и, не задумываясь, отвечает.
— Я полицейский.
— Ну эээ... Круто. Тебе… нравится?
Алеку не хотелось бы развивать тему — полную родительских ожиданий, семейных традиций и фирменного взгляда матери. Он не готов делиться подобным с незнакомцем в зеркале, особенно будучи, скорее всего, обдолбанным в хлам. Поэтому лишь уклончиво пожимает плечами.
— Ага.
— Хорошо.
Они снова неловко замолкают — ужасно нелепая ситуация. Алек уверен, другие на их месте давно бы истерили. Ему всерьез кажется, что его просто замкнуло. Он крепко сжимает пальцами белый фарфор раковины и опускает взгляд. Джейс переминается с ноги на ногу, оглядывая Алека и его унылую ванную.
— Ну, — тянет Джейс.
— Ну, — отвечает Алек. — Все как-то... эм... странно.
— Мне кажется, странно — ещё мягко сказано, чувак, — сокрушается Джейс и приглаживает светлую челку, которая тут же падает обратно на лоб. — Все это… — тяжело выдыхает он, — Господи боже, сумасшествие. Все это… а что это?
Алеку не хочется называть происходящее связью — было бы слишком сентиментально, — но… но что же это еще, если не потеря рассудка? Утечка газа, Алек. Утечка газа.
— Может быть, ты сходишь с ума, — в итоге говорит Алек. Возможно, звучит слишком грубо, но Джейс воспринимает с юмором.
— Точно. Так и знал, что протеиновые коктейли не пройдут даром. Нахрен великолепный пресс с такими побочными эффектами, чувак.
Алек фыркает. Фыркает. И это великое достижение, потому что он почти не смеется, особенно в окружении малознакомых людей. Джейс так и светится в ответ и самодовольно улыбается.
— Хотелось бы сказать, бывало и хуже, — шутит он, — но, увы.
Алек вздрагивает от громкого стука в дверь и случайно сметает в раковину расставленные по краям бутылочки Иззи.
— Алек! Ты там уже полчаса торчишь, ну же! — кричит Иззи, барабаня кулаком по двери и тем самым, вероятно, раздражая большинство соседей. — Мне надо смыть косметику и принять душ! Час ночи!
— Сейчас! — отвечает Алек, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. Он неуклюже расставляет все по местам, а когда снова смотрит в зеркало, то столбенеет (а нужно сказать, с ним это случается редко), видя лишь собственные светло-карие глаза. В зеркале снова его отражение. Джейс исчез.
На следующее утро Алек вызывает газовую службу. Скрестив руки на груди, он ворчит и мерит шагами гостиную, пока мужчина безрезультатно проверяет каждый сантиметр в квартире, а потом по требованию Алека делает это повторно.
Никакой утечки. Никакого угарного газа. Вероятно, даже ни следа духов Иззи.
Ему не нравится думать, что случившееся было плодом воображения. У него и так хватает проблем, и психическое расстройство совсем не то, чем хотелось бы порадовать родителей.
Алек чувствует себя немного выбитым из колеи. Конкретно выбитым из колеи. Он старается не показывать этого, но огрызается на мужчину в метро, мажет по мишеням в тире, а стопка отчетов возвращается к нему на стол с припиской «переделать, Лайтвуд», — и понимает, что старается плохо.
Видя, что он не в настроении, капитан отправляет его домой. И Алек даже не в силах возразить: перспектива завалиться в кровать и избавиться от раскалывающей голову боли слишком манит.
Он просыпает ужин, и когда, наконец, открывает глаза сонный и дезориентированный, красный циферблат будильника показывает 3:03 ночи. В полумраке он едва различает предметы в комнате. Мягкий свет, словно туман, сочится сквозь жалюзи, раскрашивая пол фантастическим бледно-желтым цветом, и делает тени длиннее, а темноту — чернее. С улицы доносятся звуки редких машин, лай соседской собаки и извечный городской шум, но в комнате Алека спокойно и тихо. В полудреме он чувствует, как все еще раскалывается голова и болит живот.
«Нет, это не боль», — рассеянно думает Алек. Скорее слабое болезненное ощущение, словно на коже расцвели синяки. У него слипаются глаза, и он периодически клюет носом, проваливаясь обратно в сон с подачи призрачного друга. Ему чудится, будто кто-то неуклюже тычет и щупает живот. И эти ощущения не покидают, остаются в затуманенном сознании, даже когда он засыпает.
Это странно — ему снятся опустошенность и томление. Он видит необъятный сиротливый город и испытывает желание прикоснуться к кому-нибудь, ощутить под пальцами тепло кожи, просто чтобы не оставаться одному.
И когда просыпается на рассвете, эти чувства остаются с ним, в отличие от многочисленных снов, забывающихся пару часов спустя.
«Господи, да что со мной?» — думает Алек.
Проходит две недели прежде, чем он видит Джейса вновь. Этого времени достаточно, чтобы Алек успел убедить себя, что происшествие с зеркалом было разовым психическим расстройством, о котором не стоит беспокоиться.
Он печатает безобидный отчет за столом в участке, когда на соседнем стуле, предназначенном для дачи показаний, внезапно материализуется Джейс.
Алек едва не падает от неожиданности. Так или иначе, во второй раз он не настолько хладнокровен.
— Господи!
Радж, сержант, с которым Алек делит рабочее место, поднимает голову и ухмыляется.
— В чем дело, Лайтвуд? Обжегся кофе? — интересуется он, но завидев хмурое выражение лица напарника, тут же перестает улыбаться и мгновенно возвращается к работе.
Когда Алек переводит взгляд на соседний стул, там все еще сидит не кто иной, как Джейс. Типа сидит. Точнее, он там не сидит — его здесь вообще нет. Будь он в Нью-Йорке, а не в голове Алека, Радж бы точно его увидел. О, нет.
— Даже не знаю, означает ли это, что я схожу с ума, — как можно тише, чтобы не услышали коллеги, бормочет Алек. По непостижимой для него причине Джейс улыбается, и Алек тут же решает, что ему из принципа не нравится его улыбка.
— Я тоже рад снова видеть тебя, — смеется Джейс. Алека нервирует, что сегодня он кажется веселее и спокойнее, чем во время их первого разговора. Он ведет себя уверенно и нагло, а не рассматривает неловко Алека через зеркало. Алек пытается сосредоточиться и дописать еще пару слов в отчете, но этому не бывать. — Я все думал, когда же вернусь. Все еще пытаюсь понять, как это работает, знаешь ли.
— Понять, как это работает? Ты галлюцинация, — шипит Алек сквозь зубы. Он старается не смотреть слишком долго в сторону Джейса, чтобы не попасться за разговором с пустым стулом.
— Да нет. Как оказалось, не галлюцинация. Поверь мне, я сначала тоже принял тебя за нее. Но все намного сложнее. Можно контролировать перемещение. Выбирать кого увижу и когда. Требуется время, чтобы научиться, но у меня прирожденный талант. Прикинь, да? — А потом его осеняет: — Я единственный, с кем ты виделся, да? Точно. Это многое объясняет. Ты еще не познакомился с остальными. Ты действительно думаешь, что я галлюцинация. Но ты отлично справляешься, приятель.
— Что за чушь ты несешь? Полная ерунда.
— Эй! — громко возмущается Джейс. Алек резко поднимает голову и оглядывается по сторонам, но никто даже не смотрит в его сторону. Похоже, действительно он один видит Джейса. — Послушай, я просто пытаюсь во всем разобраться, ясно?
— О да, ты явно знаток, — холодно бросает Алек. Не замечая сарказма, Джейс переставляет стул ближе, упирается локтями в колени и наклоняется к нему.
— Это не в твоей голове, Алек. Точнее в ней, но все иначе. Это типа связи, что ли. Есть еще четверо, — заговорщически шепчет Джейс. Он оказывается так близко, что Алек мгновенно отодвигается. — Тех, кого я посещал, кроме тебя. Саймон — сейчас он в Германии, у него музыкальное турне с группой что ли. А еще есть Клэри. Она художница. Живет в Сиэтле. Горячая штучка. Офигенно горячая штучка…
Алек закатывает глаза, и Джейс тут же возвращается к теме.
— А еще парень по имени Рафаэль. Мне кажется, он из Мексики, хотя он этого и не говорил. Точнее он вообще мало говорил. Ворчливый хмырь. Прямо как ты. А еще — Магнус, который… ну-у… Магнус.
— Знаешь, мне не составит труда просто проигнорировать тебя. Вполне вероятно, ты все же врешь. Или я вру, так как, по сути, разговариваю сам с собой. Черт. Ну, класс.
— Но ты ведь этого не сделаешь, — нахально ухмыляется Джейс. — Саймон и Клэри встретились первыми. Думаю, ты скоро с ними познакомишься, если эта… эта штука словно сеть, связывающая нас. Уверен, так оно и есть. Это имеет смысл.
«Прекрасно, — думает Алек. — Я все же схожу с ума. Мама будет в восторге».
— Чем дальше — тем лучше, — говорит он. Джейс похлопывает его по плечу, и Алек замирает, потому что происходит нечто странное. Он ощущает прикосновение, силу и теплоту его рук, и это ужасно, ужасно обескураживает. Потому что Джейса здесь нет, но Алек все равно воспринимает его, не только физически, но реалистичнее, отчетливее, сильнее, чем что бы то ни было в повседневной жизни.
И когда тот прикасается к нему, словно они знакомы всю жизнь, Алек чувствует, будто это действительно так. И хотя Джейсу еще только предстоит заслужить право вести себя настолько фамильярно, Алек не испытывает неловкости и не ощущает неправильности происходящего. Однако внутренне он и возмущен таким положением вещей.
«Какая четкая галлюцинация», — думает он.
Но не произносит этого вслух.
Из тех, с кем можно было бы спонтанно сгенерировать телепатическую связь, Джейс Вэйланд не самый худший, но для Алека все же ужасный вариант. Он быстро понимает, что все это не банальная галлюцинация. Но еще быстрее осознает, что Джейс та еще заноза в заднице, учитывая его склонность к развлечениям в самое неподходящее время. Их разделяют шесть часов, и когда Алек дежурит, Джейс отрывается и цепляет девчонок в одном из ночных клубов Лондона.
И это отнюдь не весело. Алек частенько ощущает, как вибрируют под кожей басы, как болит голова от невидимых световых вспышек, как наливается жаром низ живота, когда Джейс занимается сексом, а Алек, при всем уважении, не хочет заниматься этим с ним. Отчасти именно последнее помогает ему поверить в слова Джейса, потому что Алек в жизни не стал бы галлюцинировать о девушках.
Все это накапливается до тех пор, пока, ворочаясь в кровати однажды ночью, он не обнаруживает лежащего рядом Джейса. Алек давно перестал вздрагивать от его внезапных появлений и исчезновений, но такое бесцеремонное вторжение в личное пространство все же чересчур.
— Ты что, издеваешься? — бросает он. Глядя на его сытую улыбку, Алек испытывает отвращение.
— Неа, — говорит Джейс, растягивая гласные. — Знаешь, ты всегда можешь отплатить услугой за услугу.
— Мне не нравятся девушки.
— Я не против поэкспериментировать, — пожимает плечами Джейс. На его коже блестят капельки пота, он плутовато и нагло улыбается. — Странно чувствовать это через связь? Уверен, что странно.
— Бесит, — говорит Алек и закрывает глаза, пытаясь игнорировать Джейса. Не срабатывает: тот все также лежит рядом, когда он открывает их вновь. — И очень неудобно.
— Возбуждаться на работе?
— Заткнись.
— Хех.
Алек со вздохом переворачивается на бок, матрас протестующее скрипит, а сломанная пружина упирается в бок. Он взбудоражен, переполнен энергией и не может лежать смирно, как бы ни убеждал себя, что через два часа ему заступать на раннюю смену. Спал ли он с момента ухода Джейса? Ярко-красные цифры будильника раздражают. До рассвета еще далеко, сквозь жалюзи проникает оранжевый свет фонарей за окном и расчерчивает полосами постель Алека.
— Джейс, — стонет Алек в подушку. — Пожалуйста, вали спать.
Но ответом ему тишина. Недовольство и раздражение накапливаются, словно снежный ком, его распирает от отчаяния — он с досадой сжимает кулаками простынь.
Алек злится и сердится из-за того, что злится, потому что знает: это не его чувства. Хочется просто уснуть, вместо этого он кипит от негодования и понятия не имеет почему.
Может быть, Джейсу дала от ворот поворот девушка, которую тот подцепил. «Так ему и надо», — горько думает Алек.
Он скидывает одеяло и раздражается еще больше, запутавшись в нем ногами, бурчит, неуклюже встает с кровати и вздрагивает, когда скрипит пол.
Странное дело: вроде бы злишься, но при этом не испытываешь никакого запала. Каждый шаг дается с трудом, мышцы сводит от напряжения, и Алек до боли стискивает зубы. Подходит к окну, открывает жалюзи и смотрит на улицу. Какая-то часть его хочет смять мир в комок, словно бумажный лист, и зашвырнуть в мусорное ведро. И если это не эмоциональная взбудораженность, то Алек умывает руки.
— Джейс. Хватит, — шипит Алек, но чуда не происходит. Джейс не появляется, чужие эмоции остаются. Он стоит у окна до рассвета, добела вцепившись пальцами в подоконник. С первыми лучами солнца его отпускает, и он понятия не имеет, что это было.
Несмотря на все опасения, Джейс Вэйланд оказывается хорошим парнем. Пару недель спустя Алек с неохотой готов признать, что Джейс добрый, верный и заботливый. Но он ни в коем случае не собирается озвучивать это вслух. Алек с трудом заводит новых друзей: его круг общения ограничен Изабель, семьей и коллегами в участке, но общение с Джейсом дается на удивление легко. Он понятия не имеет, что происходит; поддерживать разговор всё ещё тяжело — тут дело в самом Алеке, но когда Джейс ошивается рядом, нет никакого дискомфорта.
В конечном счете, Джейс узнает ряд прописных истин. Алек безоговорочно любит сестру; он любит родителей, но с рядом оговорок, и испытывает старомодное чувство долга по отношению к ним, от которого никак не может отмахнуться; он не признается открыто, что гей, поэтому ситуация с родителями весьма щекотливая. Джейс хмыкает и кивает, но быстро понимает: ему придется приложить усилия, чтобы узнать что-то еще.
Джейс болтает за двоих, но не раздражает, не то чтобы Алека это волновало. Он словно работает с постоянно включенным радио: периодически выпадает из разговора, а еще чаще абстрагируется от того, что чувствует Джейс, и это помогает сконцентрироваться. Он учится не реагировать на появление Джейса, когда рядом находятся Радж или Иззи, или кто-то из старших офицеров. Алек Лайтвуд не попадает впросак.
Судя по всему, Лондон отличное место. Джейс рассказывает о перипетиях на личном фронте и просто о жизни, о том, как продвигается его новая программа тренировок. Он безусловно хороший тренер и мастер своего дела, поэтому, когда приближается очередная сдача физических нормативов, наплевав на гордость и скептицизм, Алек спрашивает его совета. Джейс воодушевляется и на протяжении недели появляется в комнате Алека ровно в шесть утра, чтобы подправить его программу тренировок: развить сильные стороны и подтянуть слабые.
В ответ Алек разрешает Джейсу пострелять в тире. Но только когда он абсолютно уверен, что они одни и никто не удивится внезапной неспособности Алека поразить мишень.
Что бы это ни было, откровенно говоря, Алек справляется весьма неплохо. Они оба не понимают, что происходит: Алек полон сомнений и настроен критически, Джейсу определенно не хватает серьезности. Иногда Джейс принимается разглагольствовать о всяких теориях — похоже, он обсуждает эту тему с другими в своей голове чаще, чем с Алеком. Но все же к этому достаточно легко привыкнуть.
Алек всегда внимателен в общественных местах, поэтому никто и никогда не застает его разговаривающим с самим собой или общающимся с воздухом. Он никак не реагирует, когда Джейс возникает из ниоткуда. И, удивительное дело, ему удается все скрыть от Изабель, которая ни разу и не заметила его ночные бдения.
Все хорошо. Конечно, не идеально, но он совершенно точно способен с этим справиться. Никто не узнает. Он может вести себя как нормальный человек.
А потом появляются остальные.
Проходит месяц с момента, когда он впервые встретил Джейса в зеркале в ванной. За это время Алеку ни разу не пришло в голову, что подобным способом он может познакомиться с кем-то еще.
На самом деле, ужасное везение, что все случается дома. Потому что от неожиданности он роняет на пол кружку, и та, разлетаясь осколками по всей комнате, заливает кофе начищенные ботинки.
Посреди гостиной стоит перемазанная в краске рыжеволосая девушка и улыбается, сморщив нос.
— Привет, — здоровается она, прежде чем Алек успевает собраться с мыслями. — Ты Алек, да?
— О, Господи.
— Меня зовут Клэри, — говорит Клэри, потому что перед ним очевидно никто иная как Клэри, студентка художественной академии из Сиэтла, которая так нравится Джейсу. Алек не думал, что она действительно существует. Ну что уж теперь.
Она подходит к окну и наслаждается теплыми лучами послеполуденного солнца, пробивающимися между небоскребами.
— Ты живешь в Ньй-Йорке? Всегда хотела тут побывать. По правде коплю на поездку. Хочу сходить в Метрополитен-музей.
Она оборачивается и мило улыбается. Алек всё ещё неподвижен.
— В Сиэтле дождь. — И стоит ей договорить, как Алеку чудится запах мокрой листвы и сырой земли. Он старается абстрагироваться от этих ощущений. — Удивительно, насколько все по-разному, хотя мы и живем в одной стране. Мне кажется, только мы с тобой земляки.
— Потрясающе, — отвечает Алек. Его бесит, что он может говорить только односложными предложениями, а еще он мечтает, чтобы эта незнакомка (Клэри ведь отнюдь не незнакомка, да?) убралась из его квартиры и головы.
Она снова улыбается, слишком радостно на его вкус, и поворачивается к окну, весело покачиваясь с пятки на носок. Алеку тяжело с жизнерадостными людьми — ему за глаза хватает Джейса и Изабель и точно не нужен кто-то еще.
Но похоже, ему не повезло. Он тяжело вздыхает, на секунду прикрывает глаза и после короткой передышки начинает снова. Он может вести себя вежливо. И хотя родители не сумели воспитать его как следует, они по крайней мере привили ему манеры.
Возможно, стоит попытаться — все остальные варианты он уже испробовал.
— Джейс говорил, ты учишься в художественной академии? — обреченно спрашивает он, смирившись с тем, что теперь это его жизнь.
Заслышав имя Джейса, Клэри оживает. Она наклоняет голову, улыбается и щурится.
— Ага. Доучиваюсь последний год. Надеюсь поступить в магистратуру в следующем. Может быть, перееду куда-нибудь под солнышко. Например, сюда? По крайней мере, не придется тратиться на перелеты, чтобы осмотреться. — Она робко улыбается. Алек закатывает глаза и садится на диван.
— Чувствуй себя как дома, — ворчит Алек, но быстро спохватывается, что, как и в случае с Джейсом, его новая телепатическая подруга не замечает сарказма.
Не переставая улыбаться, Клэри пересекает комнату и присаживается рядом. Алек разглядывает ее, пытаясь понять, почему Джейс называет ее красивой. «Наверное, в ней что-то есть», — размышляет он и поспешно качает головой. Ну нет. Он не собирается разбираться в том, о чем думает Джейс.
— Значит, ты полицейский, — говорит Клэри. — Круто.
— Наверное.
Он замолкает. Чувствуя на себе его изучающий взгляд, Клэри нервно теребит край футболки. Алек прищуривает один глаз и хмуро смотрит на нее, пока она не заговаривает снова.
— Ты много экспериментировал? — спрашивает она. — Джейс рассказывал, вы пробовали пару раз. У тебя с ним больше общего, чем у меня. Но было круто, когда я впервые врезала с ноги по груше в тренажерном зале. Я раньше никогда не была в тренажерном зале. Это все Джейс.
Алек пожимает плечами. Он давно понял, что ментальная связь означает и разделение способностей, и да — это полезно. Алек в хорошей форме, но Джейс — в отличной, и Алеку грех жаловаться, что он может этим пользоваться. А еще Джейс самоуверенный, упрямый и настолько обворожительный, что может очаровать практически кого угодно. И да, Алек ему завидует.
В то же время Алек не уверен, что Джейс смог позаимствовать хоть что-то у него. Даже в лучшие дни он не считает себя каким-то особенным и интересным. Какой талант можно перенять у него? Умение затаить обиду?
— Что тебе надо? — спрашивает Алек, переходя прямо к сути. Он не в настроении тянуть резину.
Клэри хмурится, но похоже, так просто от нее не отделаешься. Класс! На одного упрямца в его голове стало больше. Быть может, поэтому их и притянуло друг к другу.
— Я просто... — начинает она и замолкает. — Я подумала, что мы могли бы узнать друг друга получше. Для меня ты последний. Я уже встречалась со всеми остальными. Магнус говорит, обычно кластер состоит из восьми человек. Так что ты мой номер восемь.
«Восемь», — мысленно ужасается Алек. Но вслух интересуется:
— Кластер?
— Ага, — кивает Клэри. — Группа из восьми человек, обладающая ментальной связью, как мы. Оказывается, это бывает чаще, чем ты думаешь. По крайней мере, так говорит Магнус. Он много рассказывает и самый умный из всех, кого я знаю. Это сложно понять, а еще сложнее поверить, если ты не в теме.
Алек гадает, этот завуалированный камень в его огород или нет?
— И… как это работает? — медленно спрашивает он.
— Я не разобралась до конца, — признается Клэри. — Это своего рода ментальная и эмоциональная связь, которая формируется через… кажется, это называется псиллиум. — Она постукивает указательным пальцем по лбу, и Алек молчит о том, что теперь она вся перемазана в синей краске. — Своего рода нервная система. Часть мозга? Не уверена. Я завалила биологию в школе.
Алек размышляет над ее словами, но приходит к выводу, что не узнал ничего нового. Обо всем этом он уже думал, задаваясь вопросом «какого черта происходит». Это ничего не меняет: Клэри все еще здесь, Джейс частенько появляется, а он так и не сумел разобраться, почему все это началось и как это прекратить. Если конечно, он хочет это остановить. Он совершенно точно уверен, что хочет. Совершенно точно. Так?
Алек складывает руки на груди и хмурится сильнее.
— Значит всего восемь. Нас восемь?
— Да, — улыбается Клэри. — Я, ты, Джейс, Саймон. Он классный. Мне он очень нравится. Мне кажется, Джейсу тоже. Они частенько навещают друг друга. Ну а еще Рафаэль, Майя, Лидия. И, конечно же, Магнус.
— Я видел только тебя и Джейса, — бормочет Алек.
Он совсем не обижен. Естественно, ему нравятся покой и уединение, но похоже, он единственный, кто еще не встречался со всеми. Кто б сомневался. Может, с ним что-то не так. Это было бы не в первый раз.
Ну да, именно его удивительная ментальная связь оказалась сломанной.
— Мне кажется, у всех все происходит по-разному, — говорит Клэри. — Мы с Саймоном были знакомы задолго до того, как я встретила остальных. Это было типа секрета для двоих, а потом… секрет стал не только для двоих.
Она снова морщит нос и улыбается. Похоже, ей и правда нравится этот Саймон, кем бы он ни был. Алек заранее решает не прислушиваться к ее мнению.
— Ты кому-нибудь рассказывала? — меняет тему Алек. — Кто-нибудь знает… знает о… — Не в силах подобрать слов, он пытается изобразить жестами что имеет в виду.
— Моя мама и отчим Люк. Мама из этих современных хиппи, так что восприняла все отлично. С Люком было сложнее. Он полицейский, как ты. Но когда я ни с того ни с сего заговорила с ним на чистом немецком, он сдался.
— Немецкий?
— Саймон сейчас на гастролях в Германии, — покорно объясняет Клэри. — Я не говорю на немецком. Точнее теперь говорю. Ну и ты тоже.
— Хм. — Он вспоминает собственный недоученный испанский, который родители пытались вдолбить в него в детстве и который ему никогда не давался в отличие от Иззи, и размышляет, могут ли все эти люди в его голове воспользоваться и им тоже.
— А ты рассказывал кому-нибудь? Джейс говорил, у тебя есть сестра.
— Нет, — резко бросает Алек. Клэри вздрагивает. — Нет, я просто… Нет.
Не то чтобы он не думал об этом, но… как можно объяснить, что слышишь голоса в голове и не угодить в психушку? Алеку хочется надеяться, что Иззи поймет его, но в то же время он боится, что если узнает она, то узнают и другие, а ему не хотелось бы, чтобы подобные слухи дошли до родителей.
Конечно, Иззи сохранит секрет, если ее попросить (родители до сих пор не в курсе, что ему нравятся исключительно парни), но Алек не из тех, кто может легко открыться.
Похоже, Клэри его замкнутость не беспокоит.
— Все нормально, — ласково говорит она. Алек снова хмурится, но Клэри безусловно из числа наивных оптимистов, которые так его раздражают. Он надеется, что разбросанные по свету остальные пятеро не такие жизнерадостные. Иначе это будет катастрофа. — Это твой выбор. Я не собираюсь уговаривать тебя. Я рассказала родителям, потому что хотела, но знаю, что Рафаэль не признавался никому. Кроме Бога. Он говорит, для него этого достаточно.
Алек слышит, как звякает ключ в замке. Он знает, что это Изабель, а еще он знает: она не может увидеть или услышать, или понять, что здесь Клэри или кто-то другой из его новых знакомых, но все равно с ужасом смотрит на Клэри.
— Это Иззи, — поясняет он. — Мне надо… ты должна…
— Алек! — кричит Иззи из прихожей. — С кем ты разговариваешь? У нас гости? Радж? Он мне нравится!
Алек быстро хватает пульт и включает телевизор. Клэри с интересом наблюдает за ним, не исчезая в данной ситуации в отличие от Джейса. Она переводит взгляд на все еще залитый кофе пол и вопросительно поднимает бровь. Его волнение ее определенно забавляет.
— Ни с кем! — отвечает Алек. К счастью, Изабель не замечает его нервозности. Радостно улыбаясь, она вылетает из-за угла с кучей покупок. — Просто… просто телек.
— Отлично. — Иззи тут же бросает пакеты на пол. — Потому что я пошутила. Терпеть не могу Раджа. Хватит приглашать его в гости. Никогда не встречала никого скучнее, хотя живу с тобой!
Алек закатывает глаза, а сидящая рядом Клэри тихонько смеется.
Его жизнь становится все абсурднее. И очень-очень быстро.
Алек вполне может представить мир, в котором он бы с легкостью подружился с Джейсом, но не с Клэри Фрэй. А вот мир, в котором Джейс встречается с Клэри — нет, никак нет, сто процентов нет.
Алек почти ни с кем не встречался, и Иззи постоянно напоминает, что ему стоит уделять больше внимания личной жизни, но наблюдать за попытками Джейса флиртовать — это как смотреть на аварию в замедленной съемке. Алек не знает и не хочет знать (ну только если это поможет избавиться от этих двоих), почему они оба здесь с ним, когда он, черт побери, пытается работать.
Он сидит в патрульной машине, барабаня пальцами по рулю, и ждет, когда Радж вернется из Старбакса с их пятым кофе за день. А Джейс и Клэри, не затыкаясь, болтают на заднем сидении.
Все началось с того, что им обоим захотелось прокатиться в настоящей полицейской машине. Алек поворчал, но согласился. И теперь жалеет об этом. Не то чтобы он скрывал, чем занимается ежедневно, ему действительно все равно. Большая часть времени проходит в машине с Раджем, где они попивают кофе в ожидании вызова по рации. И когда Джейс и Клэри наконец понимают, что у Алека самая обычная работа, то переключаются друг на друга.
И это отвратительно.
Каждый раз, когда Клэри громко и весело смеется, Алек сжимает руль сильнее. А стоит Джейсу отмочить очередную плоскую шутку — стискивает зубы.
Никогда и ни за что на свете, ни в этой жизни, ни в любой другой он бы не подписался на роль третьего лишнего в их дурацких отношениях. Клэри вообще себя слышит? А Джейс? Явно нет.
Господи, спаси его.
— Madre de dios, — раздается голос с пассажирского сидения. Алек не подскакивает. Он чертыхается. И ударяет кулаком по клаксону, тем самым распугивая стаю голубей. — И с этим тебе приходится постоянно мириться?
— Рафаэль! — улыбается Клэри и, позабыв о Джейсе, наклоняется между сидениями.
Мужчина, появившийся на месте Раджа, хорошо одет: на нем темный костюм и темная рубашка без галстука, но с запонками, поблескивающими серебром под солнцем Нью-Йорка. Выглаженные брюки выглядят дорого, а темные волосы тщательно уложены. Он окидывает Алека невозмутимым взглядом, а затем отворачивается и принимается рассматривать особняки Верхнего Ист-Сайда.
Как правило, первое впечатление очень важно для Алека. Иззи говорит, у него отлично получается оценить человека при первой встрече. Рафаэль хмурится и молча расправляет манжеты пиджака, а у Алека крутится только одна мысль: «Слава Богу, не все такие, как эти двое».
— Знаешь, я как бы у тебя в голове, — замечает сидящий на заднем сидении Джейс. — И прекрасно слышу, о чем ты думаешь, Алек.
— Заткнись.
Рафаэль Сантьяго — будущий пастор из Мехико, что весьма насмешило Джейса, когда он впервые услышал об этом, и до сих пор не перестает его забавлять. Клэри добросовестно рассказывает Алеку, что вообще-то Рафаэль приехал из Пуэрто-Рико. Хотя она до сих пор пытается разузнать у него, почему он решил перебраться в Мексику.
Как и говорил Джейс, Рафаэль замкнутый, что весьма импонирует Алеку. Каждый раз, когда он появляется, а случается это редко, то выглядит так, будто мечтает оказаться где-нибудь подальше.
И все же он наведывается, и Алек не собирается расспрашивать зачем и почему. Он испытывает чувство солидарности. Ничего не меняется даже, когда однажды Иззи возвращается домой во время визита Рафаэля, и Алек замечает, как тот на нее смотрит.
— Асексуальный, но не слепой, — пожимает плечами Рафаэль.
Алек не находит себе места весь вечер, пока Рафаэль не решает, что с него хватит наблюдений за Иззи, и не исчезает, не попрощавшись.
Он продолжает недовольно ворчать, пока сестра не одергивает его:
— Алек, что ты там бормочешь по-испански?
И он может лишь промямлить что-то маловразумительное в ответ.
Рафаэль не любит распространяться о своей жизни. Алек знает, что он очень печется о вере и церкви, всегда безупречно одет и считает Джейса нахалом, но на этом все.
— Он просто очень скрытный, — говорит Джейс, когда Алек едет в метро через весь город. Алек нарочно не смотрит на Джейса — скорее всего, он встретится взглядом с каким-нибудь незнакомцем, а это табу в общественном транспорте Нью-Йорка. Поэтому он поднимает голову и принимается разглядывать карту метро, которую знает, как свои пять пальцев. — И я уважаю его желание.
«Ну да», — закатывает глаза Алек.
— Его сложнее всего посещать, — как ни в чем не бывало продолжает Джейс. — Он прекрасно освоил, как блокировать других, когда хочет, чтобы его оставили в покое. Это конечно здорово… но в Мексике так классно. Намного теплее, чем в Англии. Бывал там?
Не намеренный разговаривать с самим собой, Алек качает головой и ищет в кармане наушники и мобильный, чтобы изобразить телефонный разговор.
— Нет, — говорит Алек в микрофон, надев наушники. Никто даже не смотрит в его сторону. — Ни единого визита.
И речь отнюдь не о поездке на выходные или отпуске. «Визит» — термин, который он подхватил от Джейса. Момент, когда кто-то из них объявляется в голове другого. Джейс, Клэри и даже Рафаэль частенько наносят ему визиты, но Алек еще ни разу не был ни у кого из них. Он понятия не имеет, как это делается.
— Там круто, — пожимает плечами Джейс. — Мне потребовалось много времени, чтобы посетить Рафаэля. Майе и Лидии тоже. Саймон — единственный, кому удалось с первого раза. Ну, кроме Магнуса, конечно же.
Алек кривится, и Джейс воспринимает его реакцию как досаду. Чем она, скорее всего, и является.
— Все еще только мы втроем, м? — спрашивает Джейс.
— Да, — односложно отвечает Алек.
— Думаю, остальные тебе понравятся. Ну, кроме Саймона. И Майя… ну это… Майя. Но Лидия точно понравится. А что касается Магнуса… он вообще нечто. Все они очень ждут встречи с тобой.
— Да?
— Ага, — улыбается Джейс и толкает его плечом. — Ты классный. И умный. И заботливый, хотя и притворяешься засранцем. Вы с Лидией будете взрывной смесью! А может и нет. Для взрыва нужна какая-то реакция. Вы же скорее начнете обсуждать, в какой оттенок серого лучше покрасить гостиную.
Алек фыркает, но чувствует, как губы сами собой складываются в улыбку, и поспешно одергивает себя.
— Я посоветовал им найти тебя на фэйсбуке, — добавляет Джейс. — Старый добрый способ, но Магнус сказал, так неинтересно. Магнус вообще говорит много глупостей. Уверен, он давно пробил всех нас и собрал подробное досье на каждого.
Иногда Алек думает о других. Размышляет, где они живут, чем занимаются, как справляются со сложившейся ситуацией. Может, кому-то из них не повезло с родителями, кто-то живет, пытаясь оправдать чужие ожидания, а кто-то страдает от запретной любви. Хоть убей, но ему любопытно. И Алек считает, это нормально, учитывая, как трепещет сердце всякий раз, когда Джейс рассказывает о них. Это отвратительно. Он не должен тревожиться о людях, которых ни разу не встречал.
— Все вы часто жалуетесь на Магнуса, — говорит Алек. — Уверен, он в восторге.
— Еще бы, — улыбается Джейс. — Он крутой и умный, и ворчливый, особенно с бодуна. Прикинь, а?
Самый замечательный побочный эффект возможности слышать голоса в голове заключается в том, что Алек еще ни разу не смог как следует выспаться ночью. И под «замечательным» Алек, конечно же, имеет в виду «хуже некуда».
Бессонница — ужасная подруга. Она делает нас уязвимыми, необъяснимо беззащитными. От нее не спрятаться и не скрыться. Это случается достаточно часто: он просыпается в комнате, окрашенной бледными цветами предрассветных сумерек, — легкие словно сжимает невидимая рука, заталкивая все эти странные ощущения прямо в горло, заставляя распробовать их. Алеку хочется увернуться.
Поначалу он не может объяснить, что происходит. Возможно, просто его восприимчивость сильнее в три часа ночи, когда в глухой темноте одиночество накатывает особенно остро. Может, не отвлекаясь на свет, звук и остальных, ему действительно проще почувствовать.
Однако эта гипотеза скоро разбивается. Алек вынужден признать, что просыпается из-за чужих эмоций, а на подобную эмпатию он никак не подписывался. Он прекрасно владеет раздельным мышлением. Поэтому когда печаль и одиночество, злость и сожаление расцветают открытыми ранами на коже, внутри у него все переворачивается.
Ощущения бьют через край. Захлестывают словно волны, и он никак не может толком проснуться, чтобы противостоять им.
Сегодня снова одиночество. Это стало уже привычкой, но Алек все равно не готов к тому, как ухает куда-то вниз желудок, оставляя после себя зияющую пустоту. Это совсем не то одиночество, которое обычно стискивает грудь Алека. Это постоянная тупая боль, терзающая и выматывающая.
И это точно не Джейс. Эмоции Джейса — острые, сильные и легко предсказуемые. Джейс думает простыми, неясными образами, его чувства подобны вспышкам на солнце. Эмоции Клэри — непоколебимые и своенравные, а Рафаэля — цельные и незыблемые.
Значит, это кто-то другой. Алеку грустно, что где-то там кто-то так часто переживает столько всего. Наверное, это утомительно. Эмоции всегда яркие, багряные и синие, они покрывают Алека с ног до головы и душат.
Он лежит с открытыми глазами в темноте, сложив руки на животе, и сосредоточенно дышит. Он понятия не имеет, как бороться с этой загадочной усталостью. Ужасно хочется задать вопрос: желание спросить, словно торчащая из любимого свитера нитка, которую никак не можешь перестать теребить.
— Кто здесь? — не выдерживает Алек. В ответ тишина. Но ему все равно кажется, что они знакомы.
Алек признался, что гей, когда ему было восемнадцать. До этого он целых шесть лет молча страдал в одиночестве. Когда он рассказал Иззи, стало получше. Намного лучше. Как же хорошо, наконец, поговорить с кем-то, спустя столько лет.
Но вообще Алек человек одинокий. Его это не беспокоит — работа не дает ему скучать, а долгие смены настолько выматывают, что обычно он засыпает сразу после ужина. Он живет вместе с Изабель. И ему это нравится, даже когда поутру он вынужден поддержать неловкую беседу с оставшимся на ночь ухажером Иззи. Родители гордятся, что он пошел по стопам отца и стал полицейским. И, наверное, это неплохо. Он оправдывает надежды. Это означает, что они все еще звонят по воскресеньям в одиннадцать, чтобы узнать, как его дела.
А вот друзья — совсем другое дело. Бойфренды тоже. Иззи давно махнула на него рукой. Хотя иногда она все же обращает его внимание на симпатичного парня в ресторане или в метро и, пихнув локтем в бок, ждет реакции. Чаще всего он просто закатывает глаза в ответ.
Социализация дается Алеку с трудом. Флирт дается ему с трудом. Пустая болтовня определенно дается ему с трудом. Иззи все списывает на то, что он неприступный и холодный и так далее.
Алеку тяжело, потому что он боится открыться. Он никогда в этом не признавался, но предпочел бы оставить при себе многие мысли: о симпатичных парнях, о страхе, что родители могут от него отречься, о работе, которую так и не полюбил до конца. А ещё склонность постоянно сомневаться, неуверенность в себе, заниженную самооценку и мечты стать лучше. Алеку не хочется сваливать проблемы на других.
Поэтому связь с остальными — одновременно благословение и проклятие.
Благословение, потому что теперь все эти люди могут оказаться рядом, стоит лишь щелкнуть пальцами или моргнуть. Хорошие люди (в общем-то). Приятные люди (в общем-то). Люди, которые без предупреждения присядут рядом на диван, или на стул, или на пассажирское сидение машины и просто начнут говорить, чтобы скрасить его одиночество. И Алек не может побороть удивительное чувство тепла, которое испытывает всякий раз, когда это происходит. И чем дольше это продолжается, тем меньше ему хочется сопротивляться.
Пустая болтовня Джейса о клиентах из тренажерного зала, рассуждения Клэри о выпускном проекте, тихая молитва Рафаэля — все это успокаивает Алека. Какая-то его часть всегда придавала слишком большое значение словам. Он отчаянно хотел быть лучше других, оправдать чужие ожидания, заботиться обо всех, кто дорог. Он прожил на грани многие годы в постоянном страхе упасть в пропасть.
Но теперь он обрел покой.
Вроде как.
Ведь не может быть никаких секретов, когда в твоей голове находятся посторонние люди, особенно в случае с Алеком, который понятия не имеет, как контролировать эти визиты. Его немного нервирует, что разбросанные по миру незнакомцы знают о нем столько интимных вещей. Знают, как он вздыхает, отвечая на звонки родителей; знают, как тяжело ложится в руку пистолет, хотя он стреляет без промаха; знают с какой тоской и желанием он украдкой смотрит на всех этих парней, на которых обращает его внимание Иззи.
И это отнюдь немало.
Возможно, Алек уже не настолько одинок как до происшествия с зеркалом, но чувство одиночества, так или иначе, все еще с ним. Быть вынужденным раскрыть свои секреты другим не то же самое, что признаться кому-то во всем самому. Алек мечтает, чтобы в его жизни был кто-то, кто бы брал его за руку и радовался его появлению в комнате. Алек желает этого. Алек редко получает желаемое.
Джейс, как обычно, возникает из ниоткуда и замолкает на полуслове, заметив сгорбившегося на диване Алека, обхватившего голову руками. Он впервые видит его таким потерянным.
— Приятель, — зовет Джейс, вглядываясь в бледное печальное лицо Алека. — Что стряслось?
Алек издает нечленораздельный звук и наклоняется ниже, опуская голову между колен. Он чувствует, как прогибается диван, когда Джейс присаживается рядом, ощущает тепло ладони, когда тот успокаивающе касается его спины.
Вполне закономерно: чем чаще о чем-то думаешь, тем вероятнее оно произойдет.
Родители обо всем узнали. Десять минут назад? Час? Алек не помнит, с тех пор как он повесил трубку, все как в тумане. Он понятия не имеет, как так вышло, ни он, ни Иззи точно им не рассказывали. Да и какая теперь разница. Может, это был Макс. Неважно.
Главное, теперь они в курсе, что он гей, и не хотят его знать.
Он до сих пор слышит резкий холодный голос матери и не может подавить пронизывающую дрожь.
«Ты действительно собираешься так с нами поступить? Со своей семьей? С самим собой?»
Алек редко плачет, но кто-то в его кластере сопереживает ему так сильно, что он ощущает, как сдавливает горло от подступающих слез. Видимо, он должен найти утешение в чужом сострадании. Где-то там кто-то чувствует его боль и чертовски остро.
— Паршиво, — говорит Джейс, он явно не в своей тарелке. Скорее всего, он никогда в жизни не давал совета. Алек не винит его. — Ну и говнюки твои роди…
— Они собираются лишить меня наследства, — признается Алек. Он понятия не имеет, почему решается рассказать Джейсу, но стоит начать, как его прорывает. Надо выговориться, пока не стало хуже. — Не то чтобы… меня это волновало. Вообще не волнует, но… но.
Он с силой втягивает воздух и трет руками лицо.
— Они лишили наследства и Иззи, — продолжает Алек. — Потому что она знала. Держала все в секрете ради меня и не… Теперь они не хотят знать нас обоих. Они просто…
— Да пошли они, — говорит Джейс. — Серьезно, к черту их. Они уроды. Разве они могут так поступить? Тебе стоит переговорить с Магнусом, он адвокат. Думаю, он сможет рассказать тебе о твоих правах. У тебя ведь должны быть права, да? Магнус точно захочет поговорить с тобой. Могу дать тебе его номер, чтобы ты не ждал, или…
Алек чувствует себя несчастным. Действительно несчастным, и это мерзкое отвратительное ощущение. Ему бы хотелось, чтобы родители не имели столь сильного влияния на его жизнь. Но, увы, что есть — то есть. И из этого вытекает целый ряд других проблем. Алек думает об отце, который намного выше его по рангу, и как все это отразится на работе, или, быть может, отец сам воспользуется случившимся, чтобы подложить ему свинью. Он размышляет о деньгах. У него неплохая зарплата, но пару раз в год родители подкидывали денег, аренда в Верхнем Ист-Сайде недешевая. Возможно, теперь им с Иззи придется переехать. А потом он думает о работе, о работе, которую родители всеми силами навязывали ему, и мысли снова закручиваются в спираль.
У него нет на это времени. И терпения.
Он ведь должен отлично справляться с критическими ситуациями.
— Я хочу сказать… — Джейс все еще говорит, но последние несколько минут Алек его не слушает. Мысли скачут одна быстрее другой, сливаясь в белый шум, словно кто-то скребет ногтями по классной доске. — Сейчас много геев. Есть же всякий там гей-прайд и прочее. Там полно народу. И Нью-Йорк же довольно либерален, да? Я так слышал. Ты не должен винить себя, Алек. Поверить не могу…
— Джейс, чувак, ты делаешь только хуже, — раздается голос. Джейс и Алек поднимают головы. — Из тебя отвратительный Оби-Ван.
На кофейном столике сидит и улыбается лохматый темноволосый парень в перекошенных очках. С одной стороны — он ужасно раздражает, с другой — Алек благодарен за вмешательство. Иногда Джейс действительно понятия не имеет, что несет. Алек рад, что тот замолчал. Ему хочется побыть в тишине.
— Ты ведь знаешь, что я так и не посмотрел эти фильмы? Поэтому понятия не имею, о чем ты, — говорит Джейс Саймону, а это никто иной, как Саймон. Джейс смотрит на того почти так же, как и на Клэри: с нежностью и раздражением. Но Алек сейчас не в настроении разбираться в этом. — И вообще, я думал, у тебя вечером выступление. Что ты здесь делаешь?
— Услышал, как ты все портишь и решил вмешаться, — говорит Саймон, надменно вздергивая подбородок. Джейс ведёт себя как ребенок и гримасничает в ответ, но Алек не приглядывается.
Саймон пожимает плечами и опускается на корточки перед Алеком. Это унизительно, но Алек позволяет ему.
— Привет, Алек. Я Льюис. Саймон Льюис. Лучший телепатический друг и самый классный парень в кластере. Что бы Джейс ни наговорил обо мне — это вранье. Он просто завидует. Ясно? Ясно. Хреново, что так вышло с твоими предками. Любишь музыку?
Саймон говорит настолько быстро, что кажется, сейчас запутается в словах или прикусит язык. Алек медленно моргает, пытаясь переварить услышанное.
— Даже не начинай, — предупреждает Джейс. — Твоя музыка кошмар. Алек не хочет ее слушать. Я не хочу ее слушать.
— Наша музыка вовсе не кошмар, — в ужасе восклицает Саймон. — Ты не понимаешь. «Крепкая как камень Панда» открыла новое направление в нинтендокор, привнеся в него дух инди-рока. А учитывая твою персональную неприязнь ко мне…
— Я не понял ни слова из того, что ты только что сказал, — обрывает его Джейс. — И вообще я думал, вы называетесь «Конспирация Морского Овоща». Нельзя же менять название группы во время тура.
— Конечно, можно. Кто из нас двоих выступает в группе? Именно. Вот и я об этом.
Алек со стоном обхватывает голову руками, и они оба замолкают.
— Я не в настроении выслушивать все это, — ворчит Алек. Он ощущает себя так, словно кто-то играет на его спине в дженгу с настоящими кирпичами, а вся эта ехидная перепалка выводит его из равновесия. — Обсудите за дверью, а лучше… как можно дальше отсюда.
— Прости, приятель, — извиняется Джейс. — Но поверь, я делаю тебе одолжение. Музыка группы Саймона полный отстой. Тебе бы не хотелось ее слушать.
— Эй! Не верь ему, Алек. У Джейса самый отвратительный вкус из тех, кого я знаю…
— Саймон, — раздается суровый голос Рафаэля, и Саймон испуганно вскрикивает. Алек переводит взгляд на вновь прибывшего. Тот сидит, выпрямившись и положив ногу на ногу, в кресле, и выглядит таким же безразличным, как всегда. Алек снова опускает голову и прячет лицо в ладонях, надеясь, что они исчезнут и он останется наедине со своим горем. — Отстань от него.
— Да, Саймон, — подхватывает Джейс, но тут же замолкает под строгим взглядом Рафаэля.
Алек чувствует, как вновь прогибается диван и кто-то касается его спины маленькой тонкой ладонью, так не похожей на руку Джейса. Запах дождя пропитывает все вокруг, и, открыв глаза, Алек замечает сквозь пальцы рыжину.
— Все уладится, Алек, — говорит Клэри. — В случае если они бросят тебя, у тебя останемся мы. Мы тебя любим. Даже те, кого ты еще не встречал. Они так сильно любят тебя, что ты и представить не можешь.
Хотя слова Клэри немного успокаивают, Алек не озвучивает этого. Он разрешает троице остаться до прихода Изабель, которая тут же заключает его в медвежьи объятья и захлебывается извинениями.
Когда он лежит в кровати той ночью, на него снова накатывает уныние. Да, он расстроен, испытывает отчаянье и разочарование в себе и не только в себе, от чего его чувства становятся липкими и черными.
Но грусть, которую он ощущает сейчас, не его. Она синяя и серебряная и залита лунным светом. Это грусть того, кто находится очень-очень далеко, меланхоличная и тоскливая, словно говорящая «хотелось бы мне быть рядом с тобой». А возможно, Алек просто выдает желаемое за действительное.
Интересно, кто это. Ни Джейс, ни беспокойный Саймон не отличаются подобной чуткостью, для Рафаэля — слишком эмоционально. Возможно, это Клэри. Или кто-то из тех, с кем он еще не знаком.
Алек пытается разобраться в своих эмоциях. Он думает о родителях, о маме во время того телефонного разговора, о ее словах «поговорим, когда ты придешь в себя», и чувство разрастается. Он думает о вечных желаниях, несбыточных и упущенных; о человеке открытом и добросердечном, которого можно взять за руку, который всегда готов прикрыть его спину; и чувства обжигают, настойчиво покалывая золотом. «Однажды, — твердят они. — Когда-нибудь, я обещаю».
Похоже, он кому-то не безразличен.
После этого ситуация становится если не легче, то хотя бы терпимее. Рана еще не затянулась и иногда болит сильнее, чем следовало бы, и, бывает, Алек с трудом встает с постели по утрам. Бывает, ему чудится, что незнакомцы в метро смотрят на него, словно обо всем знают; бывает, на работе все идет наперекосяк, люди умирают в его смену, и ему кажется, виной тому тот факт, что он тот, кто он есть.
В такие дни он всегда не один.
Возможно, остальные заключили негласное соглашение, но как только у него один из этих отвратительных дней, кто-нибудь непременно появляется рядом и начинает болтать (Джейс), или напевать дурацкую мелодию (Саймон), или невзначай рассказывать, как прошел день (Клэри). Пару раз его даже навещает Рафаэль. Он просто молча сидит рядом, чтобы Алек не оставался в одиночестве.
Сегодня один из таких дней, когда сложно даже встать с постели, а тяжесть на сердце убивает. На кухне Алек застает за плитой Рафаэля. Он понятия не имеет, как такое может быть. Возможно, Алек готовит сам или просто наблюдает, как Рафаэль готовит где-то в Мехико. Но Алеку не хочется зацикливаться на этом, у него и без того болит голова.
— Привет, — угрюмо здоровается он. Что бы ни готовил Рафаэль, пахнет пряно и аппетитно, у Алека бурчит живот.
— Знаешь, Магнус злится, — с ходу говорит Рафаэль, переворачивая лопаткой то, что жарится на сковороде. — На твоих родителей. За то, что они сделали.
Алек бормочет слова благодарности, но по правде понятия не имеет, что сказать. Несмотря на частые упоминания и заинтересованность в жизни Алека, Магнус для него абстрактный человек. Приятно знать, что он думает об Алеке, но сочувствие незнакомца не утешает.
— Не он один, — бубнит Алек, еле переставляя ноги, подходит к кофемашине и, не глядя, нажимает кнопки.
— Его интересует, обсуждаешь ли ты случившееся с кем-то, кроме нас, — продолжает Рафаэль. Интонации в его голосе подсказывают, что тот мечтает оказаться где угодно, лишь бы не вести эту дурацкую задушевную беседу. Алек его прекрасно понимает.
— Все нормально, — врет он. — Я справляюсь.
Он не справляется. Точнее, не справляется как нормальный человек с нормальными человеческими отношениями. Он справляется в своем духе: раскладывает проблему по полочкам, игнорирует и двигается дальше, даже если весь мир разлетается вдребезги и вокруг свистят острые осколки. В этом ему нет равных: он мастер увиливать и заклеивать пластырем открытую рану. Ему не приходит в голову, что можно изначально избежать боли. Для него это нереалистично.
— Ну, ты можешь сам сказать ему об этом, — замечает Рафаэль, накладывая свою стряпню, и протягивает тарелку Алеку. — Вот. Ешь. Я хочу уйти.
Рафаэль отлично готовит. Намного лучше Иззи. Когда Алек говорит это, ему кажется, Рафаэль немножко улыбается. Совсем чуть-чуть.
Алек открывается Иззи. Он не собирался, но, похоже, если он падает, то разбивается серьезно, и наскоро залеченные раны начинают снова кровоточить.
Он говорит ей, как все паршиво. Что ему кажется, будто он снова признается во всеуслышание, что гей. Она кивает и крепко обнимает его. А потом они распивают бутылку вина и смотрят какой-то фильм, который Иззи записала на прошлой неделе на случай, если выдастся дождливый день.
В Нью-Йорке яркое солнце, но в Сиэтле идет дождь. И глядя в окно, Алек видит дождевые облака, низкие, серые и мрачные. Клэри стоит у окна и устало улыбается, и в свете люстры ее волосы пылают огнем.
— Я горжусь тобой, Алек, — говорит она, и Алек плотно сжимает губы. Иззи комментирует происходящее на экране, а он переводит быстрый взгляд на Клэри.
Алек готов признать, иногда она бывает вполне ничего.
Позже вечером он застает в своей комнате Саймона, тот сидит на кровати и наигрывает на гитаре. Алек еще не решил, как относится к Саймону, но Саймон явно из кожи вон лезет, чтобы ему понравиться. Точнее, постоянно путается под ногами.
— Привет, Алек! — Саймон поднимает голову и улыбается.
— Я ложусь спать, — бурчит Алек. Он вовсе не злится, по правде после разговора с Иззи даже чувствует себя намного лучше, но у Саймона талант пробуждать в нем худшие качества. И это всего за пару дней знакомства. Впечатляющий талант. — Слезай.
Саймон спокойно встает.
— Извини! Я пришел передать послание. От Магнуса! Магнус говорит, подумай о словах Рафаэля. Хотя я понятия не имею, о чем речь, а он мне не объяснил. И что он теряет терпение.
— От Магнуса? — переспрашивает Алек, замирая с покрывалом в руках. — Почему?
— Ну, ты же его знаешь, — пожимает плечами Саймон. — Ой… не знаешь. Он недоволен, что ты до сих пор не посетил его, и ему приходится узнавать все новости о тебе через нас.
— Вы докладываете ему обо мне? — Алек вскидывает бровь.
Саймон щиплет гитарную струну — по комнате разносится резкий фальшивый звук — и пожимает плечами. Он выглядит немного смущенным.
— Типа того, но… Магнус беспокоится, понимаешь? Уж такой он человек. Даже если он тебя не знает, то все равно переживает. Он поддерживал меня в тяжелые времена. Майю и Рафаэля тоже. Магнус типа нашего психиатра, наставляет на путь истинный.
— Ему не стоит беспокоиться обо мне, — бормочет Алек, но сердце в груди приятно трепещет. Он тут же одергивает себя. Саймон улыбается и пробегает пальцами по струнам, наигрывая аккорд.
— Конечно, стоит. У вас с ним связь, хотя ни ты, ни он ей еще не воспользовались. Вопрос времени…
Саймон замолкает, вглядывается во что-то, видимое лишь ему одному, и непонятно говорит по-французски.
— Ты знаешь французский? — спрашивает Алек.
Переводчик: Roleri, при поддержке Fransi и Maze_lover
Бета: Kyokka Suigetsu, nover, Pretty Penny, TylerAsDurden
Виддер: фальшивая нежность
Оформление: Roleri и TylerAsDurden
Оригинал: theprophetlemonade, ссылка на оригинал, разрешение на перевод получено
Размер: 50 121 слов в оригинале
Канон: сериал «Сумеречные охотники»
Пейринг/Персонажи: Александр Лайтвуд/Магнус Бейн, Джейс Вейланд, Клэри Фрэй, Саймон Льюис, Рафаэль Сантьяго, Майя Робертс, Лидия Бранвелл, Изабель Лайтвуд
Категория: гет, слэш
Жанр: драма, soft sci-fi
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Sense8 AU
Краткое содержание: Алек Лайтвуд не верит в родственные души. Вот только из зеркала в ванной на него смотрит блондин с разноцветными глазами… Кто ж это еще, если не родственная душа?
Примечание: отдельное спасибо всем тем, кто так или иначе помогал работать над текстом: [Hephaestion], Shuji Chou, Teapot with treasures, Твоя бетонная крошка
Вот только из зеркала в ванной на него смотрит блондин с разноцветными глазами: правый — цвета морской воды, левый — золотой, словно поле пшеницы, и… Кто ж это еще, если не родственная душа?
Алек не курит и почти не пьет, у него не такая уж напряженная работа, чтобы видеть галлюцинации с недосыпа, и, насколько ему известно, он здоров как бык. А значит нет причин, чтобы собственный мозг ошарашивал его нездоровыми выходками.
Так что, это родственная душа. Некое видение будущего. Не слишком логично, с другой стороны...
Господи боже! Но он хотя бы пытается найти объяснение происходящему, а не психует в отличие от парня в зеркале, который как раз в шаге от того, чтобы потерять самообладание.
Зрачки незнакомца становятся все шире, он удивленно открывает рот и безрезультатно пытается сообразить, что происходит. Поднимает руку и тычет пальцем в зеркало со свой стороны, явно ожидая, что Алек последует его примеру. Вот только Алек отказывается идти у него на поводу: скрещивает руки на груди и сильнее хмурится.
— Какого черта?! — вскрикивает парень.
Его зовут Джейс, этого парня в зеркале. Алек узнает об этом спустя несколько очень-очень долгих минут, за которые Джейс произносит больше ругательств, чем Алек слышал за всю жизнь, пару раз выходит из себя и строит предположения о том, не приступ ли это белой горячки.
Алек даже всерьез задумывается, не произошла ли в квартире утечка газа. Может, стоит позвать мастера?
За это время Изабель как минимум трижды стучится в дверь и с каждым «сейчас, еще минутку» все больше теряет терпение. Но у Алека тут очень непростая ситуация.
Да, парня в зеркале зовут Джейс. Джейс немного успокаивается, когда они вместе выясняют, что, во-первых, никто из них не спит (ну только если галлюцинирует), а во-вторых, похоже, они вдвоем — единственные участники этого странного разговора через зеркало в ванной Алека.
— Я обкурился? — затравленно спрашивает Джейс. У него британский акцент, но Алек не настолько хорош, чтобы разобрать диалект на слух. — И давно с тобой такое, приятель? Частенько просыпаешься и видишь таращащихся на тебя из зеркала незнакомцев или?..
— Я давно встал, — обрывает его Алек. Происходит что-то очень и очень странное, это еще слабо сказано, но Алек ничем не выдает волнения, оставаясь хладнокровным и собранным. Хоть и с трудом. Он оглядывается назад, в очередной раз проверяя, нет ли там Джейса. Да, Алек все еще один в ванной. — Тут уже поздно. Ты где?
— Что значит, где? Дома, — огрызается Джейс. — Где ж еще. И слава богу. Случись это в общественном месте, я бы уже с ума сошел, бл…
— Нет, — обрывает Алек. — Где… ты на Земле? — Джейс все так же непонимающе смотрит на него. — Ну же, просто ответь, — закатывает глаза Алек.
— Лондон. Англия. Ты?..
Алек обдумывает услышанное, разглядывая слив в раковине. И хотя внешне он само спокойствие, внутри у него все бьет тревогу. С силой. Сильнее обычного. Он чувствует нарастающую мигрень и закусывает нижнюю губу. Точно утечка газа. Поэтому ему и мерещатся красавчики в зеркале.
— Нью-Йорк, — отвечает он, когда наконец удается вернуть самообладание. Мысленно считает до трех, чтобы не сорваться. — Уже за полночь. Который час у тебя?
— Начало седьмого утра. — И когда Алек прищуривается, поясняет: — Я персональный тренер. Должен быть в зале ни свет ни заря. Знаешь ли.
«Ладно», — думает Алек, когда они оба замолкают. Он разговаривает с персональным тренером из Англии с помощью… с помощью портала в зеркале? Телепатии? Умственного расстройства? Вероятно, все вместе. Не так он представлял финал этого дня. Патрулирование прошло без происшествий и видимо за это Бог, мироздание или еще кто решил сыграть с ним жестокую шутку.
Алек берет с края раковины телефон, нажимает значок Google, набирает «газовая служба, Манхэттен» и быстро добавляет «24 часа».
— А ты чем занимаешься? — спрашивает Джейс.
Алек бросает взгляд на зеркало и, не задумываясь, отвечает.
— Я полицейский.
— Ну эээ... Круто. Тебе… нравится?
Алеку не хотелось бы развивать тему — полную родительских ожиданий, семейных традиций и фирменного взгляда матери. Он не готов делиться подобным с незнакомцем в зеркале, особенно будучи, скорее всего, обдолбанным в хлам. Поэтому лишь уклончиво пожимает плечами.
— Ага.
— Хорошо.
Они снова неловко замолкают — ужасно нелепая ситуация. Алек уверен, другие на их месте давно бы истерили. Ему всерьез кажется, что его просто замкнуло. Он крепко сжимает пальцами белый фарфор раковины и опускает взгляд. Джейс переминается с ноги на ногу, оглядывая Алека и его унылую ванную.
— Ну, — тянет Джейс.
— Ну, — отвечает Алек. — Все как-то... эм... странно.
— Мне кажется, странно — ещё мягко сказано, чувак, — сокрушается Джейс и приглаживает светлую челку, которая тут же падает обратно на лоб. — Все это… — тяжело выдыхает он, — Господи боже, сумасшествие. Все это… а что это?
Алеку не хочется называть происходящее связью — было бы слишком сентиментально, — но… но что же это еще, если не потеря рассудка? Утечка газа, Алек. Утечка газа.
— Может быть, ты сходишь с ума, — в итоге говорит Алек. Возможно, звучит слишком грубо, но Джейс воспринимает с юмором.
— Точно. Так и знал, что протеиновые коктейли не пройдут даром. Нахрен великолепный пресс с такими побочными эффектами, чувак.
Алек фыркает. Фыркает. И это великое достижение, потому что он почти не смеется, особенно в окружении малознакомых людей. Джейс так и светится в ответ и самодовольно улыбается.
— Хотелось бы сказать, бывало и хуже, — шутит он, — но, увы.
Алек вздрагивает от громкого стука в дверь и случайно сметает в раковину расставленные по краям бутылочки Иззи.
— Алек! Ты там уже полчаса торчишь, ну же! — кричит Иззи, барабаня кулаком по двери и тем самым, вероятно, раздражая большинство соседей. — Мне надо смыть косметику и принять душ! Час ночи!
— Сейчас! — отвечает Алек, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. Он неуклюже расставляет все по местам, а когда снова смотрит в зеркало, то столбенеет (а нужно сказать, с ним это случается редко), видя лишь собственные светло-карие глаза. В зеркале снова его отражение. Джейс исчез.
На следующее утро Алек вызывает газовую службу. Скрестив руки на груди, он ворчит и мерит шагами гостиную, пока мужчина безрезультатно проверяет каждый сантиметр в квартире, а потом по требованию Алека делает это повторно.
Никакой утечки. Никакого угарного газа. Вероятно, даже ни следа духов Иззи.
Ему не нравится думать, что случившееся было плодом воображения. У него и так хватает проблем, и психическое расстройство совсем не то, чем хотелось бы порадовать родителей.
Алек чувствует себя немного выбитым из колеи. Конкретно выбитым из колеи. Он старается не показывать этого, но огрызается на мужчину в метро, мажет по мишеням в тире, а стопка отчетов возвращается к нему на стол с припиской «переделать, Лайтвуд», — и понимает, что старается плохо.
Видя, что он не в настроении, капитан отправляет его домой. И Алек даже не в силах возразить: перспектива завалиться в кровать и избавиться от раскалывающей голову боли слишком манит.
Он просыпает ужин, и когда, наконец, открывает глаза сонный и дезориентированный, красный циферблат будильника показывает 3:03 ночи. В полумраке он едва различает предметы в комнате. Мягкий свет, словно туман, сочится сквозь жалюзи, раскрашивая пол фантастическим бледно-желтым цветом, и делает тени длиннее, а темноту — чернее. С улицы доносятся звуки редких машин, лай соседской собаки и извечный городской шум, но в комнате Алека спокойно и тихо. В полудреме он чувствует, как все еще раскалывается голова и болит живот.
«Нет, это не боль», — рассеянно думает Алек. Скорее слабое болезненное ощущение, словно на коже расцвели синяки. У него слипаются глаза, и он периодически клюет носом, проваливаясь обратно в сон с подачи призрачного друга. Ему чудится, будто кто-то неуклюже тычет и щупает живот. И эти ощущения не покидают, остаются в затуманенном сознании, даже когда он засыпает.
Это странно — ему снятся опустошенность и томление. Он видит необъятный сиротливый город и испытывает желание прикоснуться к кому-нибудь, ощутить под пальцами тепло кожи, просто чтобы не оставаться одному.
И когда просыпается на рассвете, эти чувства остаются с ним, в отличие от многочисленных снов, забывающихся пару часов спустя.
«Господи, да что со мной?» — думает Алек.
Проходит две недели прежде, чем он видит Джейса вновь. Этого времени достаточно, чтобы Алек успел убедить себя, что происшествие с зеркалом было разовым психическим расстройством, о котором не стоит беспокоиться.
Он печатает безобидный отчет за столом в участке, когда на соседнем стуле, предназначенном для дачи показаний, внезапно материализуется Джейс.
Алек едва не падает от неожиданности. Так или иначе, во второй раз он не настолько хладнокровен.
— Господи!
Радж, сержант, с которым Алек делит рабочее место, поднимает голову и ухмыляется.
— В чем дело, Лайтвуд? Обжегся кофе? — интересуется он, но завидев хмурое выражение лица напарника, тут же перестает улыбаться и мгновенно возвращается к работе.
Когда Алек переводит взгляд на соседний стул, там все еще сидит не кто иной, как Джейс. Типа сидит. Точнее, он там не сидит — его здесь вообще нет. Будь он в Нью-Йорке, а не в голове Алека, Радж бы точно его увидел. О, нет.
— Даже не знаю, означает ли это, что я схожу с ума, — как можно тише, чтобы не услышали коллеги, бормочет Алек. По непостижимой для него причине Джейс улыбается, и Алек тут же решает, что ему из принципа не нравится его улыбка.
— Я тоже рад снова видеть тебя, — смеется Джейс. Алека нервирует, что сегодня он кажется веселее и спокойнее, чем во время их первого разговора. Он ведет себя уверенно и нагло, а не рассматривает неловко Алека через зеркало. Алек пытается сосредоточиться и дописать еще пару слов в отчете, но этому не бывать. — Я все думал, когда же вернусь. Все еще пытаюсь понять, как это работает, знаешь ли.
— Понять, как это работает? Ты галлюцинация, — шипит Алек сквозь зубы. Он старается не смотреть слишком долго в сторону Джейса, чтобы не попасться за разговором с пустым стулом.
— Да нет. Как оказалось, не галлюцинация. Поверь мне, я сначала тоже принял тебя за нее. Но все намного сложнее. Можно контролировать перемещение. Выбирать кого увижу и когда. Требуется время, чтобы научиться, но у меня прирожденный талант. Прикинь, да? — А потом его осеняет: — Я единственный, с кем ты виделся, да? Точно. Это многое объясняет. Ты еще не познакомился с остальными. Ты действительно думаешь, что я галлюцинация. Но ты отлично справляешься, приятель.
— Что за чушь ты несешь? Полная ерунда.
— Эй! — громко возмущается Джейс. Алек резко поднимает голову и оглядывается по сторонам, но никто даже не смотрит в его сторону. Похоже, действительно он один видит Джейса. — Послушай, я просто пытаюсь во всем разобраться, ясно?
— О да, ты явно знаток, — холодно бросает Алек. Не замечая сарказма, Джейс переставляет стул ближе, упирается локтями в колени и наклоняется к нему.
— Это не в твоей голове, Алек. Точнее в ней, но все иначе. Это типа связи, что ли. Есть еще четверо, — заговорщически шепчет Джейс. Он оказывается так близко, что Алек мгновенно отодвигается. — Тех, кого я посещал, кроме тебя. Саймон — сейчас он в Германии, у него музыкальное турне с группой что ли. А еще есть Клэри. Она художница. Живет в Сиэтле. Горячая штучка. Офигенно горячая штучка…
Алек закатывает глаза, и Джейс тут же возвращается к теме.
— А еще парень по имени Рафаэль. Мне кажется, он из Мексики, хотя он этого и не говорил. Точнее он вообще мало говорил. Ворчливый хмырь. Прямо как ты. А еще — Магнус, который… ну-у… Магнус.
— Знаешь, мне не составит труда просто проигнорировать тебя. Вполне вероятно, ты все же врешь. Или я вру, так как, по сути, разговариваю сам с собой. Черт. Ну, класс.
— Но ты ведь этого не сделаешь, — нахально ухмыляется Джейс. — Саймон и Клэри встретились первыми. Думаю, ты скоро с ними познакомишься, если эта… эта штука словно сеть, связывающая нас. Уверен, так оно и есть. Это имеет смысл.
«Прекрасно, — думает Алек. — Я все же схожу с ума. Мама будет в восторге».
— Чем дальше — тем лучше, — говорит он. Джейс похлопывает его по плечу, и Алек замирает, потому что происходит нечто странное. Он ощущает прикосновение, силу и теплоту его рук, и это ужасно, ужасно обескураживает. Потому что Джейса здесь нет, но Алек все равно воспринимает его, не только физически, но реалистичнее, отчетливее, сильнее, чем что бы то ни было в повседневной жизни.
И когда тот прикасается к нему, словно они знакомы всю жизнь, Алек чувствует, будто это действительно так. И хотя Джейсу еще только предстоит заслужить право вести себя настолько фамильярно, Алек не испытывает неловкости и не ощущает неправильности происходящего. Однако внутренне он и возмущен таким положением вещей.
«Какая четкая галлюцинация», — думает он.
Но не произносит этого вслух.
Из тех, с кем можно было бы спонтанно сгенерировать телепатическую связь, Джейс Вэйланд не самый худший, но для Алека все же ужасный вариант. Он быстро понимает, что все это не банальная галлюцинация. Но еще быстрее осознает, что Джейс та еще заноза в заднице, учитывая его склонность к развлечениям в самое неподходящее время. Их разделяют шесть часов, и когда Алек дежурит, Джейс отрывается и цепляет девчонок в одном из ночных клубов Лондона.
И это отнюдь не весело. Алек частенько ощущает, как вибрируют под кожей басы, как болит голова от невидимых световых вспышек, как наливается жаром низ живота, когда Джейс занимается сексом, а Алек, при всем уважении, не хочет заниматься этим с ним. Отчасти именно последнее помогает ему поверить в слова Джейса, потому что Алек в жизни не стал бы галлюцинировать о девушках.
Все это накапливается до тех пор, пока, ворочаясь в кровати однажды ночью, он не обнаруживает лежащего рядом Джейса. Алек давно перестал вздрагивать от его внезапных появлений и исчезновений, но такое бесцеремонное вторжение в личное пространство все же чересчур.
— Ты что, издеваешься? — бросает он. Глядя на его сытую улыбку, Алек испытывает отвращение.
— Неа, — говорит Джейс, растягивая гласные. — Знаешь, ты всегда можешь отплатить услугой за услугу.
— Мне не нравятся девушки.
— Я не против поэкспериментировать, — пожимает плечами Джейс. На его коже блестят капельки пота, он плутовато и нагло улыбается. — Странно чувствовать это через связь? Уверен, что странно.
— Бесит, — говорит Алек и закрывает глаза, пытаясь игнорировать Джейса. Не срабатывает: тот все также лежит рядом, когда он открывает их вновь. — И очень неудобно.
— Возбуждаться на работе?
— Заткнись.
— Хех.
Алек со вздохом переворачивается на бок, матрас протестующее скрипит, а сломанная пружина упирается в бок. Он взбудоражен, переполнен энергией и не может лежать смирно, как бы ни убеждал себя, что через два часа ему заступать на раннюю смену. Спал ли он с момента ухода Джейса? Ярко-красные цифры будильника раздражают. До рассвета еще далеко, сквозь жалюзи проникает оранжевый свет фонарей за окном и расчерчивает полосами постель Алека.
— Джейс, — стонет Алек в подушку. — Пожалуйста, вали спать.
Но ответом ему тишина. Недовольство и раздражение накапливаются, словно снежный ком, его распирает от отчаяния — он с досадой сжимает кулаками простынь.
Алек злится и сердится из-за того, что злится, потому что знает: это не его чувства. Хочется просто уснуть, вместо этого он кипит от негодования и понятия не имеет почему.
Может быть, Джейсу дала от ворот поворот девушка, которую тот подцепил. «Так ему и надо», — горько думает Алек.
Он скидывает одеяло и раздражается еще больше, запутавшись в нем ногами, бурчит, неуклюже встает с кровати и вздрагивает, когда скрипит пол.
Странное дело: вроде бы злишься, но при этом не испытываешь никакого запала. Каждый шаг дается с трудом, мышцы сводит от напряжения, и Алек до боли стискивает зубы. Подходит к окну, открывает жалюзи и смотрит на улицу. Какая-то часть его хочет смять мир в комок, словно бумажный лист, и зашвырнуть в мусорное ведро. И если это не эмоциональная взбудораженность, то Алек умывает руки.
— Джейс. Хватит, — шипит Алек, но чуда не происходит. Джейс не появляется, чужие эмоции остаются. Он стоит у окна до рассвета, добела вцепившись пальцами в подоконник. С первыми лучами солнца его отпускает, и он понятия не имеет, что это было.
Несмотря на все опасения, Джейс Вэйланд оказывается хорошим парнем. Пару недель спустя Алек с неохотой готов признать, что Джейс добрый, верный и заботливый. Но он ни в коем случае не собирается озвучивать это вслух. Алек с трудом заводит новых друзей: его круг общения ограничен Изабель, семьей и коллегами в участке, но общение с Джейсом дается на удивление легко. Он понятия не имеет, что происходит; поддерживать разговор всё ещё тяжело — тут дело в самом Алеке, но когда Джейс ошивается рядом, нет никакого дискомфорта.
В конечном счете, Джейс узнает ряд прописных истин. Алек безоговорочно любит сестру; он любит родителей, но с рядом оговорок, и испытывает старомодное чувство долга по отношению к ним, от которого никак не может отмахнуться; он не признается открыто, что гей, поэтому ситуация с родителями весьма щекотливая. Джейс хмыкает и кивает, но быстро понимает: ему придется приложить усилия, чтобы узнать что-то еще.
Джейс болтает за двоих, но не раздражает, не то чтобы Алека это волновало. Он словно работает с постоянно включенным радио: периодически выпадает из разговора, а еще чаще абстрагируется от того, что чувствует Джейс, и это помогает сконцентрироваться. Он учится не реагировать на появление Джейса, когда рядом находятся Радж или Иззи, или кто-то из старших офицеров. Алек Лайтвуд не попадает впросак.
Судя по всему, Лондон отличное место. Джейс рассказывает о перипетиях на личном фронте и просто о жизни, о том, как продвигается его новая программа тренировок. Он безусловно хороший тренер и мастер своего дела, поэтому, когда приближается очередная сдача физических нормативов, наплевав на гордость и скептицизм, Алек спрашивает его совета. Джейс воодушевляется и на протяжении недели появляется в комнате Алека ровно в шесть утра, чтобы подправить его программу тренировок: развить сильные стороны и подтянуть слабые.
В ответ Алек разрешает Джейсу пострелять в тире. Но только когда он абсолютно уверен, что они одни и никто не удивится внезапной неспособности Алека поразить мишень.
Что бы это ни было, откровенно говоря, Алек справляется весьма неплохо. Они оба не понимают, что происходит: Алек полон сомнений и настроен критически, Джейсу определенно не хватает серьезности. Иногда Джейс принимается разглагольствовать о всяких теориях — похоже, он обсуждает эту тему с другими в своей голове чаще, чем с Алеком. Но все же к этому достаточно легко привыкнуть.
Алек всегда внимателен в общественных местах, поэтому никто и никогда не застает его разговаривающим с самим собой или общающимся с воздухом. Он никак не реагирует, когда Джейс возникает из ниоткуда. И, удивительное дело, ему удается все скрыть от Изабель, которая ни разу и не заметила его ночные бдения.
Все хорошо. Конечно, не идеально, но он совершенно точно способен с этим справиться. Никто не узнает. Он может вести себя как нормальный человек.
А потом появляются остальные.
Проходит месяц с момента, когда он впервые встретил Джейса в зеркале в ванной. За это время Алеку ни разу не пришло в голову, что подобным способом он может познакомиться с кем-то еще.
На самом деле, ужасное везение, что все случается дома. Потому что от неожиданности он роняет на пол кружку, и та, разлетаясь осколками по всей комнате, заливает кофе начищенные ботинки.
Посреди гостиной стоит перемазанная в краске рыжеволосая девушка и улыбается, сморщив нос.
— Привет, — здоровается она, прежде чем Алек успевает собраться с мыслями. — Ты Алек, да?
— О, Господи.
— Меня зовут Клэри, — говорит Клэри, потому что перед ним очевидно никто иная как Клэри, студентка художественной академии из Сиэтла, которая так нравится Джейсу. Алек не думал, что она действительно существует. Ну что уж теперь.
Она подходит к окну и наслаждается теплыми лучами послеполуденного солнца, пробивающимися между небоскребами.
— Ты живешь в Ньй-Йорке? Всегда хотела тут побывать. По правде коплю на поездку. Хочу сходить в Метрополитен-музей.
Она оборачивается и мило улыбается. Алек всё ещё неподвижен.
— В Сиэтле дождь. — И стоит ей договорить, как Алеку чудится запах мокрой листвы и сырой земли. Он старается абстрагироваться от этих ощущений. — Удивительно, насколько все по-разному, хотя мы и живем в одной стране. Мне кажется, только мы с тобой земляки.
— Потрясающе, — отвечает Алек. Его бесит, что он может говорить только односложными предложениями, а еще он мечтает, чтобы эта незнакомка (Клэри ведь отнюдь не незнакомка, да?) убралась из его квартиры и головы.
Она снова улыбается, слишком радостно на его вкус, и поворачивается к окну, весело покачиваясь с пятки на носок. Алеку тяжело с жизнерадостными людьми — ему за глаза хватает Джейса и Изабель и точно не нужен кто-то еще.
Но похоже, ему не повезло. Он тяжело вздыхает, на секунду прикрывает глаза и после короткой передышки начинает снова. Он может вести себя вежливо. И хотя родители не сумели воспитать его как следует, они по крайней мере привили ему манеры.
Возможно, стоит попытаться — все остальные варианты он уже испробовал.
— Джейс говорил, ты учишься в художественной академии? — обреченно спрашивает он, смирившись с тем, что теперь это его жизнь.
Заслышав имя Джейса, Клэри оживает. Она наклоняет голову, улыбается и щурится.
— Ага. Доучиваюсь последний год. Надеюсь поступить в магистратуру в следующем. Может быть, перееду куда-нибудь под солнышко. Например, сюда? По крайней мере, не придется тратиться на перелеты, чтобы осмотреться. — Она робко улыбается. Алек закатывает глаза и садится на диван.
— Чувствуй себя как дома, — ворчит Алек, но быстро спохватывается, что, как и в случае с Джейсом, его новая телепатическая подруга не замечает сарказма.
Не переставая улыбаться, Клэри пересекает комнату и присаживается рядом. Алек разглядывает ее, пытаясь понять, почему Джейс называет ее красивой. «Наверное, в ней что-то есть», — размышляет он и поспешно качает головой. Ну нет. Он не собирается разбираться в том, о чем думает Джейс.
— Значит, ты полицейский, — говорит Клэри. — Круто.
— Наверное.
Он замолкает. Чувствуя на себе его изучающий взгляд, Клэри нервно теребит край футболки. Алек прищуривает один глаз и хмуро смотрит на нее, пока она не заговаривает снова.
— Ты много экспериментировал? — спрашивает она. — Джейс рассказывал, вы пробовали пару раз. У тебя с ним больше общего, чем у меня. Но было круто, когда я впервые врезала с ноги по груше в тренажерном зале. Я раньше никогда не была в тренажерном зале. Это все Джейс.
Алек пожимает плечами. Он давно понял, что ментальная связь означает и разделение способностей, и да — это полезно. Алек в хорошей форме, но Джейс — в отличной, и Алеку грех жаловаться, что он может этим пользоваться. А еще Джейс самоуверенный, упрямый и настолько обворожительный, что может очаровать практически кого угодно. И да, Алек ему завидует.
В то же время Алек не уверен, что Джейс смог позаимствовать хоть что-то у него. Даже в лучшие дни он не считает себя каким-то особенным и интересным. Какой талант можно перенять у него? Умение затаить обиду?
— Что тебе надо? — спрашивает Алек, переходя прямо к сути. Он не в настроении тянуть резину.
Клэри хмурится, но похоже, так просто от нее не отделаешься. Класс! На одного упрямца в его голове стало больше. Быть может, поэтому их и притянуло друг к другу.
— Я просто... — начинает она и замолкает. — Я подумала, что мы могли бы узнать друг друга получше. Для меня ты последний. Я уже встречалась со всеми остальными. Магнус говорит, обычно кластер состоит из восьми человек. Так что ты мой номер восемь.
«Восемь», — мысленно ужасается Алек. Но вслух интересуется:
— Кластер?
— Ага, — кивает Клэри. — Группа из восьми человек, обладающая ментальной связью, как мы. Оказывается, это бывает чаще, чем ты думаешь. По крайней мере, так говорит Магнус. Он много рассказывает и самый умный из всех, кого я знаю. Это сложно понять, а еще сложнее поверить, если ты не в теме.
Алек гадает, этот завуалированный камень в его огород или нет?
— И… как это работает? — медленно спрашивает он.
— Я не разобралась до конца, — признается Клэри. — Это своего рода ментальная и эмоциональная связь, которая формируется через… кажется, это называется псиллиум. — Она постукивает указательным пальцем по лбу, и Алек молчит о том, что теперь она вся перемазана в синей краске. — Своего рода нервная система. Часть мозга? Не уверена. Я завалила биологию в школе.
Алек размышляет над ее словами, но приходит к выводу, что не узнал ничего нового. Обо всем этом он уже думал, задаваясь вопросом «какого черта происходит». Это ничего не меняет: Клэри все еще здесь, Джейс частенько появляется, а он так и не сумел разобраться, почему все это началось и как это прекратить. Если конечно, он хочет это остановить. Он совершенно точно уверен, что хочет. Совершенно точно. Так?
Алек складывает руки на груди и хмурится сильнее.
— Значит всего восемь. Нас восемь?
— Да, — улыбается Клэри. — Я, ты, Джейс, Саймон. Он классный. Мне он очень нравится. Мне кажется, Джейсу тоже. Они частенько навещают друг друга. Ну а еще Рафаэль, Майя, Лидия. И, конечно же, Магнус.
— Я видел только тебя и Джейса, — бормочет Алек.
Он совсем не обижен. Естественно, ему нравятся покой и уединение, но похоже, он единственный, кто еще не встречался со всеми. Кто б сомневался. Может, с ним что-то не так. Это было бы не в первый раз.
Ну да, именно его удивительная ментальная связь оказалась сломанной.
— Мне кажется, у всех все происходит по-разному, — говорит Клэри. — Мы с Саймоном были знакомы задолго до того, как я встретила остальных. Это было типа секрета для двоих, а потом… секрет стал не только для двоих.
Она снова морщит нос и улыбается. Похоже, ей и правда нравится этот Саймон, кем бы он ни был. Алек заранее решает не прислушиваться к ее мнению.
— Ты кому-нибудь рассказывала? — меняет тему Алек. — Кто-нибудь знает… знает о… — Не в силах подобрать слов, он пытается изобразить жестами что имеет в виду.
— Моя мама и отчим Люк. Мама из этих современных хиппи, так что восприняла все отлично. С Люком было сложнее. Он полицейский, как ты. Но когда я ни с того ни с сего заговорила с ним на чистом немецком, он сдался.
— Немецкий?
— Саймон сейчас на гастролях в Германии, — покорно объясняет Клэри. — Я не говорю на немецком. Точнее теперь говорю. Ну и ты тоже.
— Хм. — Он вспоминает собственный недоученный испанский, который родители пытались вдолбить в него в детстве и который ему никогда не давался в отличие от Иззи, и размышляет, могут ли все эти люди в его голове воспользоваться и им тоже.
— А ты рассказывал кому-нибудь? Джейс говорил, у тебя есть сестра.
— Нет, — резко бросает Алек. Клэри вздрагивает. — Нет, я просто… Нет.
Не то чтобы он не думал об этом, но… как можно объяснить, что слышишь голоса в голове и не угодить в психушку? Алеку хочется надеяться, что Иззи поймет его, но в то же время он боится, что если узнает она, то узнают и другие, а ему не хотелось бы, чтобы подобные слухи дошли до родителей.
Конечно, Иззи сохранит секрет, если ее попросить (родители до сих пор не в курсе, что ему нравятся исключительно парни), но Алек не из тех, кто может легко открыться.
Похоже, Клэри его замкнутость не беспокоит.
— Все нормально, — ласково говорит она. Алек снова хмурится, но Клэри безусловно из числа наивных оптимистов, которые так его раздражают. Он надеется, что разбросанные по свету остальные пятеро не такие жизнерадостные. Иначе это будет катастрофа. — Это твой выбор. Я не собираюсь уговаривать тебя. Я рассказала родителям, потому что хотела, но знаю, что Рафаэль не признавался никому. Кроме Бога. Он говорит, для него этого достаточно.
Алек слышит, как звякает ключ в замке. Он знает, что это Изабель, а еще он знает: она не может увидеть или услышать, или понять, что здесь Клэри или кто-то другой из его новых знакомых, но все равно с ужасом смотрит на Клэри.
— Это Иззи, — поясняет он. — Мне надо… ты должна…
— Алек! — кричит Иззи из прихожей. — С кем ты разговариваешь? У нас гости? Радж? Он мне нравится!
Алек быстро хватает пульт и включает телевизор. Клэри с интересом наблюдает за ним, не исчезая в данной ситуации в отличие от Джейса. Она переводит взгляд на все еще залитый кофе пол и вопросительно поднимает бровь. Его волнение ее определенно забавляет.
— Ни с кем! — отвечает Алек. К счастью, Изабель не замечает его нервозности. Радостно улыбаясь, она вылетает из-за угла с кучей покупок. — Просто… просто телек.
— Отлично. — Иззи тут же бросает пакеты на пол. — Потому что я пошутила. Терпеть не могу Раджа. Хватит приглашать его в гости. Никогда не встречала никого скучнее, хотя живу с тобой!
Алек закатывает глаза, а сидящая рядом Клэри тихонько смеется.
Его жизнь становится все абсурднее. И очень-очень быстро.
Алек вполне может представить мир, в котором он бы с легкостью подружился с Джейсом, но не с Клэри Фрэй. А вот мир, в котором Джейс встречается с Клэри — нет, никак нет, сто процентов нет.
Алек почти ни с кем не встречался, и Иззи постоянно напоминает, что ему стоит уделять больше внимания личной жизни, но наблюдать за попытками Джейса флиртовать — это как смотреть на аварию в замедленной съемке. Алек не знает и не хочет знать (ну только если это поможет избавиться от этих двоих), почему они оба здесь с ним, когда он, черт побери, пытается работать.
Он сидит в патрульной машине, барабаня пальцами по рулю, и ждет, когда Радж вернется из Старбакса с их пятым кофе за день. А Джейс и Клэри, не затыкаясь, болтают на заднем сидении.
Все началось с того, что им обоим захотелось прокатиться в настоящей полицейской машине. Алек поворчал, но согласился. И теперь жалеет об этом. Не то чтобы он скрывал, чем занимается ежедневно, ему действительно все равно. Большая часть времени проходит в машине с Раджем, где они попивают кофе в ожидании вызова по рации. И когда Джейс и Клэри наконец понимают, что у Алека самая обычная работа, то переключаются друг на друга.
И это отвратительно.
Каждый раз, когда Клэри громко и весело смеется, Алек сжимает руль сильнее. А стоит Джейсу отмочить очередную плоскую шутку — стискивает зубы.
Никогда и ни за что на свете, ни в этой жизни, ни в любой другой он бы не подписался на роль третьего лишнего в их дурацких отношениях. Клэри вообще себя слышит? А Джейс? Явно нет.
Господи, спаси его.
— Madre de dios, — раздается голос с пассажирского сидения. Алек не подскакивает. Он чертыхается. И ударяет кулаком по клаксону, тем самым распугивая стаю голубей. — И с этим тебе приходится постоянно мириться?
— Рафаэль! — улыбается Клэри и, позабыв о Джейсе, наклоняется между сидениями.
Мужчина, появившийся на месте Раджа, хорошо одет: на нем темный костюм и темная рубашка без галстука, но с запонками, поблескивающими серебром под солнцем Нью-Йорка. Выглаженные брюки выглядят дорого, а темные волосы тщательно уложены. Он окидывает Алека невозмутимым взглядом, а затем отворачивается и принимается рассматривать особняки Верхнего Ист-Сайда.
Как правило, первое впечатление очень важно для Алека. Иззи говорит, у него отлично получается оценить человека при первой встрече. Рафаэль хмурится и молча расправляет манжеты пиджака, а у Алека крутится только одна мысль: «Слава Богу, не все такие, как эти двое».
— Знаешь, я как бы у тебя в голове, — замечает сидящий на заднем сидении Джейс. — И прекрасно слышу, о чем ты думаешь, Алек.
— Заткнись.
Рафаэль Сантьяго — будущий пастор из Мехико, что весьма насмешило Джейса, когда он впервые услышал об этом, и до сих пор не перестает его забавлять. Клэри добросовестно рассказывает Алеку, что вообще-то Рафаэль приехал из Пуэрто-Рико. Хотя она до сих пор пытается разузнать у него, почему он решил перебраться в Мексику.
Как и говорил Джейс, Рафаэль замкнутый, что весьма импонирует Алеку. Каждый раз, когда он появляется, а случается это редко, то выглядит так, будто мечтает оказаться где-нибудь подальше.
И все же он наведывается, и Алек не собирается расспрашивать зачем и почему. Он испытывает чувство солидарности. Ничего не меняется даже, когда однажды Иззи возвращается домой во время визита Рафаэля, и Алек замечает, как тот на нее смотрит.
— Асексуальный, но не слепой, — пожимает плечами Рафаэль.
Алек не находит себе места весь вечер, пока Рафаэль не решает, что с него хватит наблюдений за Иззи, и не исчезает, не попрощавшись.
Он продолжает недовольно ворчать, пока сестра не одергивает его:
— Алек, что ты там бормочешь по-испански?
И он может лишь промямлить что-то маловразумительное в ответ.
Рафаэль не любит распространяться о своей жизни. Алек знает, что он очень печется о вере и церкви, всегда безупречно одет и считает Джейса нахалом, но на этом все.
— Он просто очень скрытный, — говорит Джейс, когда Алек едет в метро через весь город. Алек нарочно не смотрит на Джейса — скорее всего, он встретится взглядом с каким-нибудь незнакомцем, а это табу в общественном транспорте Нью-Йорка. Поэтому он поднимает голову и принимается разглядывать карту метро, которую знает, как свои пять пальцев. — И я уважаю его желание.
«Ну да», — закатывает глаза Алек.
— Его сложнее всего посещать, — как ни в чем не бывало продолжает Джейс. — Он прекрасно освоил, как блокировать других, когда хочет, чтобы его оставили в покое. Это конечно здорово… но в Мексике так классно. Намного теплее, чем в Англии. Бывал там?
Не намеренный разговаривать с самим собой, Алек качает головой и ищет в кармане наушники и мобильный, чтобы изобразить телефонный разговор.
— Нет, — говорит Алек в микрофон, надев наушники. Никто даже не смотрит в его сторону. — Ни единого визита.
И речь отнюдь не о поездке на выходные или отпуске. «Визит» — термин, который он подхватил от Джейса. Момент, когда кто-то из них объявляется в голове другого. Джейс, Клэри и даже Рафаэль частенько наносят ему визиты, но Алек еще ни разу не был ни у кого из них. Он понятия не имеет, как это делается.
— Там круто, — пожимает плечами Джейс. — Мне потребовалось много времени, чтобы посетить Рафаэля. Майе и Лидии тоже. Саймон — единственный, кому удалось с первого раза. Ну, кроме Магнуса, конечно же.
Алек кривится, и Джейс воспринимает его реакцию как досаду. Чем она, скорее всего, и является.
— Все еще только мы втроем, м? — спрашивает Джейс.
— Да, — односложно отвечает Алек.
— Думаю, остальные тебе понравятся. Ну, кроме Саймона. И Майя… ну это… Майя. Но Лидия точно понравится. А что касается Магнуса… он вообще нечто. Все они очень ждут встречи с тобой.
— Да?
— Ага, — улыбается Джейс и толкает его плечом. — Ты классный. И умный. И заботливый, хотя и притворяешься засранцем. Вы с Лидией будете взрывной смесью! А может и нет. Для взрыва нужна какая-то реакция. Вы же скорее начнете обсуждать, в какой оттенок серого лучше покрасить гостиную.
Алек фыркает, но чувствует, как губы сами собой складываются в улыбку, и поспешно одергивает себя.
— Я посоветовал им найти тебя на фэйсбуке, — добавляет Джейс. — Старый добрый способ, но Магнус сказал, так неинтересно. Магнус вообще говорит много глупостей. Уверен, он давно пробил всех нас и собрал подробное досье на каждого.
Иногда Алек думает о других. Размышляет, где они живут, чем занимаются, как справляются со сложившейся ситуацией. Может, кому-то из них не повезло с родителями, кто-то живет, пытаясь оправдать чужие ожидания, а кто-то страдает от запретной любви. Хоть убей, но ему любопытно. И Алек считает, это нормально, учитывая, как трепещет сердце всякий раз, когда Джейс рассказывает о них. Это отвратительно. Он не должен тревожиться о людях, которых ни разу не встречал.
— Все вы часто жалуетесь на Магнуса, — говорит Алек. — Уверен, он в восторге.
— Еще бы, — улыбается Джейс. — Он крутой и умный, и ворчливый, особенно с бодуна. Прикинь, а?
Самый замечательный побочный эффект возможности слышать голоса в голове заключается в том, что Алек еще ни разу не смог как следует выспаться ночью. И под «замечательным» Алек, конечно же, имеет в виду «хуже некуда».
Бессонница — ужасная подруга. Она делает нас уязвимыми, необъяснимо беззащитными. От нее не спрятаться и не скрыться. Это случается достаточно часто: он просыпается в комнате, окрашенной бледными цветами предрассветных сумерек, — легкие словно сжимает невидимая рука, заталкивая все эти странные ощущения прямо в горло, заставляя распробовать их. Алеку хочется увернуться.
Поначалу он не может объяснить, что происходит. Возможно, просто его восприимчивость сильнее в три часа ночи, когда в глухой темноте одиночество накатывает особенно остро. Может, не отвлекаясь на свет, звук и остальных, ему действительно проще почувствовать.
Однако эта гипотеза скоро разбивается. Алек вынужден признать, что просыпается из-за чужих эмоций, а на подобную эмпатию он никак не подписывался. Он прекрасно владеет раздельным мышлением. Поэтому когда печаль и одиночество, злость и сожаление расцветают открытыми ранами на коже, внутри у него все переворачивается.
Ощущения бьют через край. Захлестывают словно волны, и он никак не может толком проснуться, чтобы противостоять им.
Сегодня снова одиночество. Это стало уже привычкой, но Алек все равно не готов к тому, как ухает куда-то вниз желудок, оставляя после себя зияющую пустоту. Это совсем не то одиночество, которое обычно стискивает грудь Алека. Это постоянная тупая боль, терзающая и выматывающая.
И это точно не Джейс. Эмоции Джейса — острые, сильные и легко предсказуемые. Джейс думает простыми, неясными образами, его чувства подобны вспышкам на солнце. Эмоции Клэри — непоколебимые и своенравные, а Рафаэля — цельные и незыблемые.
Значит, это кто-то другой. Алеку грустно, что где-то там кто-то так часто переживает столько всего. Наверное, это утомительно. Эмоции всегда яркие, багряные и синие, они покрывают Алека с ног до головы и душат.
Он лежит с открытыми глазами в темноте, сложив руки на животе, и сосредоточенно дышит. Он понятия не имеет, как бороться с этой загадочной усталостью. Ужасно хочется задать вопрос: желание спросить, словно торчащая из любимого свитера нитка, которую никак не можешь перестать теребить.
— Кто здесь? — не выдерживает Алек. В ответ тишина. Но ему все равно кажется, что они знакомы.
Алек признался, что гей, когда ему было восемнадцать. До этого он целых шесть лет молча страдал в одиночестве. Когда он рассказал Иззи, стало получше. Намного лучше. Как же хорошо, наконец, поговорить с кем-то, спустя столько лет.
Но вообще Алек человек одинокий. Его это не беспокоит — работа не дает ему скучать, а долгие смены настолько выматывают, что обычно он засыпает сразу после ужина. Он живет вместе с Изабель. И ему это нравится, даже когда поутру он вынужден поддержать неловкую беседу с оставшимся на ночь ухажером Иззи. Родители гордятся, что он пошел по стопам отца и стал полицейским. И, наверное, это неплохо. Он оправдывает надежды. Это означает, что они все еще звонят по воскресеньям в одиннадцать, чтобы узнать, как его дела.
А вот друзья — совсем другое дело. Бойфренды тоже. Иззи давно махнула на него рукой. Хотя иногда она все же обращает его внимание на симпатичного парня в ресторане или в метро и, пихнув локтем в бок, ждет реакции. Чаще всего он просто закатывает глаза в ответ.
Социализация дается Алеку с трудом. Флирт дается ему с трудом. Пустая болтовня определенно дается ему с трудом. Иззи все списывает на то, что он неприступный и холодный и так далее.
Алеку тяжело, потому что он боится открыться. Он никогда в этом не признавался, но предпочел бы оставить при себе многие мысли: о симпатичных парнях, о страхе, что родители могут от него отречься, о работе, которую так и не полюбил до конца. А ещё склонность постоянно сомневаться, неуверенность в себе, заниженную самооценку и мечты стать лучше. Алеку не хочется сваливать проблемы на других.
Поэтому связь с остальными — одновременно благословение и проклятие.
Благословение, потому что теперь все эти люди могут оказаться рядом, стоит лишь щелкнуть пальцами или моргнуть. Хорошие люди (в общем-то). Приятные люди (в общем-то). Люди, которые без предупреждения присядут рядом на диван, или на стул, или на пассажирское сидение машины и просто начнут говорить, чтобы скрасить его одиночество. И Алек не может побороть удивительное чувство тепла, которое испытывает всякий раз, когда это происходит. И чем дольше это продолжается, тем меньше ему хочется сопротивляться.
Пустая болтовня Джейса о клиентах из тренажерного зала, рассуждения Клэри о выпускном проекте, тихая молитва Рафаэля — все это успокаивает Алека. Какая-то его часть всегда придавала слишком большое значение словам. Он отчаянно хотел быть лучше других, оправдать чужие ожидания, заботиться обо всех, кто дорог. Он прожил на грани многие годы в постоянном страхе упасть в пропасть.
Но теперь он обрел покой.
Вроде как.
Ведь не может быть никаких секретов, когда в твоей голове находятся посторонние люди, особенно в случае с Алеком, который понятия не имеет, как контролировать эти визиты. Его немного нервирует, что разбросанные по миру незнакомцы знают о нем столько интимных вещей. Знают, как он вздыхает, отвечая на звонки родителей; знают, как тяжело ложится в руку пистолет, хотя он стреляет без промаха; знают с какой тоской и желанием он украдкой смотрит на всех этих парней, на которых обращает его внимание Иззи.
И это отнюдь немало.
Возможно, Алек уже не настолько одинок как до происшествия с зеркалом, но чувство одиночества, так или иначе, все еще с ним. Быть вынужденным раскрыть свои секреты другим не то же самое, что признаться кому-то во всем самому. Алек мечтает, чтобы в его жизни был кто-то, кто бы брал его за руку и радовался его появлению в комнате. Алек желает этого. Алек редко получает желаемое.
Джейс, как обычно, возникает из ниоткуда и замолкает на полуслове, заметив сгорбившегося на диване Алека, обхватившего голову руками. Он впервые видит его таким потерянным.
— Приятель, — зовет Джейс, вглядываясь в бледное печальное лицо Алека. — Что стряслось?
Алек издает нечленораздельный звук и наклоняется ниже, опуская голову между колен. Он чувствует, как прогибается диван, когда Джейс присаживается рядом, ощущает тепло ладони, когда тот успокаивающе касается его спины.
Вполне закономерно: чем чаще о чем-то думаешь, тем вероятнее оно произойдет.
Родители обо всем узнали. Десять минут назад? Час? Алек не помнит, с тех пор как он повесил трубку, все как в тумане. Он понятия не имеет, как так вышло, ни он, ни Иззи точно им не рассказывали. Да и какая теперь разница. Может, это был Макс. Неважно.
Главное, теперь они в курсе, что он гей, и не хотят его знать.
Он до сих пор слышит резкий холодный голос матери и не может подавить пронизывающую дрожь.
«Ты действительно собираешься так с нами поступить? Со своей семьей? С самим собой?»
Алек редко плачет, но кто-то в его кластере сопереживает ему так сильно, что он ощущает, как сдавливает горло от подступающих слез. Видимо, он должен найти утешение в чужом сострадании. Где-то там кто-то чувствует его боль и чертовски остро.
— Паршиво, — говорит Джейс, он явно не в своей тарелке. Скорее всего, он никогда в жизни не давал совета. Алек не винит его. — Ну и говнюки твои роди…
— Они собираются лишить меня наследства, — признается Алек. Он понятия не имеет, почему решается рассказать Джейсу, но стоит начать, как его прорывает. Надо выговориться, пока не стало хуже. — Не то чтобы… меня это волновало. Вообще не волнует, но… но.
Он с силой втягивает воздух и трет руками лицо.
— Они лишили наследства и Иззи, — продолжает Алек. — Потому что она знала. Держала все в секрете ради меня и не… Теперь они не хотят знать нас обоих. Они просто…
— Да пошли они, — говорит Джейс. — Серьезно, к черту их. Они уроды. Разве они могут так поступить? Тебе стоит переговорить с Магнусом, он адвокат. Думаю, он сможет рассказать тебе о твоих правах. У тебя ведь должны быть права, да? Магнус точно захочет поговорить с тобой. Могу дать тебе его номер, чтобы ты не ждал, или…
Алек чувствует себя несчастным. Действительно несчастным, и это мерзкое отвратительное ощущение. Ему бы хотелось, чтобы родители не имели столь сильного влияния на его жизнь. Но, увы, что есть — то есть. И из этого вытекает целый ряд других проблем. Алек думает об отце, который намного выше его по рангу, и как все это отразится на работе, или, быть может, отец сам воспользуется случившимся, чтобы подложить ему свинью. Он размышляет о деньгах. У него неплохая зарплата, но пару раз в год родители подкидывали денег, аренда в Верхнем Ист-Сайде недешевая. Возможно, теперь им с Иззи придется переехать. А потом он думает о работе, о работе, которую родители всеми силами навязывали ему, и мысли снова закручиваются в спираль.
У него нет на это времени. И терпения.
Он ведь должен отлично справляться с критическими ситуациями.
— Я хочу сказать… — Джейс все еще говорит, но последние несколько минут Алек его не слушает. Мысли скачут одна быстрее другой, сливаясь в белый шум, словно кто-то скребет ногтями по классной доске. — Сейчас много геев. Есть же всякий там гей-прайд и прочее. Там полно народу. И Нью-Йорк же довольно либерален, да? Я так слышал. Ты не должен винить себя, Алек. Поверить не могу…
— Джейс, чувак, ты делаешь только хуже, — раздается голос. Джейс и Алек поднимают головы. — Из тебя отвратительный Оби-Ван.
На кофейном столике сидит и улыбается лохматый темноволосый парень в перекошенных очках. С одной стороны — он ужасно раздражает, с другой — Алек благодарен за вмешательство. Иногда Джейс действительно понятия не имеет, что несет. Алек рад, что тот замолчал. Ему хочется побыть в тишине.
— Ты ведь знаешь, что я так и не посмотрел эти фильмы? Поэтому понятия не имею, о чем ты, — говорит Джейс Саймону, а это никто иной, как Саймон. Джейс смотрит на того почти так же, как и на Клэри: с нежностью и раздражением. Но Алек сейчас не в настроении разбираться в этом. — И вообще, я думал, у тебя вечером выступление. Что ты здесь делаешь?
— Услышал, как ты все портишь и решил вмешаться, — говорит Саймон, надменно вздергивая подбородок. Джейс ведёт себя как ребенок и гримасничает в ответ, но Алек не приглядывается.
Саймон пожимает плечами и опускается на корточки перед Алеком. Это унизительно, но Алек позволяет ему.
— Привет, Алек. Я Льюис. Саймон Льюис. Лучший телепатический друг и самый классный парень в кластере. Что бы Джейс ни наговорил обо мне — это вранье. Он просто завидует. Ясно? Ясно. Хреново, что так вышло с твоими предками. Любишь музыку?
Саймон говорит настолько быстро, что кажется, сейчас запутается в словах или прикусит язык. Алек медленно моргает, пытаясь переварить услышанное.
— Даже не начинай, — предупреждает Джейс. — Твоя музыка кошмар. Алек не хочет ее слушать. Я не хочу ее слушать.
— Наша музыка вовсе не кошмар, — в ужасе восклицает Саймон. — Ты не понимаешь. «Крепкая как камень Панда» открыла новое направление в нинтендокор, привнеся в него дух инди-рока. А учитывая твою персональную неприязнь ко мне…
— Я не понял ни слова из того, что ты только что сказал, — обрывает его Джейс. — И вообще я думал, вы называетесь «Конспирация Морского Овоща». Нельзя же менять название группы во время тура.
— Конечно, можно. Кто из нас двоих выступает в группе? Именно. Вот и я об этом.
Алек со стоном обхватывает голову руками, и они оба замолкают.
— Я не в настроении выслушивать все это, — ворчит Алек. Он ощущает себя так, словно кто-то играет на его спине в дженгу с настоящими кирпичами, а вся эта ехидная перепалка выводит его из равновесия. — Обсудите за дверью, а лучше… как можно дальше отсюда.
— Прости, приятель, — извиняется Джейс. — Но поверь, я делаю тебе одолжение. Музыка группы Саймона полный отстой. Тебе бы не хотелось ее слушать.
— Эй! Не верь ему, Алек. У Джейса самый отвратительный вкус из тех, кого я знаю…
— Саймон, — раздается суровый голос Рафаэля, и Саймон испуганно вскрикивает. Алек переводит взгляд на вновь прибывшего. Тот сидит, выпрямившись и положив ногу на ногу, в кресле, и выглядит таким же безразличным, как всегда. Алек снова опускает голову и прячет лицо в ладонях, надеясь, что они исчезнут и он останется наедине со своим горем. — Отстань от него.
— Да, Саймон, — подхватывает Джейс, но тут же замолкает под строгим взглядом Рафаэля.
Алек чувствует, как вновь прогибается диван и кто-то касается его спины маленькой тонкой ладонью, так не похожей на руку Джейса. Запах дождя пропитывает все вокруг, и, открыв глаза, Алек замечает сквозь пальцы рыжину.
— Все уладится, Алек, — говорит Клэри. — В случае если они бросят тебя, у тебя останемся мы. Мы тебя любим. Даже те, кого ты еще не встречал. Они так сильно любят тебя, что ты и представить не можешь.
Хотя слова Клэри немного успокаивают, Алек не озвучивает этого. Он разрешает троице остаться до прихода Изабель, которая тут же заключает его в медвежьи объятья и захлебывается извинениями.
Когда он лежит в кровати той ночью, на него снова накатывает уныние. Да, он расстроен, испытывает отчаянье и разочарование в себе и не только в себе, от чего его чувства становятся липкими и черными.
Но грусть, которую он ощущает сейчас, не его. Она синяя и серебряная и залита лунным светом. Это грусть того, кто находится очень-очень далеко, меланхоличная и тоскливая, словно говорящая «хотелось бы мне быть рядом с тобой». А возможно, Алек просто выдает желаемое за действительное.
Интересно, кто это. Ни Джейс, ни беспокойный Саймон не отличаются подобной чуткостью, для Рафаэля — слишком эмоционально. Возможно, это Клэри. Или кто-то из тех, с кем он еще не знаком.
Алек пытается разобраться в своих эмоциях. Он думает о родителях, о маме во время того телефонного разговора, о ее словах «поговорим, когда ты придешь в себя», и чувство разрастается. Он думает о вечных желаниях, несбыточных и упущенных; о человеке открытом и добросердечном, которого можно взять за руку, который всегда готов прикрыть его спину; и чувства обжигают, настойчиво покалывая золотом. «Однажды, — твердят они. — Когда-нибудь, я обещаю».
Похоже, он кому-то не безразличен.
После этого ситуация становится если не легче, то хотя бы терпимее. Рана еще не затянулась и иногда болит сильнее, чем следовало бы, и, бывает, Алек с трудом встает с постели по утрам. Бывает, ему чудится, что незнакомцы в метро смотрят на него, словно обо всем знают; бывает, на работе все идет наперекосяк, люди умирают в его смену, и ему кажется, виной тому тот факт, что он тот, кто он есть.
В такие дни он всегда не один.
Возможно, остальные заключили негласное соглашение, но как только у него один из этих отвратительных дней, кто-нибудь непременно появляется рядом и начинает болтать (Джейс), или напевать дурацкую мелодию (Саймон), или невзначай рассказывать, как прошел день (Клэри). Пару раз его даже навещает Рафаэль. Он просто молча сидит рядом, чтобы Алек не оставался в одиночестве.
Сегодня один из таких дней, когда сложно даже встать с постели, а тяжесть на сердце убивает. На кухне Алек застает за плитой Рафаэля. Он понятия не имеет, как такое может быть. Возможно, Алек готовит сам или просто наблюдает, как Рафаэль готовит где-то в Мехико. Но Алеку не хочется зацикливаться на этом, у него и без того болит голова.
— Привет, — угрюмо здоровается он. Что бы ни готовил Рафаэль, пахнет пряно и аппетитно, у Алека бурчит живот.
— Знаешь, Магнус злится, — с ходу говорит Рафаэль, переворачивая лопаткой то, что жарится на сковороде. — На твоих родителей. За то, что они сделали.
Алек бормочет слова благодарности, но по правде понятия не имеет, что сказать. Несмотря на частые упоминания и заинтересованность в жизни Алека, Магнус для него абстрактный человек. Приятно знать, что он думает об Алеке, но сочувствие незнакомца не утешает.
— Не он один, — бубнит Алек, еле переставляя ноги, подходит к кофемашине и, не глядя, нажимает кнопки.
— Его интересует, обсуждаешь ли ты случившееся с кем-то, кроме нас, — продолжает Рафаэль. Интонации в его голосе подсказывают, что тот мечтает оказаться где угодно, лишь бы не вести эту дурацкую задушевную беседу. Алек его прекрасно понимает.
— Все нормально, — врет он. — Я справляюсь.
Он не справляется. Точнее, не справляется как нормальный человек с нормальными человеческими отношениями. Он справляется в своем духе: раскладывает проблему по полочкам, игнорирует и двигается дальше, даже если весь мир разлетается вдребезги и вокруг свистят острые осколки. В этом ему нет равных: он мастер увиливать и заклеивать пластырем открытую рану. Ему не приходит в голову, что можно изначально избежать боли. Для него это нереалистично.
— Ну, ты можешь сам сказать ему об этом, — замечает Рафаэль, накладывая свою стряпню, и протягивает тарелку Алеку. — Вот. Ешь. Я хочу уйти.
Рафаэль отлично готовит. Намного лучше Иззи. Когда Алек говорит это, ему кажется, Рафаэль немножко улыбается. Совсем чуть-чуть.
Алек открывается Иззи. Он не собирался, но, похоже, если он падает, то разбивается серьезно, и наскоро залеченные раны начинают снова кровоточить.
Он говорит ей, как все паршиво. Что ему кажется, будто он снова признается во всеуслышание, что гей. Она кивает и крепко обнимает его. А потом они распивают бутылку вина и смотрят какой-то фильм, который Иззи записала на прошлой неделе на случай, если выдастся дождливый день.
В Нью-Йорке яркое солнце, но в Сиэтле идет дождь. И глядя в окно, Алек видит дождевые облака, низкие, серые и мрачные. Клэри стоит у окна и устало улыбается, и в свете люстры ее волосы пылают огнем.
— Я горжусь тобой, Алек, — говорит она, и Алек плотно сжимает губы. Иззи комментирует происходящее на экране, а он переводит быстрый взгляд на Клэри.
Алек готов признать, иногда она бывает вполне ничего.
Позже вечером он застает в своей комнате Саймона, тот сидит на кровати и наигрывает на гитаре. Алек еще не решил, как относится к Саймону, но Саймон явно из кожи вон лезет, чтобы ему понравиться. Точнее, постоянно путается под ногами.
— Привет, Алек! — Саймон поднимает голову и улыбается.
— Я ложусь спать, — бурчит Алек. Он вовсе не злится, по правде после разговора с Иззи даже чувствует себя намного лучше, но у Саймона талант пробуждать в нем худшие качества. И это всего за пару дней знакомства. Впечатляющий талант. — Слезай.
Саймон спокойно встает.
— Извини! Я пришел передать послание. От Магнуса! Магнус говорит, подумай о словах Рафаэля. Хотя я понятия не имею, о чем речь, а он мне не объяснил. И что он теряет терпение.
— От Магнуса? — переспрашивает Алек, замирая с покрывалом в руках. — Почему?
— Ну, ты же его знаешь, — пожимает плечами Саймон. — Ой… не знаешь. Он недоволен, что ты до сих пор не посетил его, и ему приходится узнавать все новости о тебе через нас.
— Вы докладываете ему обо мне? — Алек вскидывает бровь.
Саймон щиплет гитарную струну — по комнате разносится резкий фальшивый звук — и пожимает плечами. Он выглядит немного смущенным.
— Типа того, но… Магнус беспокоится, понимаешь? Уж такой он человек. Даже если он тебя не знает, то все равно переживает. Он поддерживал меня в тяжелые времена. Майю и Рафаэля тоже. Магнус типа нашего психиатра, наставляет на путь истинный.
— Ему не стоит беспокоиться обо мне, — бормочет Алек, но сердце в груди приятно трепещет. Он тут же одергивает себя. Саймон улыбается и пробегает пальцами по струнам, наигрывая аккорд.
— Конечно, стоит. У вас с ним связь, хотя ни ты, ни он ей еще не воспользовались. Вопрос времени…
Саймон замолкает, вглядывается во что-то, видимое лишь ему одному, и непонятно говорит по-французски.
— Ты знаешь французский? — спрашивает Алек.
-
-
27.05.2018 в 00:54-
-
27.05.2018 в 00:55-
-
27.05.2018 в 00:56-
-
27.05.2018 в 00:56-
-
27.05.2018 в 00:57-
-
27.05.2018 в 00:57-
-
27.05.2018 в 01:01-
-
27.05.2018 в 01:01-
-
27.05.2018 в 01:01-
-
27.05.2018 в 01:02-
-
27.05.2018 в 01:05-
-
27.05.2018 в 01:05-
-
27.05.2018 в 01:06-
-
27.05.2018 в 01:06-
-
27.05.2018 в 01:07-
-
27.05.2018 в 01:08-
-
27.05.2018 в 01:08-
-
27.05.2018 в 01:09-
-
27.05.2018 в 01:09-
-
27.05.2018 в 01:12-
-
27.05.2018 в 01:12-
-
27.05.2018 в 01:13-
-
27.05.2018 в 10:42-
-
27.05.2018 в 11:56Оформление просто замечательное! Но видео... Спасибо Нежности просто невероятное за это сумасшедшее видео. Это не видео, это трейлер фильма, который я всегда мечтала посмотреть. Сделано шикарно: темп, слова, голоса за кадром, подбор картинок. Это настолько цельная работа, что, даже зная, что все это разрозненные картинки и голоса, я не могу отделаться от мысли, что это трейлер фильма!
-
-
27.05.2018 в 13:59-
-
27.05.2018 в 16:34-
-
27.05.2018 в 20:23-
-
28.05.2018 в 00:51пасибо. заглушки прикольные
-
-
28.05.2018 в 13:36nover, спасибо за помощь!
сельский будда, это и моя любимая тема, очень долго ждала, когда кто-нибудь напишет этот кроссовер. Приятно слышать, что понравилось)
Гаретта, полностью с вами согласна, для меня в этом тексте тоже все идеально сложилось)
reda_79, вам, спасибо! Мы старались)
riika, мне кажется, тут тот случай, когда автор остановился вовремя. История с Кругом потянула бы еще тысяч на 50 и текст бы оказался затянутым. По сути тут история именно Алека, автор ее рассказал. А если появится желание, всегда можно сделать вбоквел с любыми героями или написать продолжение про Круг)
Спасибо, что прочитали.
-
-
28.05.2018 в 14:53Roleri, да, текст оправдал все ожидания. И он почти без "страдашек" ради страдашек, но с мои любимым конфликтом из "Sense8".
фальшивая нежность, какой шикарный клип вышел. И ложится то как
Меня сбили с мысли на оду всем работавшим, но знайте вы шикарны. Спасибо