Не трудитесь быть лучше своих предшественников или современников. Старайтесь быть лучше самих себя.(c)
Название: Magnetic
Иллюстратор: Рия Ареи
Автор: Kevat
Бета: TylerAsDurden
Пейринг/Персонажи: Себастьян Моргенштерн/Джейс Вейланд
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, психология, романс
Размер: ~13 000 слов
Краткое содержание: Близкие контакты. Джейс изливает душу, а Себастьян боится щекотки. Кофе, сливки, игрища, знакомство с родителями и большие планы.
Примечание/Предупреждения: 1. бладплей; 2. OST: Torn - The Fire and the Sea, Magnetic (The mortal instruments: City of Bones) - Jessie J.
Иллюстрация: 1 (заявочный арт)
Дом словно спустился со страниц каталога о «долго и счастливо». Респектабельный район в пригороде — для тех, кто переворачивает новую страницу жизни. Зелень, куда не кинь взгляд, представительные фасады и задние дворики за надежными заборами. Джейс крутит головой, все порываясь спросить с усмешкой, что они забыли в пижонском районе, полном молодых семей и благообразных пенсионеров. Сарказм булькает, как одно из зелий Магнуса, щедро приправленный чувством неуместности здесь, на улочке с вымытым асфальтом, в грязной одежде, с всклоченными волосами и после суток без душа, не прикрытых благополучно забытой руной.
Джейс помнит свое пробуждение: открыв глаза, он увидел разгорающееся рассветом небо, а повернув голову, встретился взглядом с Себастьяном. Они лежали на крыше какого-то здания, соприкасаясь мизинцами, разглядывая друг друга и улыбаясь чему-то вне логики и правил. Джейс впитывал тепло августовского солнца, а Себастьян дышал бархатной тьмой ночи. Когда утренний свет начал слепить, Себастьян взял его за руку, помогая подняться. «Идем», — кивнул он, и Джейсу нестерпимо захотелось пригладить растрепавшиеся волосы, словно стоя перед зеркалом. Он потянулся вперед, пальцами расчесывая сбившиеся пряди, как делал, опаздывая на свидания. Себастьян замер, прикрыв веки, никак не комментируя, позволяя, а после улыбнулся и повел за собой.
Себастьян касается его локтя и уверенно направляется к последнему на улице дому, стоящему чуть в стороне от остальных. Порывшись в кармане, достает не отмычку, а самый обычный ключ с брелком в виде розы ветров, которым открывает дверь. Зайдя внутрь, Джейс осматривается: свет, дерево и тот минимум обстановки, который плавает между необжитостью и удачным дизайнерским решением, — все совершенно не похожее на места, к которым он привык.
— Мы живем здесь, — говорит Себастьян просто и протягивает ключ.
— Хорошо, — отвечает Джейс.
Джейс замечает руну, когда приняв, наконец, душ подходит к зеркалу. Если события до пробуждения на крыше он едва помнит, то руны на своем теле знает наперечет. Новая находится на боку, под ребрами; ее черные росчерки отливают словно просачивающимся изнутри красным.
Как был, с обернутым вокруг бедер полотенцем, Джейс влетает в комнату Себастьяна, распахнув дверь без стука.
— Вот, — указывает он на руну.
Себастьян откладывает книгу, которую читал.
— У меня такая же, все в порядке, — произносит он стягивая футболку.
Джейс подходит ближе, присматривается: точь в точь, до последнего завитка. Повода для беспокойства нет.
— Мне кажется, я веду себя как идиот, — хмыкает он. Должно получиться легко, но выходит скорее нервно. Джейс чувствует себя осенним листом, бросаемым из стороны в сторону вихревыми потоками.
Себастьян внимательно на него смотрит и накрывает ладонью вызвавшую переполох руну. Прикосновение бьет под дых. Джейс замирает, захлебнувшись воздухом. До него постоянно дотрагивались: девушки, с которыми он спал, Алек, когда наносил руны, противники в пылу борьбы, Безмолвные Братья, залечивавшие серьезные раны. Сейчас подушечки пальцев чуть скребут по влажной еще коже — ни на что не похоже. Единственное реальное — якорь контакта, заземляющий, успокаивающий нервные трепыхания.
Себастьян наклоняется к его приоткрытым губам и, замерев в миллиметрах от касания, резко выдыхает теплый воздух.
— Дыши, — улыбается он.
Джейс начинает дышать, поняв, что вцепился в его предплечья, и отстраняется медленно, как во сне, переживая отголоски ощущений.
— Что это? — спрашивает он, не узнавая собственный голос.
— Это мы. Ты хочешь что-то изменить?
Нет. Джейс качает головой — ангелы, нет. Мелькает мысль отзеркалить жест, обвести руну на теле Себастьяна, поймать дрожь его тела, увидеть, как идет трещинами его контроль, но тот уже отстранился, натягивая футболку. Он идет одеваться, как у порога его догоняет:
— Я чувствую себя похоже.
Джейс кивает, то ли от того, что становится легче, то ли от того, что идиотов оказывается двое.
Одевшись в чистое и расчесав волосы, Джейс, наконец, чувствует себя способным собраться с мыслями. Он идет в комнату, которая, оказывается, принадлежит ему: светлая, солнечная, с огромными окнами — совсем не похожая на ту, что он занимал последние тринадцать лет. Содержимое одинокого шкафа, изученное перед душем, лаконично ограничивается парой смен белья и домашней одежды с еще не споротыми этикетками, все — вызывающе белое и бежевое. Раньше в его шкафу был лишь один белый костюм — для церемоний прощания, большую часть костюмной жизни проведший в чехле. Лелея чувство внутреннего противоречия, Джейс торжественно вешает на плечики свою черную, как сидение новенького харлея, куртку, после чего обшаривает всю комнату, включая матрас на кровати, но ничего примечательного, кроме чужеродной цветовой гаммы, не находит.
Устроившись на кровати, он пытается собрать картину последних суток, но фрагменты памяти раз за разом соскальзывают как нога с неустойчивой опоры. Большая часть походит на чужие фотографии: изображения, не вызывающие эмоций. Темноволосая женщина с затаившейся в уголках губ улыбкой склонилась над ним, занося странное стило... Раздается короткий стук в дверь: информируя, не спрашивая, и воспоминание оборывается. Себастьян подходит вплотную к кровати.
— Прекрати, — выдает он среднее между просьбой и приказом.
Джейс растерянно хмурится, осознав, что безотчетно обводил новую руну, вспоминая. Предположения начинают крутиться, как лопасти вентилятора, и стоит внимательнее вглядеться в недовольное лицо, вспышкой приходит озарение. Напоказ медленно потянувшись к руне, Джейс расплывается в самодовольной улыбке.
— Ты... боишься щекотки!
Себастьян наклоняется, смотря с явным обещанием исправить анатомию его руки, а Джейс, с внезапным дурашливым азартом, которым и в детстве не отличался, обхватывает его ногу, резко дергая на себя. Следующие минуты сливаются в возню переплетенных тел, победные вскрики и оханья. Заканчивается все по обоюдному согласию, порванной футболкой Себастьяна и ноющей скулой Джейса: раскрасневшиеся и растрепанные как воробьи, они валяются рядом, восстанавливая дыхания и посмеиваясь невпопад.
— Не боюсь, — поясняет Себастьян, словно разговор не прерывался, — просто неприятно, будто по тебе жук ползет. — И, закатив глаза, ворчит: — Точно, два идиота.
Джейс раздумывает, бодает его в плечо и отзывается уверенно:
— Нет.
Отчего-то это как угодно, но не глупо.
На третий день им явилась Лилит. Она по-домашнему устроилась в кресле стоявшем рядом с выведенной переплетением черных и белых линий пентаграммой, словно это было в порядке вещей. Джейс замер тогда на пороге, инстинктивно потянувшись к давно снятым ножнам. «Демон», — стучало в голове, вбитое годами тренировок. Шедший следом Себастьян коснулся напрягшейся спины и подтолкнул вперед — все хорошо.
— Это моя мама, — представил он царственно кивнувшую Лилит. — Мам, это Джейс, — словно их парные были руны нанесены не ее рукой.
— Познакомилась с соседями, — улыбнулась та в ответ. — Заглянули, пока вы спали. Принесли пирог с черникой. Считают, что вы друзья, недавно закончившие колледж и занимающиеся программированием. Слышала, это сейчас модно.
А она кто, их тетушка Мэй? Лилит поднялась, протянув руки. Высокая и элегантная, в аккуратном брючном костюме, она, стоило признать, вписывалась в окружающую обстановку как влитая. Одна из тех женщин-примитивных, чьи каблуки уверенно стучат по асфальту, когда они выходят на ланч из огромных стеклянных зданий, деловито смотря в телефоны, а вечером садятся за руль зеркально отполированных машин. Ей не нужны были руны и чары, чтобы сойти за свою, в отличии от Джейса.
Протиснувшись вперед, Себастьян шагнул в ее объятия.
С остывающим прикосновением на плече Джейс смотрел на них, ловя по мелким деталям чужую неловкость и скованность, словно этот простой жест им обоим в новинку, а обращения сродни инструкции. Выходило, не у него одного тут неоднозначное отношение к родительским объятиям. Они отпустили друг друга довольно быстро, и все же Себастьян явно тянулся к ней, королеве Эдома, прародительнице демонов и магов — единственному существу в мире, не пытавшемуся его убить или выгодно использовать. «А я пытался», — вспомнил Джейс, искоса поглядывая на них, чувствуя себя неловко, словно за компанию. Воспоминание отозвалось шквалом: гнев — на себя, обида — на Себастьяна, страх — за них. Страх — потерять иррационально важную общность, разрастающуюся внутри до размеров необходимости.
— Джейс.
Лилит подошла к нему, и тело инстинктивно сгруппировалась: скользяще треть шага назад, упор на левую ногу, немного отвести плечо — базовая стойка, готовность к защите и нападению.
— Как ты, Джейс?
Он нашел взглядом Себастьяна: тот стоял, словно погрузившись в собственные мысли.
— Нормально.
Что еще было ответить прародительнице демонов и матери парня, с которым ты живешь после того, как чуть не убил?
— Раз вы оба в порядке, займусь своими делами. Милый, — обратилась Лилит к сыну, — ты знаешь как меня позвать. Реализуй свой план, я поддержу.
Она ушла, и Джейс ощутил себя спокойнее, только когда за ней потухли последние линии пентаграммы.
— О каком плане она говорила?
— Изменить этот мир, — спокойно отвечает Себастьян, словно сообщая, что чай будет без сахара.
Джейс хорошо знает одного такого меняльщика, и чем все закончилось помнит. То ли мысли отражаются на его лице, то ли Себастьян их ощущает, и потому хмурится.
— Я не собираюсь продолжать дело Валентина. Это мой план. Жди здесь, покажу.
Он скрывает в своей комнате, вернувшись с исписанными листами, которые кладет на стол. Со странной нерешительностью смотрит на Джейса и снова уходит, заявив, что делать сэндвич.
В его новом мире плотность крови не зависит от расы, а громкость голоса от родственных связей. Старые догмы вспыхивают нефтяными реками, а от белых крыльев заслоняются стальными. Обязательства скрепляются жизнями. Мир Себастьяна — то, чем он никогда не был раньше. Джейс подхватывает ручку и оставляет пометку на полях: «Красиво».
— Ты со мной? — раздается за спиной.
— Я бы не отказался побывать в таком мире, — усмехается Джейс, обернувшись, — с тобой, конечно.
Радость в глазах Себастьяна настолько обжигающе искренняя, что он готов согласиться еще пару раз.
Ему действительно нравится этот призрачный еще мир, краски перерождения и мерцание новых идеалов. Он думает о брате. Алек, кто как не он поддержит и поймет: тот, чья заинтересованность в уходе от старых догм неоспорима.
«Я все ему объясню, и он будет на нашей стороне» — приходит соломоново решение, от которого теплеет внутри.
Джейс караулит Алека в подворотнях Бруклина: он не знает, каким путем тот обычно ходит, но полагается на рационализм брата, выбравшего бы самый короткий. Свет фонарей отражается в масляных пятнах луж, ветер гоняет мусор по проулкам, вены города неизменно гудят механикой звуков. Алека нет. За прошедший месяц Джейс раз пять пытался его перехватить, каждый из них оставаясь ни с чем, а подходить ближе к точке В главного маршрута — плохая идея.
Наконец он решает перестать полагаться на случай: в следующий раз просто одолжит телефон одного из примитивных, свой так и не нашелся после пробуждения, и отправит сообщение с местом встречи — Алек не сдаст.
Здание, с крыши которого он осматривает окрестности, всего в четыре этажа — лезть на ветру под футболку, чтобы активировать руну и эффектно спрыгнуть с него, отдает тем позерством, которого Джейс старается избегать. Спустившись по пожарной лестнице, глухо гремящей от каждого движения, он было пошел обратно, как из-за угла выходит Клэри, в одной руке держа телефон, а второй, с зажатым в ней стило, что-то набирая на экране. Отвлекаясь на движение впереди, она рассеянно поднимает голову.
На миг застыв с изумленно приоткрытым ртом, Клэри бросается к нему с радостным «Джейс!», повиснув с такой силой, что заставляет его пошатнуться. Вцепившись в его куртку, она то смеется, то ругается на него, требуя ответов: почему он жив, почему не вернулся в Институт, что делает здесь, да он в порядке, в конце-то концов?
— Полностью, — честно отвечает Джейс, впервые за долгое время, — я в полном порядке, все отлично, не волнуйся.
Он внимательно сканирует пространство вокруг, прислушиваясь к мельчайшим ощущениям, но судя по всему она одна и их встреча чистая случайность.
— Как я могу не волноваться, — тут же взвивается затихшая было Клэри, — ты пропал больше месяца назад, нефилимы, оборотни, даже вампиры безрезультатно прочесывали город, поисковые заклинания не действовали, Алек тебя не чувствовал! Твоя бабушка в ярости, весь Институт как на иголках!
— Алек в порядке?
— Что? — Клэри явно ожидала другой реакции на свой спич. — Он очень за тебя переживает, мы все переживаем, и места себе не находит из-за того, что ваша руна перестала отзываться. Я убеждала его, что раз он не чувствует, ну, — мнется она, — будто тебя больше нет, значит ты жив.
Джейс рассеянно кивает: он тоже ощущал руну парабатай будто спящей.
Встряхнув волосами, словно отгоняя тревожные мысли, Клэри, наконец, отпускает его, чтобы тут же перехватить за руку в попытке потянуть за собой.
— Идем! Можем сначала зайти к Магнусу, Алек как раз собирался к нему.
— Нет, — Джейс мягко высвобождает руку, — я рад, что вы в порядке, но уйти с тобой не могу. Мы с Себастьяном...
— С кем?!
Улыбка Клэри дергается и гаснет, как неисправная вывеска.
— Себастьян — Моргенштерн? Джонатан? Сын Валентина? Психованный двуличный садист-убийца? Этот Себастьян?! — с каждым словом ее голос все выше и тоньше, под конец срывается на крик.
Она смотрит на него с разочарованием, недоумением и странной надеждой, словно вот сейчас он передумает и обернет в шутку, заверит: все по-старому, Клэри, конечно, твой брат — наш враг, убью как увижу, пойдем гулять по ночному городу, делая вид, что больше патрулируем, чем флиртуем. Чушь.
— Слушай, за это время всякое произошло. Мы с ним ладим, и узнали друг друга лучше...
— Серьезно? Парочка этих ваших мужских посиделок, и вы друзья? Это перечеркнуло все его зверства? Что такого невероятного ты о нем теперь знаешь?!
Знаю, что кофе он любит со сливками и слова о себе даются ему с трудом, он волнуется, когда говорит о своих идеях, и предпочитает писать от руки, его комната выглядела бы нежилой, если бы не книги, которые он читает взапой, он прикасается ко мне, словно делал это всю жизнь, и спит урывками, его видение мира, того, каким он может стать, — самое странное и невероятное, что мне доводилось видеть, но я хочу жить в этом мире. Джейс хотел бы объяснить так, чтобы она поняла, но ему не хватает тех слов, которые он знает, и тех, которые она поймет.
— Себастьян показал себя лучше, чем я о нем думал, — Джейс отвечает нейтрально, тщательно подбирая слова. — Мы привыкли смотреть на него через призму родства с Валентином, а мы с тобой ведь по себе знаем — это не лучшее начало для знакомства. Уж я-то точно могу утверждать, что методы воспитания того любви к миру не прибавляют, а твоему брату деваться было некуда. Клэри, поверь, Себастьян не собирается воплощать идеи Валентина, в его представлении о мире уничтожение
нижнемирцев не значится.
Клэри смотрит все еще недоверчиво, но хоть менее агрессивно.
— Ты убил его. Проткнул клинком, и тело упало в реку. Не заметила за тобой огорчений из-за этого.
— Тогда я думал только о том, что вот сейчас, наконец-то закончится все устроенное Валентином безумие, и эта смерть станет финальной точкой. Вместо этого получилось многоточие. Как битва с собственным отражением. Когда мы встретились на мосту, я еще пошутил, мол сейчас выясним, кто тут лучший Джонатан Кристофер... Мы делили имя, отца, он мог быть на моем месте, а я — на его, и все из-за прихоти безумца.
— Возможно, — задумчиво начинает Клэри, — ты прав. Родства с Валентином никому не пожелаешь, а я не раз говорила, что в Себастьяне еще могло остаться что-то хорошее. Даже предлагала ему шанс на исправление, если помнишь. И хотя он его отверг, предпочтя своего отца, думаю, без его влияния у нас есть шанс вернуть его на сторону добра, — слабая улыбка освещает ее лицо. — У меня есть опасения на его счет, но я на твоей стороне, Джейс, и верю тебе. Раз ты говоришь, что он готов раскаяться, я готова подумать над тем, чтобы дать ему еще один шанс.
Джейс уверен, что говорил не это, но раз Клэри так проще — пусть будет, потом разберемся.
Ему неспокойно: она утверждает, что на его стороне, но его сторона теперь одна на двоих с Себастьяном. Стоит вспомнить, чем закончилость ее общение с братом. Подсказка — разменяла как десятку на сдачу. Да и они вели себя как звери. Все слишком запуталось, но они смогут найти выход. Смогут ведь?
Джейс предпочитает положиться на веру Клэри в то, что все можно изменить, которую она неустанно являет миру. Пробивная целеустремленность и неунывающий характер не раз выручали ее в трудные дни — может их хватит, чтобы изменить отношение к Себастьяну? Самые неожиданные стечения обстоятельств, в конце концов, столько раз давали им шансы при самых проигрышных раскладах, и сейчас ему до боли хочется, чтобы счастливая случайность пришла на помощь еще раз. Иначе как чудом этот узел не развязать, только рубить. Он просит время самому во всем разобраться и пока не говорить никому о его чудесном возвращении. Она обещает молчать, как ребенок дает слово не есть много сладкого. Он обещает не пропадать надолго, как обещают созвониться, опаздывая на последний автобус.
— Рад, что ты осталась моим другом, — Джейс коротко сжимает плечо Клэри на прощание.
Себастьян стоит у плиты, засунув руки в карманы, и медитативно смотрит на турку, словно это самое увлекательное занятие на свете. На звуки чужого присутствия он даже голову не поворачивает.
У Джейса дурацкое желание сказать банальность, вроде «я пришел». Тишина нервирует: стоило ему показаться в Институте, всегда раздавались приветствия, ему улыбались, норовили похлопать по плечу, переброситься парой фраз. Себастьян варит кофе и плюет на условности. Джейс не умеет поворачивать назад.
— Собираешься куда-то? — идет он в наступление, получив в ответ отрицательный поворот головы.
— Я бы тоже от кофе не отказался, — в его сторону по столешнице проезжается пачка с зернами — красноречиво.
В детстве Джейсу нравилось касаться ботинком первого льда на лужах; главное было — соблюсти баланс, не сломать тонкую наледь. При взгляде на обтянутую футболкой спину Себастьяна, у него появляется чувство, что сейчас нужно прыгнуть на тот лед не разбив. Стоило сразу потянуться к связи, чтобы понять: штиль — видимость, над домом нависли тяжелые грозовые тучи, готовые разразиться бурей. Связь между парабатай походила на старый приемник со сбитыми настройками, то белым шумом шипящий на периферии, то взрывающийся бодрым кантри, новая же — размеренная и тихая как ленивый прибой. Живая масса воды с непроглядным дном.
— Как дела у Клариссы? Я ведь угадаю, предположив, что ты встречался с ней? — холодно интересуется Себастьян. — В таком случае удивлен твоему возвращению.
Больше всего Джейсу хочется врезать этому самоуверенному мудаку, точно брату помянутой Клариссы — еще одному Моргенштерну играющему во всеведение. На языке копится плевком: «На самом деле, всего-то узнал, что с моими братом все в порядке, после того как я ушел с тобой, мудак ты высокомерный». Он проглатывает слова, бросая лишь:
— Как знаешь, — отворачиваясь с намерением уйти и игнорировать настолько долго, насколько получится. Себастьян двигается одновременно с ним, жестко перехватывает за руку и останавливается, словно не вполне понимает, что делать дальше.
— Я не до конца могу объяснить то, что происходит между нами, как это работает, — сглотнув говорит он. — Иногда я чувствую тебя, как чувствуют тепло соприкасающихся рук, а иногда, если сосредоточиться, потянуться за этим прикосновением, ощущения становятся словно громче. Сегодня мне показалось, ты собираешься вернуться не в этот дом.
«И стать одним из тех, кто от его отказался», — продолжает про себя Джейс.
В голове словно коротит проводка. Он хватает ладонь Себастьяна и тянет под футболку, прижимает к руне. Почти больно, за шаг до хорошо — тягучая смесь, бьющая в диафрагму.
— Слушай. — Джейс касается его лба своим. — Заткнись, и слушай.
Он говорит с ним без единого звука, обо всем, что думает, так громко, как умеет.
За окном с новой силой отбивает бешеный ритм дождь, и если закрыть глаза, можно почувствовать его вкус.
Мысль о том, что будь Себастьян девушкой, они бы поцеловались, обязана бы обрушиться ледяным душем, но даже не пытается.
— Я с ним уже встречался, и свое предложение обрисовал. Вожак этой стаи себе на уме, но с ним можно иметь дело. Сегодня он приведет альф других стай, — вводит в курс Себастьян, — от итогов этих переговоров будет многое зависеть: оборотни всегда ближе прочих рас сотрудничали с нефилимами.
— Разве не Гарроуэй вожак всех оборотней? — удивляется Джейс.
— Он глава самой большой, манхэттенской, стаи, из-за чего его голос весом. Есть и другие альфы: стаи у них меньше, но за себя они говорят сами, и далеко не все из них довольны Гарроуэем и его стилем управления. Пока не выступают, но к предложениям открыты. Они, как это у примитивных, топ-менеджеры, а Гарроуэй вроде генерального директора.
Даже при скудных знаниях о вертикали власти у примитивных, сравнение казалось понятным. Странно было слышать другое: оборотни не всегда держались одних взглядов, но казались к внутренним интригам склонными куда меньше других рас, а иерархия у них — дай ангел, строже чем у нефилимов. Тут же вспомнилось, что иерархия не помешала Майе напасть на Клэри, защищая нижний мир. Не туда целилась, как выяснилось.
— Почему им недовольны?
— Гарроуэй хоть и строит из себя крутого парня, слишком часто идет на уступки нефилимам в ущерб своей стае. Преданность оборотней и нефилимов своим лидерам может быть похожа, но имеет принципиально разную природу: Гарроуэй этого не понимает. Так говорят.
Они петляют меж осенних луж, держась так близко, что черная кожа их курток соприкасается. Вокруг гудит человеческий поток, а за шиворот задувает холодный ветер с Ист-Ривер.
— Хочу чтобы ты проследил за обстановкой, — словно между делом говорит Себастьян.
— Ты что-то подозреваешь? — допытывается Джейс, но не получает ответа. — Мы играем в угадайку?
Себастьян неопределенно пожимает плечом, но за молчанием различим низкий гул настороженности.
Через пролив зажигаются первые огни вечернего Бруклина, в один из лофтов которого Джейс имел обыкновение заваливаться как к себе: они идут по границе чужой территории, словно дразня своим присутствием.
— Обычной поисковой магией нас не найти, а выискивать в толпе, глядя в бинокль, вряд ли кто-нибудь станет.
С тяжелым вздохом Себастьян останавливает его, и, придержав пальцами за подбородок, разворачивает к ближайшему столбу с глазком камеры.
— Улыбнись, — сухо бросает он. — Нам фантастически везет, что наши ищейки — редкостные ретрограды, технологически застрявшие в девяностых, иначе вокруг уже пританцовывали бы толпы охотников. Место встречи выбирал не я, но отказаться, значило навести на лишние мысли.
И идет дальше, явно считая тему исчерпанной. Джейс так не считает, закипая возмущением, объяснить которое вряд ли может. Глупое, ребяческое чувство, на которое хочется крикнуть «сам такой». «Такой» — не как... Себастьян оказывается перед ним так внезапно, что они едва не сталкиваются.
— Оглянись вокруг, — говорит он в тишину между ними, — люди, существа, способные лишь мечтать о магии, обрели такие умения, при которых прекрасно без нее справляются, а порой и лучше. Пока нефилимы ждут крошек ангельского благоволения, они общаются с разных континентов без огненной руны, пересекают океаны на самолетах, летают в космос, и знают кучу способов найти друг друга без
помощи магов. Пора бы начать внимательнее присматриваться к этим изобретениям, применять в свою пользу, и следить, чтобы такая жажда знаний ограничивалась их собственным миром.
— Твой план... — от пришедшего осознания Джейсу уже плевать, с чего начался этот разговор. То, что выглядело как заманчивая идея, превращается в структуру, амбициозную, рискованную и фантастически близкую. Он обожает такие.
Себастьян кивает, и короткая улыбка вспышкой освещает его лицо.
— На случай, если уходить придется очень быстро, — он возвращается к разговору, словно тот не прерывался, и протягивает прозрачную сферу, размером с мяч для настольного тенниса, внутри которой лениво клубится сизый туман, — экспресс-портал в одну сторону. Разбей ее, и все в радиусе пары метров выбросит на заднем дворе дома.
— Откуда? — Джейс завороженно крутит сферу, осматривая со всех сторон, прежде чем засунуть во внутренний карман куртки.
— Считай, наследство. Как по твоему Валентин так долго ускользал у всех под носом?
— Думал, на него работали маги, — упоминание о недо-отце отзывается уколом холода, словно к внутренностям приложили кусок льда.
— Работали, но он как-то оговорился, что это не от них. Без понятия как он их делал или откуда брал, знаю только как настроить на точку выхода. Их осталось мало — постарайся без крайней необходимости не бить.
— Ты рассказал бы мне об этих порталах, не будь необходимости в путях отхода? — Слова опережают всколыхнувшееся в груди подозрение. Чувствовать такое по отношению к Себастьяну до того чужеродно, что Джейс останавливается, бессмысленно смотря на подсвеченные закатным солнцем силуэты зданий.
— Конечно. — Лицо Себастьяна заслоняет солнце и дома. — Но нам ведь действительно некуда было спешно уходить, — он вперед, столкнувшись ботинками, и касается кончиком своего носа его, — так?
Мысли облетают, как листья с осеннего дерева.
— Так, — эхом отзывается Джейс.
Но ему кажется, за вопросом есть еще что-то, эмоция, расшифровать которую за смешавшимся дыханием так и не удается.
Два оборотня, переминающиеся у заднего входа в неприметное кирпичное здание, могли сойти за охранников на входе в клуб, будь в их оценивающих взглядах меньше любопытства. Себастьян кивает им, и они отвечают тем же, пропуская внутрь.
Их уже ждут. В пустом помещении с высокими потолками, служившим раньше то ли складом, то ли цехом, за столом сидят пять оборотней, еще столько же ходят и стоят на расстоянии, держа периметр. «Будто свидание парочек», — приходит глупое сравнение. Если что-то выйдет из под контроля, им потребуется годовой запас удачи.
Себастьян садится за стол, а Джейс устраивается у входа, облокачивается на стену и, скрестив руки на груди, рассматривает собравшихся, изредка прислушиваясь к разговору: о чем будет речь ему и так известно. Все идет гладко, пока один из оборотней запальчиво не повышает голос.
— Ты говоришь о сотрудничестве, о равных возможностях, но ты нефилим, для тебя жизнь проще, чем для оборотня. Сейчас, вроде, все идет неплохо, нефилимы держатся в рамках Договора, а с тобой у нас ничего общего нет.
Себастьян отвечает не задумываясь.
— Кое-что общее у меня с вами все же есть — немного ада в нашей крови. Хватит обманываться, считая что испившие из чаши ангела сядут с нами за один стол, признавая ровней. Но если вы хотите продолжать и дальше стыдиться себя, соглашаясь быть вторым сортом, «нижним» миром, — он разводит руками.
Вожак кивает его словам.
— Ты хорошо говоришь, но как насчет того нефилима с которым ты пришел? Нам он известен как верный солдат Конклава. Ходят слухи о его родстве с Инквизитором. На таких стульях одновременно не усидишь.
Оборотень кивает на Джейса. Себастьян оборачивается, но молчит, неотрывно смотря на него. Джейс, оттолкнувшись от стены, идет к столу, останавливаясь за спиной Себастьяна.
— Я предлагаю баланс, а не доминирование, — меж тем ровно продолжает Себастьян, — союз, а не превосходство. Возможность договориться, прежде чем кричать, и законы дающие права всем, а не избранным.
— А ты что скажешь, нефилим? — обращается вожак к Джейсу.
— Мы не говорим что будет легко, но если не начать менять что-то сейчас и самим, все сделает либо слепой случай, либо кто-то другой. Хотите крутить эту рулетку? Мне два стула не нужны, — обводит он взглядом собравшихся, — мое место рядом с Себастьяном.
Он уверенно кладет ладонь ему на плечо, ставя точку в обсуждении. Вожак медленно обводит взглядом собравшихся.
— Что ж, думаю время игр и недомолвок прошло — пора выбирать, держаться ли за изменчивые обещания Конклава, либо начать строить что-то новое. Просто не будет, и в одночасье ничего не изменится, но все же я выбираю второй путь. Есть ли еще те, кто это поддержит?
Руки поднимают все.
Когда они выходят наружу, небо отцветает последними мазками красного заката. Половина квартала вместе с оборотнями остается позади, и настороженное напряжение начинает понемногу отпускать. Себастьян зябко поднимает воротник куртки, чуть сбавляя шаг. Джейс перехватывает его руку, достает стило и, обнажив предплечье, выводит линии термис.
— Малые ангельские милости, — преувеличенно серьезно констатирует он, тут же расплываясь в широченной улыбке.
Себастьян сдавленно фыркает и смеется, впервые за все время, что они знакомы, искренне и заразительно. Они тянутся друг к другу, привычно соприкасаются висками, деля эмоции, словно сообщающиеся сосуды. Джейсу тепло, хотя руну он наносил не себе. Вокруг тихо и спокойно, нет даже редких прохожих... Осознание бьет пощечиной.
— Ловушка!
Клинки они выхватывают синхронно, между двумя вдохами.
— Джейс! — пронзительный крик Клэри трудно спутать с другим. А вот и она — бежит к ним, нелепо перехватив клинок как биту, и рыжая макушка среди нью-йоркского бетона похожа на выпавший из корзины апельсин. Славная малышка, которой лучше бы продолжать орудовать кистями.
— Клэри, стоять! — Алек бесшумно отделяется от густых теней, и голос у него — не допускающий возражений. Стрела на тетиве смотрит вниз, но опасно забывать, с какой скоростью тот не колеблясь пошлет ее точно в цель. Присутствие Алека всегда — танец у края обрыва; можно кружить рядом не замечая, держать на периферии, но одно неверное движение — и вниз.
Тихий цокот каблуков справа. Раньше он значил: поддержка рядом.
— Кажется, вы заблудились, — с притворным сочувствием констатирует Изабель. Кнут в ее руке разворачивается с тихим шелестом змеи в высокой траве. Еще шаг, и они на расстоянии удара. — Поговорим об этом?
Одежда на ней — цвета спекшейся крови: она пришла не прятаться. Клэри может быть растеряна, Алек — подавлен, зато Изабель — зла, как голодный демон.
— Я могу поговорить с ними, успокоить, чтобы они...
— Нет!
Джейс теряется: он не чувствует от троицы настоящей угрозы, но исходящее от Себастьяна напряжение ощущает физически. Это дезориентирует, и он жестом поддержки кладет ладонь на его предплечье, куда минуты назад нанес руну.
— Джейс, очнись, он что-то сделал с тобой, подчинил, ваша связь порождена черной магией, — кричит Клэри, в кои-то веки не решившаяся ослушаться, оставаясь на месте, — мы поможем тебе, я помогу, идем со мной, Джейс, вернемся домой!
— Мы просто уйдем, — выдохом в висок.
— Сфера портала у меня в кармане, прикрой, — одними губами отвечает Себастьян. Его состояние выдает лишь тяжелый взгляд.
Показать ладони в жесте доверия, заговорить отвлеченно, выйти вперед, прикрывая манипуляци Себастьяна.
Джейс не знает, как почувствовал это — чужое присутствие за спиной, мурашками пробежавшее по шее, прицел на поражение. Он доверяется интуиции, резко оборачиваясь — как раз чтобы увидеть раскаленный поток маги, срывающийся с пальцев Магуса.
Все, что он может — со всей силы налететь на Себастьяна, уводя с линии огня. Ему не хватает секунд. Большая часть удара приходится на его плечо, швыряя на асфальт. Джейс валится на Себастьяна, из раскрывшейся ладони которого выпадает стеклянная сфера. Последнее, что он успевает сделать — бьет по ней кулаком. Закрывая тяжелеющие веки, он видит перламутровое марево портала, поглощающее их.
Пробуждение тяжелое, похмельное: приглушенный свет режет глаза, голова гудит, во рту плавится асфальт. Джейс готов на самоотверженный поступок ради стакана воды. Он почти с удивлением обнаруживает, что лежит в своей комнате, прикрытый покрывалом. Кто-то снял с него куртку, ботинки, даже ножны, уберегая от синяков на бедрах.
Стоит сесть, как комната делает кувырок, а с груди падает лист бумаги. Джейс хватает его, сминая, трет глаза, и наконец разворачивает, неуклюже пытаясь распрямить.
«Мы оба живы. Заклинание попало в нас чуть больше двух суток назад», — оповещает первая строчка угловатым почерком Себастьяна. Джес косится на часы у кровати — те подтверждают что два дня из его жизни благополучно выпали. Кто-то из этих блохастых волчар нас подставил, — мелькает с просыпающейся злостью, но не разгорается, останавливаемое двумя словами: «оба живы».
«Когда я очнулся, было утро, мы лежали на заднем дворе, и ты не приходил в себя. Чувства опасности не было, ты не выглядел раненым, больным — просто спал и не просыпался, не реагируя на руны или боль. Тогда я перенес тебя в дом и позвал Лилит», — чувство собственного достоинства надеется, что тащили его не на руках, а хотя бы... уложив в садовую тачку — у них есть садовая тачка?
«Она сказала, это „Долгий сон“ — заклятие, которое должно было погрузить меня в похожий на сон стазис. Такое заклятие практически бессрочно — даже убив наложившего его, разбудить того, кто под него попал довольно трудно. Оно очень старое, почти забытое из-за сомнительной эффективности. Для него нужна кровь того, на кого оно будет наложено. У того мага ее не было, но он узнал о нашей связи, и попробовал сыграть на этом, судя по всему. Получился толком не изученный ритуал со слабо прогнозируемыми последствиями. Попав в нас обоих заклятие сработало ни туда, ни сюда: теперь, когда один из нас бодрствует, другой беспробудно спит. Я уснул, значит, ты должен проснуться».
Ангелы и демоны... Джейс бросается к комнате Себастьяна раньше, чем осознает что делает. Дерево холодит босые стопы, и дверь распахивается без стука, как месяцы назад. Подлетев к кровати, едва не упав на нее, Джейс склоняется к Себастьяну, с тревогой вглядываясь в его лицо. Тот спит спокойно и расслабленно. На ладони, поднесенной к его губам, оседает теплое дыхание. Джейс осторожно берет его лежащую на одеяле руку, тянется за стило на тумбочке и чертит иратце, одно за другим, вниз от сгиба локтя до запястья. Руны наливаются чернотой и гаснут, оставляя выцветающие на коже следы — для них здесь нет работы. Отбросив одеяло, он впивается прикосновением к общей руне, но ощущает лишь мягкое тепло.
Аккуратно укрыв спящее тело, Джейс с силой запускает пальцы в волосы, пытаясь заставить себя дышать ровнее. Он верит каждому прочитанному слову и знает, что в одиночку с такой проблемой не справится. Раньше он бы проторенной дорожкой побежал к Магнусу, поднял архивы, обратился к Безмолвным Братьям, привлек...
— Что б ты провалился, — клянет он верховного мага Бруклина, сукиного сына, со всей его магией.
Злость помогает, выводит из оцепенения. Тяжело поднявшись, он идет прочь, но не сдержавшись оборачивается на пороге. Ничего не изменилось. Дверь закрывается бесшумно.
Жалея, что нет руны заменяющей душ, Джейс наступает на принципы, решая в первую очередь перекусить. Ожидая пока подойдет кофе в турке, он дочитывает письмо. Себастьян пишет, что Лилит обещала найти решение их проблемы и просила обойтись без самодеятельности — для усиления эффекта эта фраза дважды подчеркнута. Что он говорил с оборотнями, и те уже разобрались с предателем — шпион в своих рядах их не обрадовал, и приписка в конце: «смотри на обеденном столе». Сняв кофе с огня он идет к указанному месту.
Кипа записей: блокноты, отдельные листы испещренные заметками, карты и ксерокопии, а сверху — альбомный лист, на полях которого слишком знакомым почерком выведено: «Красиво». Теперь ниже есть новая надпись: «Продолжаем?»
Джейс понимает, что улыбается, обводя буквы. Принеся кофе и сэндвичи, он берется за дело.
Пожалуй, Джейс немного влюбляется в стикеры. Он таскает их с собой, приклеивая на все доступные поверхности: «Закончился сыр!» — на холодильник, «Когда ты последний раз говорил с живым вампиром?» — на исчерканный план, «Сегодня обещали дождь» — на шкаф, «Как спалось?» — на ладонь Себастьяна. Для чего еще лже-отец требовал с него чистописание?
Ответы приходят чаще всего в виде смайликов на его же посланиях и ехидных комментариев «Так купи, деньги в сейфе в кабинете», «Когда ты последний раз привлекал не мертвого вампира на свою сторону?». Сейф вскрывается руной, смайлики приводят в недоумение лишь первое время, а по поводу вампиров они спорят половину пачки стикеров.
Проходит неделя «Сонной эпопеи», — как Джейс называет происходящее, — и потратив целый блокнот плюс пачку стикеров, им наконец удается договориться о режиме бодрствований, очередности походов в магазин, выносе мусора и графике работы.
Добиться от Себастьяна развернутого ответа, вместо сухих замечаний ко всему, что не касается дела, получается только если специально тянуть.
Джейс чувствует тишину: она растекается по дому словно бензин по луже. Теперь, когда от светлых стен отражается только его жизнь — стоит остановиться, можно оглохнуть от собственного дыхания. Он, взрослевший в улье Института, раньше не задумывался, насколько привык к тому, что поблизости всегда кто-то есть. Было по-другому, давно, в доме Вейландов, первые годы его жизни — воспоминания, которые стоит запихнуть в самый пыльный угол и забыть.
Однажды, еще до всего этого, Джейс, устав тухнуть в четырех стенах, позвал Себастьяна в бар выпить, но на того нашло мрачное настроение и идти пришлось одному. Отхлебывая пиво в каком-то заведении примитивных, он вдруг подумал, почувствует ли Себастьян, если он займется сексом? Девушка, сидящая через несколько столиков, послала уже не один заинтересованный взгляд и многообещающую улыбку. В тусклом освещении ее кожа казалась медовой. Он улыбнулся в ответ, прикидывая, чем теперь может обернуться маленькое приключение и насколько хлипкие замки в местной подсобке, но вместо длинноногой красотки на деревянных ящиках хмельное воображение нарисовало Себастьяна, смотрящего на него, как злой еж. Едва не подавившись выпивкой, он спешно бросил чаевые и ретировался в отрезвляющий холод ночи, рассудив, что пока вполне может обойтись без экспериментов. Представив разговор с Себастьяном на тему, оказалось, можно сразу понять всю несостоятельность затеи, на ближайший месяц точно.
Тоскливо усмехнувшись воспоминаниям, Джейс бессмысленно перебирает листы, которые собирался систематизировать, пробегая взглядом случайные фразы. Что-то цепляет его внимание, связанное с экскурсией в прошлое: бар, тишина... детство! Он раскладывает записи по всему столу, смотря на общую картину: форма, содержание, словесные обороты — воспитанник Валентина и Лилит такое бы не написал. Большинство мыслей обточены Себастьяном, звучат в голове его голосом, но есть и выбивающиеся — интонацией, стилем, далекие от прагматичности, больше похожие на чью-то мечту, вроде поплавать с дельфинами. Взяв маркер, он выделяет их, оставляя в центре желтый стикер: «Чьи это слова?».
«Говоря ими, ты им веришь?» — хочет узнать Джейс в первую очередь. Потому что он — поверил.
Просыпается Джейс в обнимку с блокнотом, клетчатые страницы которого исписаны знакомым почерком. Он несет его с собой в ванную, спускается с ним на кухню и кладет на расстоянии метра пока готовит, словно тот может убежать.
"Однажды, когда мне было лет девять, Валентин взял меня с собой в дом, из тех, что навевают мысли о большом достатке. Тот стоял не заброшенный, но явно нежилой, уже долгое время. Никогда раньше в таких не бывал. Дом был похож на старика, готового охотно предаться воспоминаниям о славных деньках: книга с закладкой, лежащая на столе, ждала, когда ее дочитают, на спинку кресла был небрежно наброшен плед, но все — покрытое пушистой пылью. Валентин сказал, я должен помочь ему найти какие-то книги, и мы пошли в библиотеку, освещая дорогу ведьминым огнем. Я рылся на нижних полках, воображая себя Безмолвным Братом в подземелье, когда увидел звезды. Это оказался журнал для записей, не стоящий среди книг, а словно заброшенный к ним в спешке. Вырезанные из фольги звезды на его темной обложке показались мне тогда выточенными из адамаса. Он лежал там забытый и словно ждал меня — звезды для утренней звезды. В детстве я был более впечатлительным. Валентин тем временем сам нашел искомое и сказал, что мне можно походить по дому, только держаться подальше от окон. До сих пор не знаю, что было в его книгах, но тот журнал я забрал с собой не сказав ему.
Дома я принялся за чтение. Это оказался дневник девушки, учившейся в Академии Аликанте много лет назад — чуть не выбросил, когда понял. Думал, там будет о парнях, одежде, студенческие сплетни, но она писала не об этом. По какой-то причине для родственников она была вроде игрушки для битья и большую часть времени проводила на природе, между страниц остались сухие листья и цветы. Пыталась найти себя, описывала жизнь, которую видела, упоминала какого-то С., явно ей нравившегося. А потом она познакомилась с Валентином Могренштерном. Ты знал, что изначально целью Круга был союз с нижнемирцами? Это казалось бредом, ведь
отец априори ненавидел всех, кто не был нефилимом. Но она раз за разом описывала их встречи близ Брослин, разговоры о будущем, идеи нового мира. Ее это так вдохновило, что она разработала «программу взаимодействия» для рас. Одно время даже делала листовки и раздавала их студентам. Она искренне верила в возможность цивилизованного сосуществования без пренебрежения: «Мы говорим об одном и том же, но на разных языках. Нам нужно научиться не перетягивать одеяло, а пользоваться им вместе». Да, вдохновил ее Валентин, но она рассказывала о своих идеях так, словно видела их воплощение собственными глазами. И я вместе с ней. Бывало, воображал, что было бы, не изменись Валентин, каким бы стал мир.
В последней записи упоминалась какая-то трагедия в семье Моргенштернов и перенос собрания Круга. Она написала в конце «Мне тревожно» .
Я не знаю ее имени, она его ни разу не упоминала, а из Аликанте Валентин меня вскоре увез. Что с ней стало, успела она уйти из Круга или погибла, выбрав не ту путеводную звезду, а может живет себе на окраине Идриса, растит внуков со своим С.? Хотелось бы верить в последнее, ее дневник долгое время был моим единственным окном во внешний мир, но тот дом был очень давно пуст.
За основу своего плана я взял ее идеи, сделав более жизнеспособными.
Я верю в них".
Закончив читать, Джейс чувствует, словно вынырнул из-под воды. Автоматически тянется к кружке с кофе, но тот уже остыл. Ест сэндвич, не ощущая вкуса. Он ожидал не этого. Чего-то менее личного. Историю, приправленную черным юмором. Себастьян вскрыл правду консервным ножом, проходя вывалив на него информации о себе больше, чем за все время их совместной жизни. Острая потребность действий зудит в руках. Хочется ответить на искренность, но подходящих историй как назло нет, да и не просил его никто об этом. Он пишет одинокое «Спасибо», надеясь, что все понятно без лишних слов.
Себастьян, дневник и полузабытый Аликанте поселяются в его голове на полдня.
До тех пор, пока Джейс не вспоминает возмущенный крик Клэри «Моргенштерн? Джонатан?», ловя, наконец, мысль. Джонатан Кристофер Моргенштерн для него — Себастьян. Имя, отнятое вместе с жизнью, но до сих пор не отброшенное, хотя все карты давно вскрыты. Джейс пытается его понять — свое имя, отчаянно вырванное из паутины лжи, может не принесло счастья, однако давало чувство чего-то завершенного.
«Почему „Себастьян“?» — пишет он на желтом стикере. И отвечает сам: «Потому что его выбрал он, а не люди, пытавшиеся его убить».
Отрекшаяся мать и предавший еще до рождения отец... Он не знает, какими были родители Себастьяна Веларка, но таких конкурентов им вряд ли обойти. Возможно, они давали сыну забавные прозвища, на которые тот отзывался в детстве и с возмущением отмахивался будучи подростком. Возможно, у них были ужины, из тех, на которых делятся мелочами, случившимися за день и смеются над общими шутками. Возможно, о Себастьяне Веларке было кому скорбеть.
Моргенштерн не взял ни крошки с чужого стола, оставив себе лишь набор букв. Стол он попросту сжег. Чем больше Джейс смотрит на стикер, тем больше теряется в ощущениях. Носить имя того, чью жизнь отнял между делом, жить с непрестанным напоминанием, кажется не менее ошеломляющим, чем собственная на то реакция — никакая. Чужой поступок — факт, сродни печальной безжизненности зимы.
Джейс убирает стикер в стол, и садится писать предложения по оборотням.
Прежде чем закрыть глаза, засыпая, он смотрит в белый потолок. Мне тревожно, делится с ним Джейс. Ему снится ребенок, в тусклом свете луны дотягивающийся до звезд на небе, почему-то выглядящих так, словно их вырезали из фольги.
«Фэйри» — озаглавлен лист, и настроение падает на пару градусов. Скользкие типы, с которыми связываться — себе дороже, хотя есть же Мелиорн, он, вроде, не так и плох. Они с ним едва ли парой фраз перебросились — попробуй изображать сурового старшего брата с существом, которому перевалило за сотню лет, пятьдесят из которых он явно тренировал выражение вежливой заинтересованности и выразительное поднятие брови.
«Не дай им заподозрить, что с нами что-то происходит» — двойной линией подчеркнул Себастьян, будто и так не понятно, закончив перечень рекомендаций припиской: «P. S. Купи натуральные сливки для кофе».
Написать «твоя очередь идти за продуктами» поперек листа хочется просто из чувства противоречия, и Джейс волевым усилием напоминает себе, что давно отпраздновал десятилетие.
Фэйри и сливки — будет сделано.
Завтракая, он пишет полторы страницы предложений по контактам с вампирами, большинство из которых опасно балансируют между бредом и креативностью — пусть разбирается.
Вход в мир фэйри, который для него открыли, находится за ветвями плакучих ив, окруженных лужей. Фэйри, как они есть. Ругнувшись, Джейс активирует руну, и одним прыжком перемахнув к деревьям, входит в портал.
Выходит он в темном коридоре, освещенном странным, мерцающим светом. Его ждет всего один страж.
— Здравствуй, Джейс, — приветствует Мелиорн, — королева ждет. Иди за мной.
Джейс кивает, буркнув что-то вежливое, и они идут вглубь коридора, при ближайшем рассмотрении оказавающегося переплетением лоз какого-то растения с крупными листьями, а освещение — скоплением светляков; никаких окон, дверей и ориентиров. Они идут больше пяти минут, а кажется — топчутся на месте.
— Дай угадаю, дворец километрах в пяти отсюда?
— Нет, — в голосе Мелиорна улыбка, — всего в трех.
— Это особая форма приветствия гостей? — вырывается язвительное. — Боюсь представить, как встречают самых долгожданных.
— Проси своих ангелов уберечь тебя от того, чтобы быть дорогим гостем у нашей королевы, — вполголоса отзывается фэйри.
Джейс догоняет его, заглядывает в лицо. Мелиорн скользит по нему взглядом и внезапно говорит:
— Королева не в духе. Хочешь уйти без потерь, будь собран и не ведись на провокации.
Это хороший совет, очевидный, но жест поддержки удивляет. Встречи с гостями, судя по слухам, одни из любимых августейших развлечений, мешать которым не стоит. Джейс не строит иллюзий, будто ему помогают из чувства личной симпатии.
— Тебе действительно дорога Изабель? — решается он на личный вопрос.
— Твоя сестра — дар этому миру. Будь больше охотников настолько же свободными от предрассудков как и она, мир между расами был бы не столь призрачным.
— Ты давно ее видел?
— Давно, — отвечает Мелиорн, и дальше они идут в тишине.
Они прощаются у высоких дверей тронного зала, увитых шипастыми розами. Мелиорн касается створок навершием копья, и те медленно раскрываются, скрипнув, как дерево на ветру.
Королева ждет, сидя на зеленом троне, одетая, кажется, в палую листву, паутинку и сизый туман. Она предпочла явиться ребенком: ножки в туфельках из ореховых скорлупок беспечно пританцовывают над полом. Увидев его, она хлопает в ладоши, улыбаясь без тени радости.
— Гость! Как славно, я люблю гостей, даже если это безродные охотники.
— Приветствую, королева, — вежливо скалится Джейс.
— Ах, предпочту без формальностей. Устраивайся поудобнее, — обводит она широким жестом пустой зал.
— Теряясь в многообразии предложений, предпочту постоять.
Королева улыбается шире, демонстрируя острые зубы.
— Так с чем ты пришел, охотник? Расскажешь мне сказку? Я люблю хорошие истории, — она прилежно складывает руки на коленях, разглядывая его.
— У меня нет дара придумывать истории, королева, но я в точности опишу вам предложение, обсудить которое мы собрались.
— Разве лжецы не хорошие выдумщики, а предателям чужда изобретательность? — изумленно хлопает она глазами.
— О чем вы? — напрягается Джейс, стискивая зубы.
— Ну как же: ты приносил клятву верности Конклаву и ангелам, и презрел ее, ты обещал поддержку своим родным и соратниками, но оставил их, ты произносил слова дружбы, которые не сдержал, и принял руну братства, от которой отрекся. Сам посуди, кто ты после этого?
Королева говорит проникновенно, с фальшивой нотой печали, цепко следя за малейшим его движением. Кровь шумит в ушах: держи себя в руках, приказывает он себе, контролируй эмоции... отца объявляют умершим, первый демон щелкает клешнями у его лица, брат ранен, столько крови, никакой он не Вэйланд, клинок Валентина пробивает его грудь, Себастьян на расстоянии неизвестности: дыши!
Джейс прямо смотрит в глаза цвета опавшей листвы.
— Я тот, кто выбрал сторону и последствия этого выбора. Мы предлагаем фэйри союз,
который отразится на всем Сумеречном мире. Ваше право рассмотреть его или отказаться, но время полумер прошло. Сохраняйте свой статус-кво сколько хотите, вот только мы, в отличие от Конклава, готовы принять представителей любой расы. Как считаете, королева, многих фэйри это заинтересует? Мы не просим ничего, что бы не предлагали сами.
— На-гле-ец, — тянет королева, оскал едва помещается на ее кукольном личике, — знаешь, что я делала с такими за меньшее?
— Потому и делали, что те мало предлагали? Здесь ваш мир, но то, что за пределами, скоро изменится. Вам решать, кем там будут ваши подданные.
Злость давит на ребра. Джейс мысленно открывает дверь темноте, что клубится у него под сердцем и чувствует змеящуюся по коже щекотку. Осень в глазах королевы тускнеет. Она странно на него смотрит, между бровей залегает складка, чужая на детском лице. Она больше не улыбается.
— Что ж, поговорим, наглый охотник.
Следующие ее вопросы — только по делу.
Выйдя из портала к корням ив, Джейс тяжело выдыхает, пытаясь сообразить, что произошло. Почему заигравшееся величество начала вдруг нормально разговаривать, а он не завалил переговоры, высказав все что думает. И главное — как они договорились? Виски сдавливает болью, он чувствует себя как после удара по голове, и думать это не помогает. Измерение фэйри — не многим лучше демонического, решает он.
Возвращаясь домой, Джейс покупает баллончик взбитых сливок, с клубничкой на этикетке.
Утром на зеркале в ванной комнате, как на дурацкой открытке, зубной пастой выведено сердечко. Недоверчиво заглянув в него, Джейс отшатывается с проклятиями: у него на лбу черным маркером нарисована кривоватая уточка, вроде тех резиновых страшилищ, с которыми принимают ванну.
Дверь так ударяется об стену, что от нее откалывается штукатурка.
— Думаешь, это смешно, придурок! — нависает Джейс над Себастьяном. Тот спит, тихо дыша приоткрытым ртом.
Запасная простынь из шкафа рвется легко. Джейс распинает Себастьяна, привязывая ноги и руки к ножкам кровати. Внутренний голос, подсказывающий, что идея дурная, он игнорирует, как и часть про неотвратимое возмездие. Что бы на них не нашло, утро это подпортит обоим.
Маркер смывается с трудом, и когда это происходит, лоб у Джейса выглядит так, словно он пытался пробить им стену.
До истории с заклятием, как-то не сговариваясь, они с Себастьяном тренировались раздельно. Дом для этого плохо подходил — из-за акустики казалось, что сейчас обвалится потолок, потому тренировки быстро переместились на задний двор, скрытый от любопытных глаз высоким забором. Отработка стоек и ударов проблем не решала, зато отлично переключала внимание. Вот и сейчас, разминаясь на пожухлой траве, Джейс сосредотачивается на ощущении клинка в руке, даже глаза закрывает. Шаг-шаг-поворот — атака сплетается стремительными движениями теснящими противника, выбивающими позицию: поворот-уклонение-шаг, до финального удара — разрубающеговоздух. Открыв глаза Джейс с досадой вкладывает клинок в ножны: одна-две, но три месяца тренировок без противника кажутся насмешкой. Он даже на демонов не охотился! Изабель подняла бы его на смех, показав на дверь и пощелкивая кнутом для ускорения. Планы-стратегия-переговоры-планы-тактика-планы — если так продолжится, на пятый месяц он превратится в Безмолвного Брата и завернется в рясу.
Пора признать: долго быть одному — не его сверхспособность. Они с Себастьяном хоть и делятся мыслями, но больше по делу, и скоро смогут издать сборник избранной переписки на стикерах. Оборотни и чертовы фэйри — не в счет, соседи здороваются с ним, когда он не скрывается руной, поступает даже пара приглашений на барбекю «с твоим другом», но к такому уровню ассимиляции он готовым себя не чувствует.
Его состояние «хочу побыть один» редко затягивалось дольше пары дней. Нужно было идти тренироваться, отчитываться о миссиях, убивать демонов, спасать мир — в том водовороте событий некогда было киснуть.
Джейс идет обратно, пиная случайный камушек перед собой, и дает обещание в следующее пробуждение покромсать пару демонов.
В доме светло и тихо — в Институте так было лишь в музыкальном зале, размеры которого больше соответствовали определению «комната». В его стенах, словно украдкой отштукатуренных в теплый беж, вопреки темным цветам остальных помещений, время замирало под звуки фортепиано. Когда он последний раз подходил к инструменту — уже не вспомнить. В памяти остались лишь музыка и замерший в дверном проеме Себастьян, впервые смотревший на него мягко, без ожидания подвоха в прищуре. «Войдет сюда хотя бы пианино?» — обводит Джейс взглядом гостиную, делая себе заметку посетить магазин.
Стоит надеяться, второй обитатель дома не будет против небольших интерьерных изменений, после того как отойдет от ребяческой выходки Джейса. Ее следует прекратить, но из чувства внутреннего упрямства и вызова, объяснить которые он вряд ли может даже себе, оставляет все как есть.
Опасения о возмездии не оправдываются.
На следующий день в центре стола всего один листок. «НИКОГДА БОЛЬШЕ» — злыми угловатыми буквами выведено там. За словами, вдавленными в бумагу, таится тень событий, тянущаяся словно кровавый след. Он может спросить, но вряд ли получит развернутый ответ, а короткий, в этом сомнений нет: Валентин, психопат чертов. Тема жизни с человеком, бывшим отцом им обоим, не под запретом, но огибается, если есть возможность. Клэри, когда они общались, все вставляла в разговор фразочки, вроде «поговорить об этом», однажды объяснив, что так принято у примитивных — обсуждать, выворачиваясь наизнанку, от чего должно становиться легче. Джейс представляет, как они с Себастьяном садятся напротив друг друга и говорят «об этом». Можно поспорить, все закончилось бы за пять минут, большую часть которых составило молчание. Если они и решат обсуждать подобное, это точно не будет спланированная акция, просто однажды утром, за кофе, Джейс скажет: «Даже узнав, что мы с Валентином чужие, я иногда в мыслях называл его отцом, ничего не мог с этим поделать. Перестал, когда узнал о тебе», Себастьян посмотрит на него поверх чашки, и они перебросятся парой слов «о чем-нибудь таком». Может быть...
Джейс покупает сливки и варит кофе перед тем как лечь: жест, который он ни для кого еще не делал.
Себастьян не отвечает.
Иллюстратор: Рия Ареи
Автор: Kevat
Бета: TylerAsDurden
Пейринг/Персонажи: Себастьян Моргенштерн/Джейс Вейланд
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, психология, романс
Размер: ~13 000 слов
Краткое содержание: Близкие контакты. Джейс изливает душу, а Себастьян боится щекотки. Кофе, сливки, игрища, знакомство с родителями и большие планы.
Примечание/Предупреждения: 1. бладплей; 2. OST: Torn - The Fire and the Sea, Magnetic (The mortal instruments: City of Bones) - Jessie J.
Иллюстрация: 1 (заявочный арт)
Дом словно спустился со страниц каталога о «долго и счастливо». Респектабельный район в пригороде — для тех, кто переворачивает новую страницу жизни. Зелень, куда не кинь взгляд, представительные фасады и задние дворики за надежными заборами. Джейс крутит головой, все порываясь спросить с усмешкой, что они забыли в пижонском районе, полном молодых семей и благообразных пенсионеров. Сарказм булькает, как одно из зелий Магнуса, щедро приправленный чувством неуместности здесь, на улочке с вымытым асфальтом, в грязной одежде, с всклоченными волосами и после суток без душа, не прикрытых благополучно забытой руной.
Джейс помнит свое пробуждение: открыв глаза, он увидел разгорающееся рассветом небо, а повернув голову, встретился взглядом с Себастьяном. Они лежали на крыше какого-то здания, соприкасаясь мизинцами, разглядывая друг друга и улыбаясь чему-то вне логики и правил. Джейс впитывал тепло августовского солнца, а Себастьян дышал бархатной тьмой ночи. Когда утренний свет начал слепить, Себастьян взял его за руку, помогая подняться. «Идем», — кивнул он, и Джейсу нестерпимо захотелось пригладить растрепавшиеся волосы, словно стоя перед зеркалом. Он потянулся вперед, пальцами расчесывая сбившиеся пряди, как делал, опаздывая на свидания. Себастьян замер, прикрыв веки, никак не комментируя, позволяя, а после улыбнулся и повел за собой.
Себастьян касается его локтя и уверенно направляется к последнему на улице дому, стоящему чуть в стороне от остальных. Порывшись в кармане, достает не отмычку, а самый обычный ключ с брелком в виде розы ветров, которым открывает дверь. Зайдя внутрь, Джейс осматривается: свет, дерево и тот минимум обстановки, который плавает между необжитостью и удачным дизайнерским решением, — все совершенно не похожее на места, к которым он привык.
— Мы живем здесь, — говорит Себастьян просто и протягивает ключ.
— Хорошо, — отвечает Джейс.
Джейс замечает руну, когда приняв, наконец, душ подходит к зеркалу. Если события до пробуждения на крыше он едва помнит, то руны на своем теле знает наперечет. Новая находится на боку, под ребрами; ее черные росчерки отливают словно просачивающимся изнутри красным.
Как был, с обернутым вокруг бедер полотенцем, Джейс влетает в комнату Себастьяна, распахнув дверь без стука.
— Вот, — указывает он на руну.
Себастьян откладывает книгу, которую читал.
— У меня такая же, все в порядке, — произносит он стягивая футболку.
Джейс подходит ближе, присматривается: точь в точь, до последнего завитка. Повода для беспокойства нет.
— Мне кажется, я веду себя как идиот, — хмыкает он. Должно получиться легко, но выходит скорее нервно. Джейс чувствует себя осенним листом, бросаемым из стороны в сторону вихревыми потоками.
Себастьян внимательно на него смотрит и накрывает ладонью вызвавшую переполох руну. Прикосновение бьет под дых. Джейс замирает, захлебнувшись воздухом. До него постоянно дотрагивались: девушки, с которыми он спал, Алек, когда наносил руны, противники в пылу борьбы, Безмолвные Братья, залечивавшие серьезные раны. Сейчас подушечки пальцев чуть скребут по влажной еще коже — ни на что не похоже. Единственное реальное — якорь контакта, заземляющий, успокаивающий нервные трепыхания.
Себастьян наклоняется к его приоткрытым губам и, замерев в миллиметрах от касания, резко выдыхает теплый воздух.
— Дыши, — улыбается он.
Джейс начинает дышать, поняв, что вцепился в его предплечья, и отстраняется медленно, как во сне, переживая отголоски ощущений.
— Что это? — спрашивает он, не узнавая собственный голос.
— Это мы. Ты хочешь что-то изменить?
Нет. Джейс качает головой — ангелы, нет. Мелькает мысль отзеркалить жест, обвести руну на теле Себастьяна, поймать дрожь его тела, увидеть, как идет трещинами его контроль, но тот уже отстранился, натягивая футболку. Он идет одеваться, как у порога его догоняет:
— Я чувствую себя похоже.
Джейс кивает, то ли от того, что становится легче, то ли от того, что идиотов оказывается двое.
Одевшись в чистое и расчесав волосы, Джейс, наконец, чувствует себя способным собраться с мыслями. Он идет в комнату, которая, оказывается, принадлежит ему: светлая, солнечная, с огромными окнами — совсем не похожая на ту, что он занимал последние тринадцать лет. Содержимое одинокого шкафа, изученное перед душем, лаконично ограничивается парой смен белья и домашней одежды с еще не споротыми этикетками, все — вызывающе белое и бежевое. Раньше в его шкафу был лишь один белый костюм — для церемоний прощания, большую часть костюмной жизни проведший в чехле. Лелея чувство внутреннего противоречия, Джейс торжественно вешает на плечики свою черную, как сидение новенького харлея, куртку, после чего обшаривает всю комнату, включая матрас на кровати, но ничего примечательного, кроме чужеродной цветовой гаммы, не находит.
Устроившись на кровати, он пытается собрать картину последних суток, но фрагменты памяти раз за разом соскальзывают как нога с неустойчивой опоры. Большая часть походит на чужие фотографии: изображения, не вызывающие эмоций. Темноволосая женщина с затаившейся в уголках губ улыбкой склонилась над ним, занося странное стило... Раздается короткий стук в дверь: информируя, не спрашивая, и воспоминание оборывается. Себастьян подходит вплотную к кровати.
— Прекрати, — выдает он среднее между просьбой и приказом.
Джейс растерянно хмурится, осознав, что безотчетно обводил новую руну, вспоминая. Предположения начинают крутиться, как лопасти вентилятора, и стоит внимательнее вглядеться в недовольное лицо, вспышкой приходит озарение. Напоказ медленно потянувшись к руне, Джейс расплывается в самодовольной улыбке.
— Ты... боишься щекотки!
Себастьян наклоняется, смотря с явным обещанием исправить анатомию его руки, а Джейс, с внезапным дурашливым азартом, которым и в детстве не отличался, обхватывает его ногу, резко дергая на себя. Следующие минуты сливаются в возню переплетенных тел, победные вскрики и оханья. Заканчивается все по обоюдному согласию, порванной футболкой Себастьяна и ноющей скулой Джейса: раскрасневшиеся и растрепанные как воробьи, они валяются рядом, восстанавливая дыхания и посмеиваясь невпопад.
— Не боюсь, — поясняет Себастьян, словно разговор не прерывался, — просто неприятно, будто по тебе жук ползет. — И, закатив глаза, ворчит: — Точно, два идиота.
Джейс раздумывает, бодает его в плечо и отзывается уверенно:
— Нет.
Отчего-то это как угодно, но не глупо.
На третий день им явилась Лилит. Она по-домашнему устроилась в кресле стоявшем рядом с выведенной переплетением черных и белых линий пентаграммой, словно это было в порядке вещей. Джейс замер тогда на пороге, инстинктивно потянувшись к давно снятым ножнам. «Демон», — стучало в голове, вбитое годами тренировок. Шедший следом Себастьян коснулся напрягшейся спины и подтолкнул вперед — все хорошо.
— Это моя мама, — представил он царственно кивнувшую Лилит. — Мам, это Джейс, — словно их парные были руны нанесены не ее рукой.
— Познакомилась с соседями, — улыбнулась та в ответ. — Заглянули, пока вы спали. Принесли пирог с черникой. Считают, что вы друзья, недавно закончившие колледж и занимающиеся программированием. Слышала, это сейчас модно.
А она кто, их тетушка Мэй? Лилит поднялась, протянув руки. Высокая и элегантная, в аккуратном брючном костюме, она, стоило признать, вписывалась в окружающую обстановку как влитая. Одна из тех женщин-примитивных, чьи каблуки уверенно стучат по асфальту, когда они выходят на ланч из огромных стеклянных зданий, деловито смотря в телефоны, а вечером садятся за руль зеркально отполированных машин. Ей не нужны были руны и чары, чтобы сойти за свою, в отличии от Джейса.
Протиснувшись вперед, Себастьян шагнул в ее объятия.
С остывающим прикосновением на плече Джейс смотрел на них, ловя по мелким деталям чужую неловкость и скованность, словно этот простой жест им обоим в новинку, а обращения сродни инструкции. Выходило, не у него одного тут неоднозначное отношение к родительским объятиям. Они отпустили друг друга довольно быстро, и все же Себастьян явно тянулся к ней, королеве Эдома, прародительнице демонов и магов — единственному существу в мире, не пытавшемуся его убить или выгодно использовать. «А я пытался», — вспомнил Джейс, искоса поглядывая на них, чувствуя себя неловко, словно за компанию. Воспоминание отозвалось шквалом: гнев — на себя, обида — на Себастьяна, страх — за них. Страх — потерять иррационально важную общность, разрастающуюся внутри до размеров необходимости.
— Джейс.
Лилит подошла к нему, и тело инстинктивно сгруппировалась: скользяще треть шага назад, упор на левую ногу, немного отвести плечо — базовая стойка, готовность к защите и нападению.
— Как ты, Джейс?
Он нашел взглядом Себастьяна: тот стоял, словно погрузившись в собственные мысли.
— Нормально.
Что еще было ответить прародительнице демонов и матери парня, с которым ты живешь после того, как чуть не убил?
— Раз вы оба в порядке, займусь своими делами. Милый, — обратилась Лилит к сыну, — ты знаешь как меня позвать. Реализуй свой план, я поддержу.
Она ушла, и Джейс ощутил себя спокойнее, только когда за ней потухли последние линии пентаграммы.
— О каком плане она говорила?
— Изменить этот мир, — спокойно отвечает Себастьян, словно сообщая, что чай будет без сахара.
Джейс хорошо знает одного такого меняльщика, и чем все закончилось помнит. То ли мысли отражаются на его лице, то ли Себастьян их ощущает, и потому хмурится.
— Я не собираюсь продолжать дело Валентина. Это мой план. Жди здесь, покажу.
Он скрывает в своей комнате, вернувшись с исписанными листами, которые кладет на стол. Со странной нерешительностью смотрит на Джейса и снова уходит, заявив, что делать сэндвич.
В его новом мире плотность крови не зависит от расы, а громкость голоса от родственных связей. Старые догмы вспыхивают нефтяными реками, а от белых крыльев заслоняются стальными. Обязательства скрепляются жизнями. Мир Себастьяна — то, чем он никогда не был раньше. Джейс подхватывает ручку и оставляет пометку на полях: «Красиво».
— Ты со мной? — раздается за спиной.
— Я бы не отказался побывать в таком мире, — усмехается Джейс, обернувшись, — с тобой, конечно.
Радость в глазах Себастьяна настолько обжигающе искренняя, что он готов согласиться еще пару раз.
Ему действительно нравится этот призрачный еще мир, краски перерождения и мерцание новых идеалов. Он думает о брате. Алек, кто как не он поддержит и поймет: тот, чья заинтересованность в уходе от старых догм неоспорима.
«Я все ему объясню, и он будет на нашей стороне» — приходит соломоново решение, от которого теплеет внутри.
Джейс караулит Алека в подворотнях Бруклина: он не знает, каким путем тот обычно ходит, но полагается на рационализм брата, выбравшего бы самый короткий. Свет фонарей отражается в масляных пятнах луж, ветер гоняет мусор по проулкам, вены города неизменно гудят механикой звуков. Алека нет. За прошедший месяц Джейс раз пять пытался его перехватить, каждый из них оставаясь ни с чем, а подходить ближе к точке В главного маршрута — плохая идея.
Наконец он решает перестать полагаться на случай: в следующий раз просто одолжит телефон одного из примитивных, свой так и не нашелся после пробуждения, и отправит сообщение с местом встречи — Алек не сдаст.
Здание, с крыши которого он осматривает окрестности, всего в четыре этажа — лезть на ветру под футболку, чтобы активировать руну и эффектно спрыгнуть с него, отдает тем позерством, которого Джейс старается избегать. Спустившись по пожарной лестнице, глухо гремящей от каждого движения, он было пошел обратно, как из-за угла выходит Клэри, в одной руке держа телефон, а второй, с зажатым в ней стило, что-то набирая на экране. Отвлекаясь на движение впереди, она рассеянно поднимает голову.
На миг застыв с изумленно приоткрытым ртом, Клэри бросается к нему с радостным «Джейс!», повиснув с такой силой, что заставляет его пошатнуться. Вцепившись в его куртку, она то смеется, то ругается на него, требуя ответов: почему он жив, почему не вернулся в Институт, что делает здесь, да он в порядке, в конце-то концов?
— Полностью, — честно отвечает Джейс, впервые за долгое время, — я в полном порядке, все отлично, не волнуйся.
Он внимательно сканирует пространство вокруг, прислушиваясь к мельчайшим ощущениям, но судя по всему она одна и их встреча чистая случайность.
— Как я могу не волноваться, — тут же взвивается затихшая было Клэри, — ты пропал больше месяца назад, нефилимы, оборотни, даже вампиры безрезультатно прочесывали город, поисковые заклинания не действовали, Алек тебя не чувствовал! Твоя бабушка в ярости, весь Институт как на иголках!
— Алек в порядке?
— Что? — Клэри явно ожидала другой реакции на свой спич. — Он очень за тебя переживает, мы все переживаем, и места себе не находит из-за того, что ваша руна перестала отзываться. Я убеждала его, что раз он не чувствует, ну, — мнется она, — будто тебя больше нет, значит ты жив.
Джейс рассеянно кивает: он тоже ощущал руну парабатай будто спящей.
Встряхнув волосами, словно отгоняя тревожные мысли, Клэри, наконец, отпускает его, чтобы тут же перехватить за руку в попытке потянуть за собой.
— Идем! Можем сначала зайти к Магнусу, Алек как раз собирался к нему.
— Нет, — Джейс мягко высвобождает руку, — я рад, что вы в порядке, но уйти с тобой не могу. Мы с Себастьяном...
— С кем?!
Улыбка Клэри дергается и гаснет, как неисправная вывеска.
— Себастьян — Моргенштерн? Джонатан? Сын Валентина? Психованный двуличный садист-убийца? Этот Себастьян?! — с каждым словом ее голос все выше и тоньше, под конец срывается на крик.
Она смотрит на него с разочарованием, недоумением и странной надеждой, словно вот сейчас он передумает и обернет в шутку, заверит: все по-старому, Клэри, конечно, твой брат — наш враг, убью как увижу, пойдем гулять по ночному городу, делая вид, что больше патрулируем, чем флиртуем. Чушь.
— Слушай, за это время всякое произошло. Мы с ним ладим, и узнали друг друга лучше...
— Серьезно? Парочка этих ваших мужских посиделок, и вы друзья? Это перечеркнуло все его зверства? Что такого невероятного ты о нем теперь знаешь?!
Знаю, что кофе он любит со сливками и слова о себе даются ему с трудом, он волнуется, когда говорит о своих идеях, и предпочитает писать от руки, его комната выглядела бы нежилой, если бы не книги, которые он читает взапой, он прикасается ко мне, словно делал это всю жизнь, и спит урывками, его видение мира, того, каким он может стать, — самое странное и невероятное, что мне доводилось видеть, но я хочу жить в этом мире. Джейс хотел бы объяснить так, чтобы она поняла, но ему не хватает тех слов, которые он знает, и тех, которые она поймет.
— Себастьян показал себя лучше, чем я о нем думал, — Джейс отвечает нейтрально, тщательно подбирая слова. — Мы привыкли смотреть на него через призму родства с Валентином, а мы с тобой ведь по себе знаем — это не лучшее начало для знакомства. Уж я-то точно могу утверждать, что методы воспитания того любви к миру не прибавляют, а твоему брату деваться было некуда. Клэри, поверь, Себастьян не собирается воплощать идеи Валентина, в его представлении о мире уничтожение
нижнемирцев не значится.
Клэри смотрит все еще недоверчиво, но хоть менее агрессивно.
— Ты убил его. Проткнул клинком, и тело упало в реку. Не заметила за тобой огорчений из-за этого.
— Тогда я думал только о том, что вот сейчас, наконец-то закончится все устроенное Валентином безумие, и эта смерть станет финальной точкой. Вместо этого получилось многоточие. Как битва с собственным отражением. Когда мы встретились на мосту, я еще пошутил, мол сейчас выясним, кто тут лучший Джонатан Кристофер... Мы делили имя, отца, он мог быть на моем месте, а я — на его, и все из-за прихоти безумца.
— Возможно, — задумчиво начинает Клэри, — ты прав. Родства с Валентином никому не пожелаешь, а я не раз говорила, что в Себастьяне еще могло остаться что-то хорошее. Даже предлагала ему шанс на исправление, если помнишь. И хотя он его отверг, предпочтя своего отца, думаю, без его влияния у нас есть шанс вернуть его на сторону добра, — слабая улыбка освещает ее лицо. — У меня есть опасения на его счет, но я на твоей стороне, Джейс, и верю тебе. Раз ты говоришь, что он готов раскаяться, я готова подумать над тем, чтобы дать ему еще один шанс.
Джейс уверен, что говорил не это, но раз Клэри так проще — пусть будет, потом разберемся.
Ему неспокойно: она утверждает, что на его стороне, но его сторона теперь одна на двоих с Себастьяном. Стоит вспомнить, чем закончилость ее общение с братом. Подсказка — разменяла как десятку на сдачу. Да и они вели себя как звери. Все слишком запуталось, но они смогут найти выход. Смогут ведь?
Джейс предпочитает положиться на веру Клэри в то, что все можно изменить, которую она неустанно являет миру. Пробивная целеустремленность и неунывающий характер не раз выручали ее в трудные дни — может их хватит, чтобы изменить отношение к Себастьяну? Самые неожиданные стечения обстоятельств, в конце концов, столько раз давали им шансы при самых проигрышных раскладах, и сейчас ему до боли хочется, чтобы счастливая случайность пришла на помощь еще раз. Иначе как чудом этот узел не развязать, только рубить. Он просит время самому во всем разобраться и пока не говорить никому о его чудесном возвращении. Она обещает молчать, как ребенок дает слово не есть много сладкого. Он обещает не пропадать надолго, как обещают созвониться, опаздывая на последний автобус.
— Рад, что ты осталась моим другом, — Джейс коротко сжимает плечо Клэри на прощание.
Себастьян стоит у плиты, засунув руки в карманы, и медитативно смотрит на турку, словно это самое увлекательное занятие на свете. На звуки чужого присутствия он даже голову не поворачивает.
У Джейса дурацкое желание сказать банальность, вроде «я пришел». Тишина нервирует: стоило ему показаться в Институте, всегда раздавались приветствия, ему улыбались, норовили похлопать по плечу, переброситься парой фраз. Себастьян варит кофе и плюет на условности. Джейс не умеет поворачивать назад.
— Собираешься куда-то? — идет он в наступление, получив в ответ отрицательный поворот головы.
— Я бы тоже от кофе не отказался, — в его сторону по столешнице проезжается пачка с зернами — красноречиво.
В детстве Джейсу нравилось касаться ботинком первого льда на лужах; главное было — соблюсти баланс, не сломать тонкую наледь. При взгляде на обтянутую футболкой спину Себастьяна, у него появляется чувство, что сейчас нужно прыгнуть на тот лед не разбив. Стоило сразу потянуться к связи, чтобы понять: штиль — видимость, над домом нависли тяжелые грозовые тучи, готовые разразиться бурей. Связь между парабатай походила на старый приемник со сбитыми настройками, то белым шумом шипящий на периферии, то взрывающийся бодрым кантри, новая же — размеренная и тихая как ленивый прибой. Живая масса воды с непроглядным дном.
— Как дела у Клариссы? Я ведь угадаю, предположив, что ты встречался с ней? — холодно интересуется Себастьян. — В таком случае удивлен твоему возвращению.
Больше всего Джейсу хочется врезать этому самоуверенному мудаку, точно брату помянутой Клариссы — еще одному Моргенштерну играющему во всеведение. На языке копится плевком: «На самом деле, всего-то узнал, что с моими братом все в порядке, после того как я ушел с тобой, мудак ты высокомерный». Он проглатывает слова, бросая лишь:
— Как знаешь, — отворачиваясь с намерением уйти и игнорировать настолько долго, насколько получится. Себастьян двигается одновременно с ним, жестко перехватывает за руку и останавливается, словно не вполне понимает, что делать дальше.
— Я не до конца могу объяснить то, что происходит между нами, как это работает, — сглотнув говорит он. — Иногда я чувствую тебя, как чувствуют тепло соприкасающихся рук, а иногда, если сосредоточиться, потянуться за этим прикосновением, ощущения становятся словно громче. Сегодня мне показалось, ты собираешься вернуться не в этот дом.
«И стать одним из тех, кто от его отказался», — продолжает про себя Джейс.
В голове словно коротит проводка. Он хватает ладонь Себастьяна и тянет под футболку, прижимает к руне. Почти больно, за шаг до хорошо — тягучая смесь, бьющая в диафрагму.
— Слушай. — Джейс касается его лба своим. — Заткнись, и слушай.
Он говорит с ним без единого звука, обо всем, что думает, так громко, как умеет.
За окном с новой силой отбивает бешеный ритм дождь, и если закрыть глаза, можно почувствовать его вкус.
Мысль о том, что будь Себастьян девушкой, они бы поцеловались, обязана бы обрушиться ледяным душем, но даже не пытается.
— Я с ним уже встречался, и свое предложение обрисовал. Вожак этой стаи себе на уме, но с ним можно иметь дело. Сегодня он приведет альф других стай, — вводит в курс Себастьян, — от итогов этих переговоров будет многое зависеть: оборотни всегда ближе прочих рас сотрудничали с нефилимами.
— Разве не Гарроуэй вожак всех оборотней? — удивляется Джейс.
— Он глава самой большой, манхэттенской, стаи, из-за чего его голос весом. Есть и другие альфы: стаи у них меньше, но за себя они говорят сами, и далеко не все из них довольны Гарроуэем и его стилем управления. Пока не выступают, но к предложениям открыты. Они, как это у примитивных, топ-менеджеры, а Гарроуэй вроде генерального директора.
Даже при скудных знаниях о вертикали власти у примитивных, сравнение казалось понятным. Странно было слышать другое: оборотни не всегда держались одних взглядов, но казались к внутренним интригам склонными куда меньше других рас, а иерархия у них — дай ангел, строже чем у нефилимов. Тут же вспомнилось, что иерархия не помешала Майе напасть на Клэри, защищая нижний мир. Не туда целилась, как выяснилось.
— Почему им недовольны?
— Гарроуэй хоть и строит из себя крутого парня, слишком часто идет на уступки нефилимам в ущерб своей стае. Преданность оборотней и нефилимов своим лидерам может быть похожа, но имеет принципиально разную природу: Гарроуэй этого не понимает. Так говорят.
Они петляют меж осенних луж, держась так близко, что черная кожа их курток соприкасается. Вокруг гудит человеческий поток, а за шиворот задувает холодный ветер с Ист-Ривер.
— Хочу чтобы ты проследил за обстановкой, — словно между делом говорит Себастьян.
— Ты что-то подозреваешь? — допытывается Джейс, но не получает ответа. — Мы играем в угадайку?
Себастьян неопределенно пожимает плечом, но за молчанием различим низкий гул настороженности.
Через пролив зажигаются первые огни вечернего Бруклина, в один из лофтов которого Джейс имел обыкновение заваливаться как к себе: они идут по границе чужой территории, словно дразня своим присутствием.
— Обычной поисковой магией нас не найти, а выискивать в толпе, глядя в бинокль, вряд ли кто-нибудь станет.
С тяжелым вздохом Себастьян останавливает его, и, придержав пальцами за подбородок, разворачивает к ближайшему столбу с глазком камеры.
— Улыбнись, — сухо бросает он. — Нам фантастически везет, что наши ищейки — редкостные ретрограды, технологически застрявшие в девяностых, иначе вокруг уже пританцовывали бы толпы охотников. Место встречи выбирал не я, но отказаться, значило навести на лишние мысли.
И идет дальше, явно считая тему исчерпанной. Джейс так не считает, закипая возмущением, объяснить которое вряд ли может. Глупое, ребяческое чувство, на которое хочется крикнуть «сам такой». «Такой» — не как... Себастьян оказывается перед ним так внезапно, что они едва не сталкиваются.
— Оглянись вокруг, — говорит он в тишину между ними, — люди, существа, способные лишь мечтать о магии, обрели такие умения, при которых прекрасно без нее справляются, а порой и лучше. Пока нефилимы ждут крошек ангельского благоволения, они общаются с разных континентов без огненной руны, пересекают океаны на самолетах, летают в космос, и знают кучу способов найти друг друга без
помощи магов. Пора бы начать внимательнее присматриваться к этим изобретениям, применять в свою пользу, и следить, чтобы такая жажда знаний ограничивалась их собственным миром.
— Твой план... — от пришедшего осознания Джейсу уже плевать, с чего начался этот разговор. То, что выглядело как заманчивая идея, превращается в структуру, амбициозную, рискованную и фантастически близкую. Он обожает такие.
Себастьян кивает, и короткая улыбка вспышкой освещает его лицо.
— На случай, если уходить придется очень быстро, — он возвращается к разговору, словно тот не прерывался, и протягивает прозрачную сферу, размером с мяч для настольного тенниса, внутри которой лениво клубится сизый туман, — экспресс-портал в одну сторону. Разбей ее, и все в радиусе пары метров выбросит на заднем дворе дома.
— Откуда? — Джейс завороженно крутит сферу, осматривая со всех сторон, прежде чем засунуть во внутренний карман куртки.
— Считай, наследство. Как по твоему Валентин так долго ускользал у всех под носом?
— Думал, на него работали маги, — упоминание о недо-отце отзывается уколом холода, словно к внутренностям приложили кусок льда.
— Работали, но он как-то оговорился, что это не от них. Без понятия как он их делал или откуда брал, знаю только как настроить на точку выхода. Их осталось мало — постарайся без крайней необходимости не бить.
— Ты рассказал бы мне об этих порталах, не будь необходимости в путях отхода? — Слова опережают всколыхнувшееся в груди подозрение. Чувствовать такое по отношению к Себастьяну до того чужеродно, что Джейс останавливается, бессмысленно смотря на подсвеченные закатным солнцем силуэты зданий.
— Конечно. — Лицо Себастьяна заслоняет солнце и дома. — Но нам ведь действительно некуда было спешно уходить, — он вперед, столкнувшись ботинками, и касается кончиком своего носа его, — так?
Мысли облетают, как листья с осеннего дерева.
— Так, — эхом отзывается Джейс.
Но ему кажется, за вопросом есть еще что-то, эмоция, расшифровать которую за смешавшимся дыханием так и не удается.
Два оборотня, переминающиеся у заднего входа в неприметное кирпичное здание, могли сойти за охранников на входе в клуб, будь в их оценивающих взглядах меньше любопытства. Себастьян кивает им, и они отвечают тем же, пропуская внутрь.
Их уже ждут. В пустом помещении с высокими потолками, служившим раньше то ли складом, то ли цехом, за столом сидят пять оборотней, еще столько же ходят и стоят на расстоянии, держа периметр. «Будто свидание парочек», — приходит глупое сравнение. Если что-то выйдет из под контроля, им потребуется годовой запас удачи.
Себастьян садится за стол, а Джейс устраивается у входа, облокачивается на стену и, скрестив руки на груди, рассматривает собравшихся, изредка прислушиваясь к разговору: о чем будет речь ему и так известно. Все идет гладко, пока один из оборотней запальчиво не повышает голос.
— Ты говоришь о сотрудничестве, о равных возможностях, но ты нефилим, для тебя жизнь проще, чем для оборотня. Сейчас, вроде, все идет неплохо, нефилимы держатся в рамках Договора, а с тобой у нас ничего общего нет.
Себастьян отвечает не задумываясь.
— Кое-что общее у меня с вами все же есть — немного ада в нашей крови. Хватит обманываться, считая что испившие из чаши ангела сядут с нами за один стол, признавая ровней. Но если вы хотите продолжать и дальше стыдиться себя, соглашаясь быть вторым сортом, «нижним» миром, — он разводит руками.
Вожак кивает его словам.
— Ты хорошо говоришь, но как насчет того нефилима с которым ты пришел? Нам он известен как верный солдат Конклава. Ходят слухи о его родстве с Инквизитором. На таких стульях одновременно не усидишь.
Оборотень кивает на Джейса. Себастьян оборачивается, но молчит, неотрывно смотря на него. Джейс, оттолкнувшись от стены, идет к столу, останавливаясь за спиной Себастьяна.
— Я предлагаю баланс, а не доминирование, — меж тем ровно продолжает Себастьян, — союз, а не превосходство. Возможность договориться, прежде чем кричать, и законы дающие права всем, а не избранным.
— А ты что скажешь, нефилим? — обращается вожак к Джейсу.
— Мы не говорим что будет легко, но если не начать менять что-то сейчас и самим, все сделает либо слепой случай, либо кто-то другой. Хотите крутить эту рулетку? Мне два стула не нужны, — обводит он взглядом собравшихся, — мое место рядом с Себастьяном.
Он уверенно кладет ладонь ему на плечо, ставя точку в обсуждении. Вожак медленно обводит взглядом собравшихся.
— Что ж, думаю время игр и недомолвок прошло — пора выбирать, держаться ли за изменчивые обещания Конклава, либо начать строить что-то новое. Просто не будет, и в одночасье ничего не изменится, но все же я выбираю второй путь. Есть ли еще те, кто это поддержит?
Руки поднимают все.
Когда они выходят наружу, небо отцветает последними мазками красного заката. Половина квартала вместе с оборотнями остается позади, и настороженное напряжение начинает понемногу отпускать. Себастьян зябко поднимает воротник куртки, чуть сбавляя шаг. Джейс перехватывает его руку, достает стило и, обнажив предплечье, выводит линии термис.
— Малые ангельские милости, — преувеличенно серьезно констатирует он, тут же расплываясь в широченной улыбке.
Себастьян сдавленно фыркает и смеется, впервые за все время, что они знакомы, искренне и заразительно. Они тянутся друг к другу, привычно соприкасаются висками, деля эмоции, словно сообщающиеся сосуды. Джейсу тепло, хотя руну он наносил не себе. Вокруг тихо и спокойно, нет даже редких прохожих... Осознание бьет пощечиной.
— Ловушка!
Клинки они выхватывают синхронно, между двумя вдохами.
— Джейс! — пронзительный крик Клэри трудно спутать с другим. А вот и она — бежит к ним, нелепо перехватив клинок как биту, и рыжая макушка среди нью-йоркского бетона похожа на выпавший из корзины апельсин. Славная малышка, которой лучше бы продолжать орудовать кистями.
— Клэри, стоять! — Алек бесшумно отделяется от густых теней, и голос у него — не допускающий возражений. Стрела на тетиве смотрит вниз, но опасно забывать, с какой скоростью тот не колеблясь пошлет ее точно в цель. Присутствие Алека всегда — танец у края обрыва; можно кружить рядом не замечая, держать на периферии, но одно неверное движение — и вниз.
Тихий цокот каблуков справа. Раньше он значил: поддержка рядом.
— Кажется, вы заблудились, — с притворным сочувствием констатирует Изабель. Кнут в ее руке разворачивается с тихим шелестом змеи в высокой траве. Еще шаг, и они на расстоянии удара. — Поговорим об этом?
Одежда на ней — цвета спекшейся крови: она пришла не прятаться. Клэри может быть растеряна, Алек — подавлен, зато Изабель — зла, как голодный демон.
— Я могу поговорить с ними, успокоить, чтобы они...
— Нет!
Джейс теряется: он не чувствует от троицы настоящей угрозы, но исходящее от Себастьяна напряжение ощущает физически. Это дезориентирует, и он жестом поддержки кладет ладонь на его предплечье, куда минуты назад нанес руну.
— Джейс, очнись, он что-то сделал с тобой, подчинил, ваша связь порождена черной магией, — кричит Клэри, в кои-то веки не решившаяся ослушаться, оставаясь на месте, — мы поможем тебе, я помогу, идем со мной, Джейс, вернемся домой!
— Мы просто уйдем, — выдохом в висок.
— Сфера портала у меня в кармане, прикрой, — одними губами отвечает Себастьян. Его состояние выдает лишь тяжелый взгляд.
Показать ладони в жесте доверия, заговорить отвлеченно, выйти вперед, прикрывая манипуляци Себастьяна.
Джейс не знает, как почувствовал это — чужое присутствие за спиной, мурашками пробежавшее по шее, прицел на поражение. Он доверяется интуиции, резко оборачиваясь — как раз чтобы увидеть раскаленный поток маги, срывающийся с пальцев Магуса.
Все, что он может — со всей силы налететь на Себастьяна, уводя с линии огня. Ему не хватает секунд. Большая часть удара приходится на его плечо, швыряя на асфальт. Джейс валится на Себастьяна, из раскрывшейся ладони которого выпадает стеклянная сфера. Последнее, что он успевает сделать — бьет по ней кулаком. Закрывая тяжелеющие веки, он видит перламутровое марево портала, поглощающее их.
Пробуждение тяжелое, похмельное: приглушенный свет режет глаза, голова гудит, во рту плавится асфальт. Джейс готов на самоотверженный поступок ради стакана воды. Он почти с удивлением обнаруживает, что лежит в своей комнате, прикрытый покрывалом. Кто-то снял с него куртку, ботинки, даже ножны, уберегая от синяков на бедрах.
Стоит сесть, как комната делает кувырок, а с груди падает лист бумаги. Джейс хватает его, сминая, трет глаза, и наконец разворачивает, неуклюже пытаясь распрямить.
«Мы оба живы. Заклинание попало в нас чуть больше двух суток назад», — оповещает первая строчка угловатым почерком Себастьяна. Джес косится на часы у кровати — те подтверждают что два дня из его жизни благополучно выпали. Кто-то из этих блохастых волчар нас подставил, — мелькает с просыпающейся злостью, но не разгорается, останавливаемое двумя словами: «оба живы».
«Когда я очнулся, было утро, мы лежали на заднем дворе, и ты не приходил в себя. Чувства опасности не было, ты не выглядел раненым, больным — просто спал и не просыпался, не реагируя на руны или боль. Тогда я перенес тебя в дом и позвал Лилит», — чувство собственного достоинства надеется, что тащили его не на руках, а хотя бы... уложив в садовую тачку — у них есть садовая тачка?
«Она сказала, это „Долгий сон“ — заклятие, которое должно было погрузить меня в похожий на сон стазис. Такое заклятие практически бессрочно — даже убив наложившего его, разбудить того, кто под него попал довольно трудно. Оно очень старое, почти забытое из-за сомнительной эффективности. Для него нужна кровь того, на кого оно будет наложено. У того мага ее не было, но он узнал о нашей связи, и попробовал сыграть на этом, судя по всему. Получился толком не изученный ритуал со слабо прогнозируемыми последствиями. Попав в нас обоих заклятие сработало ни туда, ни сюда: теперь, когда один из нас бодрствует, другой беспробудно спит. Я уснул, значит, ты должен проснуться».
Ангелы и демоны... Джейс бросается к комнате Себастьяна раньше, чем осознает что делает. Дерево холодит босые стопы, и дверь распахивается без стука, как месяцы назад. Подлетев к кровати, едва не упав на нее, Джейс склоняется к Себастьяну, с тревогой вглядываясь в его лицо. Тот спит спокойно и расслабленно. На ладони, поднесенной к его губам, оседает теплое дыхание. Джейс осторожно берет его лежащую на одеяле руку, тянется за стило на тумбочке и чертит иратце, одно за другим, вниз от сгиба локтя до запястья. Руны наливаются чернотой и гаснут, оставляя выцветающие на коже следы — для них здесь нет работы. Отбросив одеяло, он впивается прикосновением к общей руне, но ощущает лишь мягкое тепло.
Аккуратно укрыв спящее тело, Джейс с силой запускает пальцы в волосы, пытаясь заставить себя дышать ровнее. Он верит каждому прочитанному слову и знает, что в одиночку с такой проблемой не справится. Раньше он бы проторенной дорожкой побежал к Магнусу, поднял архивы, обратился к Безмолвным Братьям, привлек...
— Что б ты провалился, — клянет он верховного мага Бруклина, сукиного сына, со всей его магией.
Злость помогает, выводит из оцепенения. Тяжело поднявшись, он идет прочь, но не сдержавшись оборачивается на пороге. Ничего не изменилось. Дверь закрывается бесшумно.
Жалея, что нет руны заменяющей душ, Джейс наступает на принципы, решая в первую очередь перекусить. Ожидая пока подойдет кофе в турке, он дочитывает письмо. Себастьян пишет, что Лилит обещала найти решение их проблемы и просила обойтись без самодеятельности — для усиления эффекта эта фраза дважды подчеркнута. Что он говорил с оборотнями, и те уже разобрались с предателем — шпион в своих рядах их не обрадовал, и приписка в конце: «смотри на обеденном столе». Сняв кофе с огня он идет к указанному месту.
Кипа записей: блокноты, отдельные листы испещренные заметками, карты и ксерокопии, а сверху — альбомный лист, на полях которого слишком знакомым почерком выведено: «Красиво». Теперь ниже есть новая надпись: «Продолжаем?»
Джейс понимает, что улыбается, обводя буквы. Принеся кофе и сэндвичи, он берется за дело.
Пожалуй, Джейс немного влюбляется в стикеры. Он таскает их с собой, приклеивая на все доступные поверхности: «Закончился сыр!» — на холодильник, «Когда ты последний раз говорил с живым вампиром?» — на исчерканный план, «Сегодня обещали дождь» — на шкаф, «Как спалось?» — на ладонь Себастьяна. Для чего еще лже-отец требовал с него чистописание?
Ответы приходят чаще всего в виде смайликов на его же посланиях и ехидных комментариев «Так купи, деньги в сейфе в кабинете», «Когда ты последний раз привлекал не мертвого вампира на свою сторону?». Сейф вскрывается руной, смайлики приводят в недоумение лишь первое время, а по поводу вампиров они спорят половину пачки стикеров.
Проходит неделя «Сонной эпопеи», — как Джейс называет происходящее, — и потратив целый блокнот плюс пачку стикеров, им наконец удается договориться о режиме бодрствований, очередности походов в магазин, выносе мусора и графике работы.
Добиться от Себастьяна развернутого ответа, вместо сухих замечаний ко всему, что не касается дела, получается только если специально тянуть.
Джейс чувствует тишину: она растекается по дому словно бензин по луже. Теперь, когда от светлых стен отражается только его жизнь — стоит остановиться, можно оглохнуть от собственного дыхания. Он, взрослевший в улье Института, раньше не задумывался, насколько привык к тому, что поблизости всегда кто-то есть. Было по-другому, давно, в доме Вейландов, первые годы его жизни — воспоминания, которые стоит запихнуть в самый пыльный угол и забыть.
Однажды, еще до всего этого, Джейс, устав тухнуть в четырех стенах, позвал Себастьяна в бар выпить, но на того нашло мрачное настроение и идти пришлось одному. Отхлебывая пиво в каком-то заведении примитивных, он вдруг подумал, почувствует ли Себастьян, если он займется сексом? Девушка, сидящая через несколько столиков, послала уже не один заинтересованный взгляд и многообещающую улыбку. В тусклом освещении ее кожа казалась медовой. Он улыбнулся в ответ, прикидывая, чем теперь может обернуться маленькое приключение и насколько хлипкие замки в местной подсобке, но вместо длинноногой красотки на деревянных ящиках хмельное воображение нарисовало Себастьяна, смотрящего на него, как злой еж. Едва не подавившись выпивкой, он спешно бросил чаевые и ретировался в отрезвляющий холод ночи, рассудив, что пока вполне может обойтись без экспериментов. Представив разговор с Себастьяном на тему, оказалось, можно сразу понять всю несостоятельность затеи, на ближайший месяц точно.
Тоскливо усмехнувшись воспоминаниям, Джейс бессмысленно перебирает листы, которые собирался систематизировать, пробегая взглядом случайные фразы. Что-то цепляет его внимание, связанное с экскурсией в прошлое: бар, тишина... детство! Он раскладывает записи по всему столу, смотря на общую картину: форма, содержание, словесные обороты — воспитанник Валентина и Лилит такое бы не написал. Большинство мыслей обточены Себастьяном, звучат в голове его голосом, но есть и выбивающиеся — интонацией, стилем, далекие от прагматичности, больше похожие на чью-то мечту, вроде поплавать с дельфинами. Взяв маркер, он выделяет их, оставляя в центре желтый стикер: «Чьи это слова?».
«Говоря ими, ты им веришь?» — хочет узнать Джейс в первую очередь. Потому что он — поверил.
Просыпается Джейс в обнимку с блокнотом, клетчатые страницы которого исписаны знакомым почерком. Он несет его с собой в ванную, спускается с ним на кухню и кладет на расстоянии метра пока готовит, словно тот может убежать.
"Однажды, когда мне было лет девять, Валентин взял меня с собой в дом, из тех, что навевают мысли о большом достатке. Тот стоял не заброшенный, но явно нежилой, уже долгое время. Никогда раньше в таких не бывал. Дом был похож на старика, готового охотно предаться воспоминаниям о славных деньках: книга с закладкой, лежащая на столе, ждала, когда ее дочитают, на спинку кресла был небрежно наброшен плед, но все — покрытое пушистой пылью. Валентин сказал, я должен помочь ему найти какие-то книги, и мы пошли в библиотеку, освещая дорогу ведьминым огнем. Я рылся на нижних полках, воображая себя Безмолвным Братом в подземелье, когда увидел звезды. Это оказался журнал для записей, не стоящий среди книг, а словно заброшенный к ним в спешке. Вырезанные из фольги звезды на его темной обложке показались мне тогда выточенными из адамаса. Он лежал там забытый и словно ждал меня — звезды для утренней звезды. В детстве я был более впечатлительным. Валентин тем временем сам нашел искомое и сказал, что мне можно походить по дому, только держаться подальше от окон. До сих пор не знаю, что было в его книгах, но тот журнал я забрал с собой не сказав ему.
Дома я принялся за чтение. Это оказался дневник девушки, учившейся в Академии Аликанте много лет назад — чуть не выбросил, когда понял. Думал, там будет о парнях, одежде, студенческие сплетни, но она писала не об этом. По какой-то причине для родственников она была вроде игрушки для битья и большую часть времени проводила на природе, между страниц остались сухие листья и цветы. Пыталась найти себя, описывала жизнь, которую видела, упоминала какого-то С., явно ей нравившегося. А потом она познакомилась с Валентином Могренштерном. Ты знал, что изначально целью Круга был союз с нижнемирцами? Это казалось бредом, ведь
отец априори ненавидел всех, кто не был нефилимом. Но она раз за разом описывала их встречи близ Брослин, разговоры о будущем, идеи нового мира. Ее это так вдохновило, что она разработала «программу взаимодействия» для рас. Одно время даже делала листовки и раздавала их студентам. Она искренне верила в возможность цивилизованного сосуществования без пренебрежения: «Мы говорим об одном и том же, но на разных языках. Нам нужно научиться не перетягивать одеяло, а пользоваться им вместе». Да, вдохновил ее Валентин, но она рассказывала о своих идеях так, словно видела их воплощение собственными глазами. И я вместе с ней. Бывало, воображал, что было бы, не изменись Валентин, каким бы стал мир.
В последней записи упоминалась какая-то трагедия в семье Моргенштернов и перенос собрания Круга. Она написала в конце «Мне тревожно» .
Я не знаю ее имени, она его ни разу не упоминала, а из Аликанте Валентин меня вскоре увез. Что с ней стало, успела она уйти из Круга или погибла, выбрав не ту путеводную звезду, а может живет себе на окраине Идриса, растит внуков со своим С.? Хотелось бы верить в последнее, ее дневник долгое время был моим единственным окном во внешний мир, но тот дом был очень давно пуст.
За основу своего плана я взял ее идеи, сделав более жизнеспособными.
Я верю в них".
Закончив читать, Джейс чувствует, словно вынырнул из-под воды. Автоматически тянется к кружке с кофе, но тот уже остыл. Ест сэндвич, не ощущая вкуса. Он ожидал не этого. Чего-то менее личного. Историю, приправленную черным юмором. Себастьян вскрыл правду консервным ножом, проходя вывалив на него информации о себе больше, чем за все время их совместной жизни. Острая потребность действий зудит в руках. Хочется ответить на искренность, но подходящих историй как назло нет, да и не просил его никто об этом. Он пишет одинокое «Спасибо», надеясь, что все понятно без лишних слов.
Себастьян, дневник и полузабытый Аликанте поселяются в его голове на полдня.
До тех пор, пока Джейс не вспоминает возмущенный крик Клэри «Моргенштерн? Джонатан?», ловя, наконец, мысль. Джонатан Кристофер Моргенштерн для него — Себастьян. Имя, отнятое вместе с жизнью, но до сих пор не отброшенное, хотя все карты давно вскрыты. Джейс пытается его понять — свое имя, отчаянно вырванное из паутины лжи, может не принесло счастья, однако давало чувство чего-то завершенного.
«Почему „Себастьян“?» — пишет он на желтом стикере. И отвечает сам: «Потому что его выбрал он, а не люди, пытавшиеся его убить».
Отрекшаяся мать и предавший еще до рождения отец... Он не знает, какими были родители Себастьяна Веларка, но таких конкурентов им вряд ли обойти. Возможно, они давали сыну забавные прозвища, на которые тот отзывался в детстве и с возмущением отмахивался будучи подростком. Возможно, у них были ужины, из тех, на которых делятся мелочами, случившимися за день и смеются над общими шутками. Возможно, о Себастьяне Веларке было кому скорбеть.
Моргенштерн не взял ни крошки с чужого стола, оставив себе лишь набор букв. Стол он попросту сжег. Чем больше Джейс смотрит на стикер, тем больше теряется в ощущениях. Носить имя того, чью жизнь отнял между делом, жить с непрестанным напоминанием, кажется не менее ошеломляющим, чем собственная на то реакция — никакая. Чужой поступок — факт, сродни печальной безжизненности зимы.
Джейс убирает стикер в стол, и садится писать предложения по оборотням.
Прежде чем закрыть глаза, засыпая, он смотрит в белый потолок. Мне тревожно, делится с ним Джейс. Ему снится ребенок, в тусклом свете луны дотягивающийся до звезд на небе, почему-то выглядящих так, словно их вырезали из фольги.
«Фэйри» — озаглавлен лист, и настроение падает на пару градусов. Скользкие типы, с которыми связываться — себе дороже, хотя есть же Мелиорн, он, вроде, не так и плох. Они с ним едва ли парой фраз перебросились — попробуй изображать сурового старшего брата с существом, которому перевалило за сотню лет, пятьдесят из которых он явно тренировал выражение вежливой заинтересованности и выразительное поднятие брови.
«Не дай им заподозрить, что с нами что-то происходит» — двойной линией подчеркнул Себастьян, будто и так не понятно, закончив перечень рекомендаций припиской: «P. S. Купи натуральные сливки для кофе».
Написать «твоя очередь идти за продуктами» поперек листа хочется просто из чувства противоречия, и Джейс волевым усилием напоминает себе, что давно отпраздновал десятилетие.
Фэйри и сливки — будет сделано.
Завтракая, он пишет полторы страницы предложений по контактам с вампирами, большинство из которых опасно балансируют между бредом и креативностью — пусть разбирается.
Вход в мир фэйри, который для него открыли, находится за ветвями плакучих ив, окруженных лужей. Фэйри, как они есть. Ругнувшись, Джейс активирует руну, и одним прыжком перемахнув к деревьям, входит в портал.
Выходит он в темном коридоре, освещенном странным, мерцающим светом. Его ждет всего один страж.
— Здравствуй, Джейс, — приветствует Мелиорн, — королева ждет. Иди за мной.
Джейс кивает, буркнув что-то вежливое, и они идут вглубь коридора, при ближайшем рассмотрении оказавающегося переплетением лоз какого-то растения с крупными листьями, а освещение — скоплением светляков; никаких окон, дверей и ориентиров. Они идут больше пяти минут, а кажется — топчутся на месте.
— Дай угадаю, дворец километрах в пяти отсюда?
— Нет, — в голосе Мелиорна улыбка, — всего в трех.
— Это особая форма приветствия гостей? — вырывается язвительное. — Боюсь представить, как встречают самых долгожданных.
— Проси своих ангелов уберечь тебя от того, чтобы быть дорогим гостем у нашей королевы, — вполголоса отзывается фэйри.
Джейс догоняет его, заглядывает в лицо. Мелиорн скользит по нему взглядом и внезапно говорит:
— Королева не в духе. Хочешь уйти без потерь, будь собран и не ведись на провокации.
Это хороший совет, очевидный, но жест поддержки удивляет. Встречи с гостями, судя по слухам, одни из любимых августейших развлечений, мешать которым не стоит. Джейс не строит иллюзий, будто ему помогают из чувства личной симпатии.
— Тебе действительно дорога Изабель? — решается он на личный вопрос.
— Твоя сестра — дар этому миру. Будь больше охотников настолько же свободными от предрассудков как и она, мир между расами был бы не столь призрачным.
— Ты давно ее видел?
— Давно, — отвечает Мелиорн, и дальше они идут в тишине.
Они прощаются у высоких дверей тронного зала, увитых шипастыми розами. Мелиорн касается створок навершием копья, и те медленно раскрываются, скрипнув, как дерево на ветру.
Королева ждет, сидя на зеленом троне, одетая, кажется, в палую листву, паутинку и сизый туман. Она предпочла явиться ребенком: ножки в туфельках из ореховых скорлупок беспечно пританцовывают над полом. Увидев его, она хлопает в ладоши, улыбаясь без тени радости.
— Гость! Как славно, я люблю гостей, даже если это безродные охотники.
— Приветствую, королева, — вежливо скалится Джейс.
— Ах, предпочту без формальностей. Устраивайся поудобнее, — обводит она широким жестом пустой зал.
— Теряясь в многообразии предложений, предпочту постоять.
Королева улыбается шире, демонстрируя острые зубы.
— Так с чем ты пришел, охотник? Расскажешь мне сказку? Я люблю хорошие истории, — она прилежно складывает руки на коленях, разглядывая его.
— У меня нет дара придумывать истории, королева, но я в точности опишу вам предложение, обсудить которое мы собрались.
— Разве лжецы не хорошие выдумщики, а предателям чужда изобретательность? — изумленно хлопает она глазами.
— О чем вы? — напрягается Джейс, стискивая зубы.
— Ну как же: ты приносил клятву верности Конклаву и ангелам, и презрел ее, ты обещал поддержку своим родным и соратниками, но оставил их, ты произносил слова дружбы, которые не сдержал, и принял руну братства, от которой отрекся. Сам посуди, кто ты после этого?
Королева говорит проникновенно, с фальшивой нотой печали, цепко следя за малейшим его движением. Кровь шумит в ушах: держи себя в руках, приказывает он себе, контролируй эмоции... отца объявляют умершим, первый демон щелкает клешнями у его лица, брат ранен, столько крови, никакой он не Вэйланд, клинок Валентина пробивает его грудь, Себастьян на расстоянии неизвестности: дыши!
Джейс прямо смотрит в глаза цвета опавшей листвы.
— Я тот, кто выбрал сторону и последствия этого выбора. Мы предлагаем фэйри союз,
который отразится на всем Сумеречном мире. Ваше право рассмотреть его или отказаться, но время полумер прошло. Сохраняйте свой статус-кво сколько хотите, вот только мы, в отличие от Конклава, готовы принять представителей любой расы. Как считаете, королева, многих фэйри это заинтересует? Мы не просим ничего, что бы не предлагали сами.
— На-гле-ец, — тянет королева, оскал едва помещается на ее кукольном личике, — знаешь, что я делала с такими за меньшее?
— Потому и делали, что те мало предлагали? Здесь ваш мир, но то, что за пределами, скоро изменится. Вам решать, кем там будут ваши подданные.
Злость давит на ребра. Джейс мысленно открывает дверь темноте, что клубится у него под сердцем и чувствует змеящуюся по коже щекотку. Осень в глазах королевы тускнеет. Она странно на него смотрит, между бровей залегает складка, чужая на детском лице. Она больше не улыбается.
— Что ж, поговорим, наглый охотник.
Следующие ее вопросы — только по делу.
Выйдя из портала к корням ив, Джейс тяжело выдыхает, пытаясь сообразить, что произошло. Почему заигравшееся величество начала вдруг нормально разговаривать, а он не завалил переговоры, высказав все что думает. И главное — как они договорились? Виски сдавливает болью, он чувствует себя как после удара по голове, и думать это не помогает. Измерение фэйри — не многим лучше демонического, решает он.
Возвращаясь домой, Джейс покупает баллончик взбитых сливок, с клубничкой на этикетке.
Утром на зеркале в ванной комнате, как на дурацкой открытке, зубной пастой выведено сердечко. Недоверчиво заглянув в него, Джейс отшатывается с проклятиями: у него на лбу черным маркером нарисована кривоватая уточка, вроде тех резиновых страшилищ, с которыми принимают ванну.
Дверь так ударяется об стену, что от нее откалывается штукатурка.
— Думаешь, это смешно, придурок! — нависает Джейс над Себастьяном. Тот спит, тихо дыша приоткрытым ртом.
Запасная простынь из шкафа рвется легко. Джейс распинает Себастьяна, привязывая ноги и руки к ножкам кровати. Внутренний голос, подсказывающий, что идея дурная, он игнорирует, как и часть про неотвратимое возмездие. Что бы на них не нашло, утро это подпортит обоим.
Маркер смывается с трудом, и когда это происходит, лоб у Джейса выглядит так, словно он пытался пробить им стену.
До истории с заклятием, как-то не сговариваясь, они с Себастьяном тренировались раздельно. Дом для этого плохо подходил — из-за акустики казалось, что сейчас обвалится потолок, потому тренировки быстро переместились на задний двор, скрытый от любопытных глаз высоким забором. Отработка стоек и ударов проблем не решала, зато отлично переключала внимание. Вот и сейчас, разминаясь на пожухлой траве, Джейс сосредотачивается на ощущении клинка в руке, даже глаза закрывает. Шаг-шаг-поворот — атака сплетается стремительными движениями теснящими противника, выбивающими позицию: поворот-уклонение-шаг, до финального удара — разрубающеговоздух. Открыв глаза Джейс с досадой вкладывает клинок в ножны: одна-две, но три месяца тренировок без противника кажутся насмешкой. Он даже на демонов не охотился! Изабель подняла бы его на смех, показав на дверь и пощелкивая кнутом для ускорения. Планы-стратегия-переговоры-планы-тактика-планы — если так продолжится, на пятый месяц он превратится в Безмолвного Брата и завернется в рясу.
Пора признать: долго быть одному — не его сверхспособность. Они с Себастьяном хоть и делятся мыслями, но больше по делу, и скоро смогут издать сборник избранной переписки на стикерах. Оборотни и чертовы фэйри — не в счет, соседи здороваются с ним, когда он не скрывается руной, поступает даже пара приглашений на барбекю «с твоим другом», но к такому уровню ассимиляции он готовым себя не чувствует.
Его состояние «хочу побыть один» редко затягивалось дольше пары дней. Нужно было идти тренироваться, отчитываться о миссиях, убивать демонов, спасать мир — в том водовороте событий некогда было киснуть.
Джейс идет обратно, пиная случайный камушек перед собой, и дает обещание в следующее пробуждение покромсать пару демонов.
В доме светло и тихо — в Институте так было лишь в музыкальном зале, размеры которого больше соответствовали определению «комната». В его стенах, словно украдкой отштукатуренных в теплый беж, вопреки темным цветам остальных помещений, время замирало под звуки фортепиано. Когда он последний раз подходил к инструменту — уже не вспомнить. В памяти остались лишь музыка и замерший в дверном проеме Себастьян, впервые смотревший на него мягко, без ожидания подвоха в прищуре. «Войдет сюда хотя бы пианино?» — обводит Джейс взглядом гостиную, делая себе заметку посетить магазин.
Стоит надеяться, второй обитатель дома не будет против небольших интерьерных изменений, после того как отойдет от ребяческой выходки Джейса. Ее следует прекратить, но из чувства внутреннего упрямства и вызова, объяснить которые он вряд ли может даже себе, оставляет все как есть.
Опасения о возмездии не оправдываются.
На следующий день в центре стола всего один листок. «НИКОГДА БОЛЬШЕ» — злыми угловатыми буквами выведено там. За словами, вдавленными в бумагу, таится тень событий, тянущаяся словно кровавый след. Он может спросить, но вряд ли получит развернутый ответ, а короткий, в этом сомнений нет: Валентин, психопат чертов. Тема жизни с человеком, бывшим отцом им обоим, не под запретом, но огибается, если есть возможность. Клэри, когда они общались, все вставляла в разговор фразочки, вроде «поговорить об этом», однажды объяснив, что так принято у примитивных — обсуждать, выворачиваясь наизнанку, от чего должно становиться легче. Джейс представляет, как они с Себастьяном садятся напротив друг друга и говорят «об этом». Можно поспорить, все закончилось бы за пять минут, большую часть которых составило молчание. Если они и решат обсуждать подобное, это точно не будет спланированная акция, просто однажды утром, за кофе, Джейс скажет: «Даже узнав, что мы с Валентином чужие, я иногда в мыслях называл его отцом, ничего не мог с этим поделать. Перестал, когда узнал о тебе», Себастьян посмотрит на него поверх чашки, и они перебросятся парой слов «о чем-нибудь таком». Может быть...
Джейс покупает сливки и варит кофе перед тем как лечь: жест, который он ни для кого еще не делал.
Себастьян не отвечает.
(продолжение в комментариях)
@темы: фик, ББ Реверс-2018
-
-
19.10.2018 в 23:41-
-
19.10.2018 в 23:44-
-
19.10.2018 в 23:46-
-
19.10.2018 в 23:47-
-
20.10.2018 в 18:20-
-
21.10.2018 в 17:44-
-
24.10.2018 в 00:16Очень люблю Джо/Джо и очень обидно, что его так мало и редко пишут. Поэтому во-первых, огромное спасибо за этот пейринг! Очень сильно не хватало текстов, где бы описывалась связь Джейса и Джонатана через руну, и вдвойне здорово, что в тексте описаны здоровые отношения, а не очередное насилие
У меня прямо праздник души, что Джо не зловещий гад и мировое зло, каким его любят изображать, а умный, расчетливый, целеустремленный
Про Джейса даже не знаю что и сказать. Джейс просто такой Джейс))))
Не буду кривить сцену с хвостом и крыльями, к сожалению, не поняла(((
Спасибо за текст, читала действительно с интересом.
Рия Ареи, еще раз огромное спасибо за Джо! И за возможность прочитать что-то с ним!
-
-
24.10.2018 в 13:55Не очень понятно влияние руны на Джейса. Лилит ближе к концу говорит, что оно ровно такое, каким Джейс ему позволяет быть. Но в самом начале все выглядит так, словно руна оставляет его в неком... неосознанном состоянии? В смысле, вот Джейс был под влиянием Лилит совой, вот он от него избавился, вот столкнулся с ней и Себастьяном (его использовали, его друзьям угрожали, он сам Себастьяна убил ранее), Лилит наносит руну - и Джейс с Себастьяном друзья. Это не похоже на собственное решение, не похоже на изменение мнения на основе каких-то новых фактов и событий. Джейс просто вдруг решает, что был во всем неправ и бросает ради Себастьяна свою семью и друзей. Я понимаю и додумываю по дальнейшим намекам то, что Джейс видит в них с Себастьяном некую общность из-за воспитания Валентином и все такое... но это все еще человек, который чуть не убил его младшего брата и который помогал Валентину истреблять жителей нижнего мира. И на самое начало, до чтения Себастьяновых планов, у Джейса нет причин предполагать, что в нем есть что-то хорошее. Джейс от Себастьяна этого хорошего не видел. То есть... Я сама вижу в Себастьяне не только дурное, принимаю обоснованием его поведению воспитание Валентина и демоническую кровь, думаю, что он может быть лучше... Но для человека, лично заинтересованного в происходящем, чьи близкие от Себастьяна пострадали, Джейс ведет себя до странности отстраненно и всепрощающе, что ли. И по сути, далее кроме их с Себастьяном повседневных дел да упоминания того, что тот спас Алека (в самом конце) не случается почти ничего, что показало бы, что Себастьян действительно желает блага кому бы то ни было.
Да, говорится про его планы... но они не раскрываются и потому не вызывают доверия. Нет оснований принять, что Джейс не подчинен руной и не считает здоровским абсолютно все, что предлагает Себастьян (как и было в книгах).
Далее - почему все-таки Джейс так и не поговорил с Алеком? Да, тот напал на них с Клэри и Иззи, но Джейс сам виноват: он пропал с Себастьяном, ничего не объяснил, не попытался связаться, а после его одержимости демоном-Совой понятно, какие выводы сделал бы Алек о его союзе с Себастьяном. Потому что если там действительно такое распрекрасное решение для всех и проект лучшего мира, то с чего бы Алеку ему противиться? С чего бы не понять - если бы Джейс потрудился объяснить? Но он не объясняет, он просто отказывается от Алека в пользу Себастьяна. Выбор, необходимость которого непонятна: если Себастьян желает всем блага, а заодно и Джейс, и Алек тоже, почему они не могут прийти к общему знаменателю? почему пребывание на стороне Себастьяна автоматически лишает Джейса семьи? И почему он ставит эту новую связь с Себастьяном выше многих лет с парабатаем? Чего в ней такого? Вот это я здесь не увидела - что Джейс получает от этой связи, что принципиально нового он получил. Понимание, заботу, любовь?..
Почему, почему он бросает всех и выбирает одного только Себатьяна? И почему он вынужден-то это делать?
Что такого невероятного ты о нем теперь знаешь?!
Знаю, что кофе он любит со сливками и слова о себе даются ему с трудом, он волнуется, когда говорит о своих идеях, и предпочитает писать от руки, его комната выглядела бы нежилой, если бы не книги, которые он читает взапой, он прикасается ко мне, словно делал это всю жизнь, и спит урывками, его видение мира, того, каким он может стать, — самое странное и невероятное, что мне доводилось видеть, но я хочу жить в этом мире. Джейс хотел бы объяснить так, чтобы она поняла, но ему не хватает тех слов, которые он знает, и тех, которые она поймет.
То есть... да, Джейс видит Себастьяна живым, уязвимым, а не мировым злом, но вопросы это все равно не снимает. Я тут от и до согласна с Королевой, как ни неприятно это говорить:
— Ну как же: ты приносил клятву верности Конклаву и ангелам, и презрел ее, ты обещал поддержку своим родным и соратниками, но оставил их, ты произносил слова дружбы, которые не сдержал, и принял руну братства, от которой отрекся. Сам посуди, кто ты после этого?
Сон - не сон с хвостом и крыльями тоже не очень поняла... Это был способ снять заклятие? Но что его спровоцировало, этот сон?
Но имей в виду, если это очередные игры в передел власти — я лично приду надрать тебе задницу.
— Договорились. И знай, тебе я буду рад.
Мне очень интересно, как без крови и резни Себастьян собирается устраивать переделывание старого мира, чем надавит на нефилимов, почему считает нужным это делать... и что вообще происходит? Я понимаю, что автор сконцентрировался на отношениях Джейса и Себастьяна, но в свете того, что аргумент "Себастьян желает блага этому миру" берется за основную мотивацию Джейса оставаться рядом с ним, хотелось бы все-таки понимать, о чем речь.
Ты знал, что изначально целью Круга был союз с нижнемирцами? Это казалось бредом, ведь
отец априори ненавидел всех, кто не был нефилимом
Предполагаю, что автор писал только по сериалу, но очень странно было это читать, зная, что еще учась в Академии, Валентин устраивал рейды на оборотней, пытал их и убивал.
Вообще, вписанная девушка-активистка прямо напомнила Элайзу Роузвэйн, разве что та никогда не состояла в Круге))
очепятки
Несмотря на возникшие по ходу текста вопросы, хочется сказать спасибо автору за чудесного не-мудака Себастьяна, поддерживающего и понимающего Джейса, который готов его защищать - в общем, за их чудесный тандем здесь
И, повторюсь, написан текст восхитительно - образно, атмосферно. Хорошая работа!
Рия Ареи, ты волшебница!
-
-
24.10.2018 в 22:42Руна давно меня интриговала, равно как и каноничные слова Джейса о том, что он никогда так хорошо себя не чувствовал как будучи связанным с Себастьяном (за точность цитаты не ручаюсь), так что выбор темы для текста был очевиден).
У меня прямо праздник души, что Джо не зловещий гад и мировое зло, каким его любят изображать - приятно встретить единомышленника
сцену с хвостом и крыльями, к сожалению, не поняла - ниже постараюсь объяснить, что это было)
-
-
24.10.2018 в 23:00читать дальше
в один пост не влезло - продолжение ниже)
-
-
24.10.2018 в 23:00очепятки - спасибо) видела, поправлю, по возможности.
Искренне постаралась ответить на все ваши вопросы, но если что-то упустила, ответила недостаточно полно или непонятно - пишите, с радостью отвечу и проясню)
-
-
25.10.2018 в 08:24У Себастьяна рядом мама Лилит, во-первых) Во-вторых, все, что Джейс сделал Себастьяну, было спровоцировано самим Себастьяном - тем, что тот стал угрозой Джейсу, его близким и миру во всем мире. Я думаю, в некотором роде понятно, что за человек Джейс, понятно, что он, хм, утрируем - "хороший", он не начинал это противостояние и представляет меньшую угрозу и заслуживает большего доверия.
А еще Себастьян может свернуть Джейса в бараний рог - проверено, убивали его вчетвером Джейс-Иззи-Алек-Клэри.
Поэтому вопрос доверия Джейса Себастьяну для меня острее, чем наоборот)
Это не коварный волк Себастьян и похищенный ягненочек Джейс - они оказываются в равном положении: у обоих напрочь отключено критическое восприятие. Согласны?
Нет) Не согласна. Дело в том, что все показанное показано от лица Джейса. Все утверждения, чувства - это его эмоции и влияние руны. И тот факт, что руна действует двусторонне, мы слышим от Себастьяна и Лилит. Но, минутку, если мы сомневаемся в их честности (а я сомневалась как раз) как их слова могут стать аргументом? Как можно понять, что то, что чувствует Джейс, стало реальным, а на него не навалилась снова бессознанка, как в начале, и все эмоции - не обман Лилит? И это к:
ну, просто потому что их... та-дам, действительно нет! Подчинен, конечно, выше написано как. И Себастьян подчинен, и так же считает здоровскими предложений Джейса) И по ходу текста ситуация меняется.
В целом, конечно, спасение Алека явно играет в копилку "Себастьян подчинен". Но оно происходит в самом конце, а весь текст я таки сомневалась (да и после него немного тоже), что это не хитрый план апокалипсиса) Именно потому, что вся аргументация - это эмоции Джейса (которые могут быть неверны) и эмоции Себастьяна (которые могут быть игрой). Нет, я вас услышала, что не игра и задумывалось не игрой, но в тексте все-таки четкости и ясности этого не вижу, верю автору)
Что было после того как Джейс активно фрустрировался на тему отношений с Алеком и Себастьяном помните? И, разве где-нибудь говорилось, что он отказался от этой идеи в принципе?
Ну, он принял решение разорвать связь, которой они с Алеком были связаны прорву лет. Это выглядело как прощание, там не было обратного - надежды вернуться, связаться, объясниться.
Давайте определимся: Джейс здесь не светозарный ангел, он боится, сомневается, косячит, пробует, желает, стремится, у него явно сдвиги в восприятии, системе ценностей и координат, он под воздействием какой-то древней руны, странного заклятия и новых взглядов. Вот это все счастье - на него одного. А дома еще ждет Себастьян)
Да, и это нормально - сомневаться и пробовать, и путаться. Но Джейс их обоих с Себастьяном подвергает опасности потому, что не дает понять, что с ним все хорошо, тем, кому должен был бы. Да, с Клэри вышло по-дурацки. Но, господи, это же Клэри)
"почему все-таки Джейс так и не поговорил с Алеком?" - потому что чувствовал, пусть даже не до конца осознанно, как отреагирует Себастьян, которого коротнуло от недо-встречи с Клэри?
Хм, ладно, оставляю это на совести автора, но ситуация, когда "я выбираю тебя и, чтобы ты не волновался, откажусь от всех, кто мне дорог" просто кажется мне очень нездоровой, и это не та ситуация, в которой я могу представить Джейса счастливым.
какое корыстолюбие: баш на баш и не иначе ))
ДА)) если речь идет о том, что Джейсу с Себастьяном лучше, чем было с семьей, хочется видеть и понимать, чем))
Насчет планов Себастьяна - нет, так и не поняла, о чем речь. О семинарах "все равны" для жителей нижнего мира? О новой организации, которая их объединит? Почему Алек должен быть против этого? Алек, который создал инициативу "кабинета с жителями нижнего мира" и первым стал проводить с ними собрания и обеспечивать некую прозрачность в отношениях нефилимов и жителей нижнего мира?
Я думаю, что пока речь не идет о том, чтобы начать резать нефилимов, Алек будет на стороне жителей нижнего мира. В упомянутой ситуации с Мелиорном все было несколько иначе. Во-первых, это было до того, как Алек открыл отношения с Магнусом, до того, как он начал его защищать, до многих действий и решений, которые показывают, что он изменился.
Вероятно, тут речь просто о видении персонажа и том, что вы уверены, что Алек будет против, а я - что будет всеми руками "за")
И за это же снова цепляется необходимость выбора Алек-Себастьян, которая, увы, все равно кажется необоснованной - вероятно, опять же, из-за моего взгляда на Алека, Джейса и отношения в общем)
Автор сильно ошибся?
Ну, самое раннее появление Валентина лично вроде бы как раз в рассказе про Академию - там он уже убивает оборотней как раз после смерти отца. Что было ранее, всегда дается с чьих-то слов. Валентин явно хотел "изменить законы Конклава", под что вполне можно подвести и вписанное у вас)
Спасибо за подробные ответы!
-
-
25.10.2018 в 11:30Может, сумей я дочитать до конца, все встало бы на свои места. Может быть.
-
-
25.10.2018 в 18:03-
-
25.10.2018 в 18:05читать дальше
-
-
25.10.2018 в 18:12-
-
25.10.2018 в 19:11Kevat, надеюсь, что мои слова не восприняты как абсолютный негатив))) Такое просто иногда случается. В любом случае, я желаю дальнейших успехов и удачи!
-
-
25.10.2018 в 19:16в сериале, если не ошибаюсь, они все решили одни на один.
Эм, насколько я помню, нет. Себастьян хватает Джейса, тащит на мост, они дерутся, появляется Иззи и ко, и вот тогда Джейс побеждает. Не помню, что там было по ударам, но помню, что Иззи хлестнула его кнутом вроде, и, как минимум, отвлекла - ударил Джейс в спину, это точно.
Хотя я смотрела один раз, когда серии выходили, прошу прощенья, если ошиблась)
- а поступки?
понимаете, вот это "привел в дом, дал кофе" - это не агрументы. Это очень легко вписывает в "у Себастьяна план, и Джейс - его часть". Аргументами хорошего отношения Себастьяна к Джейсу может послужить то, что Себастьян делает ради Джейса и в чем сам не имеет никакой выгоды - физической, моральной, любой. может, делает что-то наперекор себе даже. Как со спасением Алека.
Других таких моментов в тексте я не увидела, ткните, если они были(
Насчет связи: еще раз, доверяя руне, Джейс ориентируется на эмоции. На чувства. На слова. Мне этого мало, мне это кажется неубедительным
учитывая все вышесказанное, здесь уже только вопрос вашего решения поверить аргументам и честному авторскому слову, что все их эмоции настоящие, либо нет)
Напомню: в тексте есть множество фактов в поддержку авторских выводов, но нет неоновых указателей, вроде "аргумент здесь, внимание, не пропустите!", и, что важно, очень многое зависит от точки зрения. Понимаю ваше желание конкретики, простых, четких определений, написанных прямо, как есть
Вот. Вам я верю. Вашему тексту - нет, простите) Мне не нужны конкретные прямые определения, мне нужны действия (Себастьяна, в основном), которые докажут, что происходит то, что автор декларирует. Вы называете, но не доказываете в тексте то, что назвали. "У них связь, Джейс чувствует Себастьяна, Джейс знает" - это дано в тексте как аксиома.
Простите, если резко, это просто к личному восприятию текста и говорю я это только потому, что по вашим словам выше вижу, что вы совсем меня не поняли(
Мне понятны ваши переживания за Джейса, при всех вводных данных он действительно может казаться очень уязвимым, открытым, и вызывать желание его защитить, как-то оградить, но в данной ситуации он и сам молодец) Это история не про "было лучше чем стало", "большую любовь", "красивый, рациональный выбор", скорее про выбор тяжелый, но свой, принятие решений, смену взглядов, взросление, ответственность за свои действия и прочие, не столь романтичные вещи, извините))
Разве сбежать от тех, кто о тебе беспокоится и с ума сойдет, ничего не сказав - это взрослый и ответственный поступок?
Разве "Мы сделаем лучше всех" взрослый и рациональный выбор? Бескомпромиссность - рациональна? Максимализм и идеализм ("мы лучше всех построим лучший мир") - взрослы?
Насчет аналогии с семьей в реальном мире: уход из семьи и построение своей жизни не должно сопровождаться разрывом отношений с предыдущей семьей, да еще и таким болезненным способом. Эта аналогия показывает как раз, насколько выбор и поступок Джейса неверны, как по мне.
речь идет не о хороших отношениях с нижнемирцами, а о плане Себастьяна.
так план Себастьяна подразумевает права для нижнемирцев, нет?
Но вообще насчет плана Себастьяна: все еще не услышала конкретики, поэтому предлагаю на этом этот момент оставить.
Может, и остальные, если они опираются на аксиоматичность истинности связи Джейса и Себастьяна и аксиоматичность утверждения, что план Себастьяна хорош, и - снова - аксиоматичность того, что толерантный Алек, поддерживающий нижнемирцев, не поддержит хороший план, который послужит их благу)
Вообще, мне жаль, что мы по стольким вопросам с вами разошлись в точках зрения. Все-таки действительно хороших текстов не так уж и много, а это один из них. Желаю вам читателей, которые будут "на волне", как говорится)
З.Ы. И я не заблуждаюсь насчет неимоверной ценности сугубо личного мнения одного конкретного читателя для автора, но поскольку некоторые вопросы подняла тут не только я, я расписала вотэтовотвсе) Извиняюсь, если зря)
-
-
25.10.2018 в 21:10Связь с Алеком ощущалась какой-то заглохшей после пробуждения, и Джейса это очень даже заботило - он неоднократно пытался его выследить, чтобы узнать, что да как. Он выдыхает только после слов Клэри о том, что с ним все в порядке, к Магнусу вон собирался. При встрече в переулке снова показано его отношение к Алеку, и Джейс еще без раздумий готов пойти поговорить с ним, может, что и получилось бы, но тут появился Магнус с заклятием. Когда сравнивает руны, его видение Алека, места, которое тот занимает в его жизни, очень яркое и честное. Джейс видит Алека на охоте и искренне тянется к нему. Джейс выбор то делает в итоге потому, что считает нечестным свое поведение по отношению к Алеку. И еще: в тексте ни слова о том, что руна уничтожена и он отказался от Алека и общения с ним раз и навсегда.
Понимаю, что даже при этом хочется больше рефлексии Джейса по вопросу, внутреннего диалога, переживаний, потому что вам близок Алек и "за него обидно", но текст не об этом) В нем, на мой, авторский взгляд, ситуации уделено неоднократное внимание, были конфликт и рефлексия, а также ей подведен определенный финал с многоточием. Дальше - вопрос чистой вкусовщины)
Queen Immortal, надеюсь, что мои слова не восприняты как абсолютный негатив - нет, я даже умилилась, без шуток)
McCreation, Эм, насколько я помню, нет. я спрашивала потому что в принципе не знаю как там все было) Не читала книги и дропнула сериал на половине второго сезона, а вместе персонажей видела только на капсах... как-то так
Боюсь, вы меня не так поняли, извините) Вам я описывала исключительно авторскую точку зрения, то, как по-моему все там было, что называется, на самом деле. При этом первым делом предупредив: "все зависит от точки зрения", не будет в тексте указателей, глобальных выводов и прямолинейности в чем бы то ни было. Потому что понимала: канонов несколько, а фанонов еще больше, у вас наверняка свое видение персонажей, свои любимчики и мнение, как все будет по-правильному и достаточно, а текст - не исполнение заявки "хочу чтобы так, эдак, и вот потому что", это авторский произвол в чистом виде. Видимо, на каком-то этапе это не сработало, потому что вы пишите о том, что хотите еще видеть в работе, в ответ я показываю вам, что в тексте может ответить вашим запросам, но в итоге мы ходим по кругу). Конечно, это из категории "жаль, что так", но совершенно нормально, сколько людей, столько и мнений)
Вот. Вам я верю. Вашему тексту - нет, простите) - у текста нет цели в чем-то убедить, это история глазами одного из участников, то как он ее понял, прожил и какие выводы сделал. Читатель сам может решить, сколько а происходящем правды, насколько можно доверять точке зрения персонажа, есть ли подвох, кто злодей, а кто жертва (вам я, правда, все проспойлерила)).
Вам не за что извиняться - вы так поняли происходящее, у вас получилась своя история, более драматичная и неоднозначная, чем задумывал автор). У меня не было цели показать, что вы ошибаетесь, только обсудить и рассказать, как все понято мной.
Разве сбежать от тех, кто о тебе беспокоится и с ума сойдет, ничего не сказав - это взрослый и ответственный поступок?
Разве "Мы сделаем лучше всех" взрослый и рациональный выбор? Бескомпромиссность - рациональна? Максимализм и идеализм ("мы лучше всех построим лучший мир") - взрослы? - ну где я говорила, что Джейс прав, м?) Объясняла, почему он так поступил - да, оправдывала его - нет. То же и с примером про семью.
"Давайте определимся: Джейс здесь не светозарный ангел, он боится, сомневается, косячит, пробует, желает, стремится, у него явно сдвиги в восприятии, системе ценностей и координат, он под воздействием какой-то древней руны, странного заклятия и новых взглядов" и " Он, барахтаясь в навалившихся со всех сторон событиях, чувствах, ощущениях и желаниях, расставил приоритеты так как смог"
Мне было приятно с вами подискутировать и обсудить фаноны
-
-
25.10.2018 в 21:20-
-
25.10.2018 в 21:42А как еще можно понять разрыв связи и исчезновение руны без мыслей Джейса о том, что "я еще это исправлю", но с
Джейс застегивает куртку и уходит не оглядываясь. «Я тоже тебя люблю, Алек, ты мой брат». «Мое место рядом с Себастьяном».
Джейс уходит. Не оглядываясь. "Я люблю тебя, (но) мое место рядом с Себастьяном".
Я понимаю это именно как разрыв связи и отношений) Ролери, кажется, поняла так же... я бы потыкала в кого еще для статистики понимания сцены, но пока никто не пришел больше в комменты((
Потому что понимала: канонов несколько, а фанонов еще больше, у вас наверняка свое видение персонажей, свои любимчики и мнение, как все будет по-правильному и достаточно, а текст - не исполнение заявки "хочу чтобы так, эдак, и вот потому что", это авторский произвол в чистом виде. Видимо, на каком-то этапе это не сработало, потому что вы пишите о том, что хотите еще видеть в работе, в ответ я показываю вам, что в тексте может ответить вашим запросам, но в итоге мы ходим по кругу). Конечно, это из категории "жаль, что так", но совершенно нормально, сколько людей, столько и мнений)
Да, конечно, видение у всех различается, это нормально) Но я все-таки скорее о неком общем "что в художественном тексте на что работает") В тему:
у текста нет цели в чем-то убедить, это история глазами одного из участников, то как он ее понял, прожил и какие выводы сделал. Читатель сам может решить, сколько а происходящем правды, насколько можно доверять точке зрения персонажа, есть ли подвох, кто злодей, а кто жертва (вам я, правда, все проспойлерила)).
Если не было цели создать некую однозначность происходящего и донести четко свое видение читателю, то все вопросы сняты))
ну где я говорила, что Джейс прав, м?) Объясняла, почему он так поступил - да, оправдывала его - нет. То же и с примером про семью.
вот тут про взросление, ответственность и тд)
Это история ... скорее про выбор тяжелый, но свой, принятие решений, смену взглядов, взросление, ответственность за свои действия и прочие, не столь романтичные вещи
-
-
30.10.2018 в 18:20Отдельно: меня адски вштыривает в заявочного Артем вот это сочетание, этот демонический хвост и то, какой нежностью пронизан сам Джо.
Kevat, я бы очень хотела написать ещё один отзыв к тексту, когда смогу его перечитать свободно, непредвзято и без дедлайна) потому что все таки вовлечённость и восприятие текста, на который смотришь, фактически, прямо в процессе создания и восприятие читателя, да даже беты, которая получает конструкт целиком - это очень разные вещи.
Но сейчас у меня есть то впечатление, которое есть, и поделюсь я, пожалуй, им
Во-первых, я б почитала громадный макси про весь этот мир Джонатана и все сложности воплощения плана в жизнь, но это моя неистребимая любовь к джену.
Во-вторых, в фандоме несправедливо мало фиков об этой паре, и фик, написанный тобой, с тем, как именно ты обращаешься со словами, как передаешь эмоции... Спасибо, что взялась! И спасибо, что дописала.
Многое осталось за кадром, многое вызывает вопросы, на которые читатель не видит однозначного ответа и вынужден искать его сам, и это, откровенно говоря, для меня - плюс. Потому что твоя история была не о всех тех вещах, твоя история была о Джейсе. И, в чуть меньшей мере, о Себе. О том, что происходит у них под кожей.
Мне понравился этот Джейс - живой, неоднозначный, неидеальный. Обретающий свободу через что-то, что вроде как могло иметь свойство поработить. Порывистый и отдающийся каждому решению, каждой эмоции с головой.
Идеализирующий не себя, но других.
Но я попробую сказать ещё о том, чего не говорила тебе изначально.
В этой истории много пространства для того, чтобы представить эмоции и отношение к происходящему героев, больше остающихся за кадром. И мне нравится то, как ты не выбрасываешь за рамки Алека, и как впечатленный силой эмоций, такой на самом деле до уязвимого неопытный, не ориентирующийся в человеческих отношениях Себастьян - ревнует, и как он реагирует, переводит этот все в отталкивающий поцелуй, балансируя сразу на двух гранях - на собственном желании и на интерпретации чувств Джейса помешанной на страх. Я прочла эту сцену вот так и для меня она остро перекликается с моментом в сериале, когда Себ целует Клэри, потому что, как мне кажется, испытывает эмоции настолько сильные что не знает, что это может быть что-то иное.
И тут же, возвращаясь к Алеку: я испытываю тут очень смешанные чувства. Четкое ощущение с самого начала фика, с той самой детали уверенности в мнении брата, и дальше, и еще... черт, плохо формулируется. В общем, с одной стороны весь кусок "прощания", когда Джейс видит Алека на охоте и потом принимает свое решение, он в определенной степени очень цельный. Джейс ищет, Джейс осознает, Джейс удостоверяется что не только он сам при всей любви к Алеку справится без него, но и в том, что Алек - справляется. И потом он говорит с ним, словно, несмотря на всю осознанность забыв, что тот не слышит и не ощущает его через руну, сновно полагаясь на "телепатию". И по сути. По всему смыслу, это запрятанный глубоко и свойственный Джейсу эгоизм, ведь всем этим он только индульгирует себя и принимает решение, правильно или неправильное, за двоих. Как и в случае, когда его севером была Клэри — Алек отходит для него на задний план. Не из злого умысла, не потому что он плохой человек, а потому что в определенные моменты жизни у Джейса внутри полыхает такая любовь, что остается только один единственный сверх-ориентир. И, пожалуй, на такой эгоизм он способен тоже только с самым близким, которого ощущает частью себя, несмотря ни на что.
В общем, тут мне адски больно за Алека, хоть я и чувствую, что автор выводит это к тому, что у них еще будет свое правильное время, свой момент разговора. Просто Джейс доверяет Алеку именно настолько, чтобы отказаться от него, и тут уже не суть важно полностью ли, на время ли.
И второй момент, который я не могла не отметить, как, видимо, магнусоцентричная личность
Подводя итог, пусть я и не сказала тут обо всем, я хотела бы отметить вот что. Этот текст показался мне одновременно умным, заставил шевелиться мозги, ловить отсылки, думать над более глубокими вещами, и - в то же время - ужасно трогательным. На моем эмоциональном фоне реально станцевали джигу, и это для меня достойно аплодисментов.
Да, и еще, как бета, и как организатор, пожалуй, я очень жалею, что этой истории не хватило времени на пост-обработку, полноценную и вдумчивую. Чувствую, что еще немного она могла бы заиграть совсем уж непередаваемыми красками, острее поразить цельностью. Я бы не стала сравнивать фик с камнем, требующим огранки, хотя восприятие и лежит близко к этому. Скорее уж с тонким кружевом, требующим реставрации: как будто ты вытащила его из сундука, запылившееся, поеденное молью и кое-где заляпанное кровью и надорвавшееся - и оно все еще прекрасно. Но дух захватывает от того, каким оно могло бы стать, если о нем правильно позаботиться.
всё, гасите свет, меня унесло
короче, спасибо, дамы!
-
-
02.11.2018 в 21:49Kevat, спасибо за текст. И за то, как ты вписала Джо с хвостом. Рия и ее "любимые позы", я хвост пририсовала из желания добавить что то этакое, совершенно не задумываясь, как вписать это в текст.
-
-
10.11.2018 в 21:54Kevat, спасибо за историю! Вся наша жизнь - череда выборов. И Джейс выбрал так, руководствуясь не долгом, не логикой, не семейными связями, а чем-то внутренним, идущим изнутри, необъяснимым, может быть. По крайней мере, так я восприняла
-
-
18.11.2018 в 23:19как в аниме,большие, чистые, раз и на всю жизнь чувства - не гладит. Предлагаю допустить, что с пометками "ангст" и "психология" в жанрах такое тем более вероятно)По поводу "возвращает" - извините, но выше я уже столько написала по поводу и с такими подробностями, что повторяться не стану.
Алек был с ним добрую часть жизни, Алек по сути должен быть ему ближе/роднее - в постах выше об этом написано неприлично подробно и много, но ок, еще дополню. При сходстве черт, это две в принципе разные связи, что неоднократно подчеркивалось. Не баш на баш, ангельский парабатай на демонический парабатай, это не замена одного другим, да если бы и была, то как земля на небо, условно. Встал конфликт, и когда прижало выбрать между тем и тем, Джейс свои приоритеты расставил. Потому что, вот странная вещь, имеет право. Чудной.
McCreation, знаете, что самое примечательное в этой переписке: копипаста мною ответов из первых двух постов с небольшими дополнениями и переформулировками, и ваши вопросы, под которые они идеально подходят. На все было отвечено, но то ли проигнорировано, то ли не замечено, то ли вам ответов хочется других... Больше всего, если честно, уже похоже на попытки переубедить автора в его логике и выводах. Обычное желание, бывает, я без обид. Так что, дабы не нивелировать вложенные нами усилия, скажем так: вы попытались. Если вы хотели чего-то другого, то искренне извиняюсь, но намек были настолько тонкими и витиеватыми, что я увидела самое очевидное))
о неком общем "что в художественном тексте на что работает" - или "кому что показалось и кто что хотел увидеть").
я бы потыкала в кого еще для статистики понимания сцены, но пока никто не пришел больше в комменты(( - что ж, вот ниже еще два коментатора, которые идеально все поняли. Однако.
Если не было цели создать некую однозначность происходящего и донести четко свое видение читателю, то все вопросы сняты)) - эээм. Имелось в виду, поскольку это оказалось вдруг не очевидно: каждый имеет право не просто на свое мнение, но и остаться при нем. Заметьте, все что я делаю: отвечаю на ваши вопросы и высказываю свою точку зрения, не более, а уж не соглашаться, возмущаться, упорствовать - ваше право) Само собой история неоднозначная и, от и до состоящая из авторского видения, это даже не обсуждается.
вот тут про взросление, ответственность и тд) - как бы вам сказать... может так: это история глазами одного из участников, то как он ее понял, прожил и какие выводы сделал, или так В контексте происходящего, это напоминает уход выросшего ребенка из семьи <...> выростая, обретая собственное мнение, меняя взгляды, стремясь к чему-то новому, от такой привычной, безопасной жизни в которой добрые родные всегда подстрахуют,уходят не всегда к чему-то большему, лучшему, восхитительному. Чаще просто - к другому. Но перемены назревают всегда, и решение каждого, делать ли шаг вперед, в неизвестность, или так что важно, очень многое зависит от точки зрения, или так все события мы воспринимаем исключительно с точки зрения Джейса, или Выше уже писала про Джейса, так что просто дополню главное: он сделал выбор. Свой собственный, настолько осознанный, насколько это было возможно, или... извините, Ctrl+c заело)
Я практически всегда "за" обсуждение, перетирание и общение, но только в двухстороннем формате, и когда мне, как автору, не отказывают в собственном видении)
TylerAsDurden, спасибо за такой большой, кипящий отзыв
Вот это Потому что твоя история была не о всех тех вещах, твоя история была о Джейсе. И, в чуть меньшей мере, о Себе. О том, что происходит у них под кожей и это Этот текст показался мне одновременно умным, заставил шевелиться мозги, ловить отсылки, думать над более глубокими вещами, и - в то же время - ужасно трогательным. На моем эмоциональном фоне реально станцевали джигу - если бы можно было обнять слова, я бы это сделала, а затем завернулась как в плед) Не только от того, что они теплые и добрые, - они отражают то, каким я надеялась сделать свой текст.
То, как ты увидела Джейса и его мотивы - сама не сказала бы лучше. Если можно усложнить центрального персонажа (и его жизнь) - я это сделаю) Долгое время Джейс казался мне довольно прикладным и слабым персонажем, дополнением к Клэри, Алеку, да еще и мэрисьюшным... но стоило попробовать посмотреть на все это с изнанки, под другим углом, покопаться не в самом очевидном, и, - дайте два - там же копать и копать! Передача этого реверса и стала одной из основ текста.
впечатленный силой эмоций, такой на самом деле до уязвимого неопытный, не ориентирующийся в человеческих отношениях Себастьян - ревнует, и как он реагирует - за привитой жизнью с Валентином жестокостью и изворотливостью у него же социализации нормальной 0х0 (кмк, он смог успешно мимикрировать под обычного сумеречного охотника благодаря регламентированности их жизни и ограниченному функционалу, но "сделать вид" - не равно понять. Он, порой, повторяет увиденные реакции едва ли понимая зачем это). При всей своей наблюдательности, этот островок боли остается удручающе невежественным в том, что касается его самого. И, разумеется, у меня руки сами потянулись в этом покопаться.
Алек... тут сложно. Точнее, мне-то, как автору, все предельно ясно, но текст не про него и Джейса, хотя все понимаю: фандомный любимчик, голубое солнышко, и вообще он чудо (теперь уже смотря в каком каноне)). Джейс доверяет Алеку именно настолько, чтобы отказаться от него - this. Это все, что я могу сказать об отношении Джейса к Алеку (с) Короче, нужно будет написать еще что-нибудь о Джейсе и Себастьяне
Сравнение текста с кладбищенским кружевом получилось действительно... проникновенным) Ты знаешь как писался этот текст, и чего там только не было) Мог ли он быть лучше - само собой, нет предела совершенству, но трижды за раз я пока выше головы не прыгаю) Главное, в нем обозначены все моменты, которые, по моему мнению, должны были быть и сделано это так, что мне не стыдно за эту работу. Так что, кто знает, может в следующий раз напишу что-нибудь технически симпатичнее)
Тай, еще раз от сердца благодарю за помощь и поддержку, было приятно поработать вместе
Рия Ареи, спасибо за твои замечательные арты и реализацию идеи с разделителем. Рада, что тебе зашла реализация)
reda_79, благодарю за отзыв! Ваше восприятие сработало на 200%))