i’m drinking because i’m in south dakota// — Это сложно. Заткнуться сложно, — пояснил Хуниверс.©ФФБ


Название: Лукавая улыбка Фортуны
Иллюстратор: Max_Maks
Автор: TylerAsDurden
Бета: Ambery
Пейринг/Персонажи: Магнус Бейн|(/)Алек Лайтвуд
Категория: джен, преслэш
Рейтинг: G
Жанр: AU, фэнтези
Размер: 5 533 слова
Краткое содержание: Алек знал: прошлая жизнь навсегда осталась позади. Но остаться на необитаемом острове, разделяя одиночество лишь с кровожадной морской тварью, — являлось далёким от того, какой он мог бы представить жизнь новую.
Примечание/Предупреждения: специфический стиль; намек на ксенофилию; человек!Алек, “морской дьявол”!Магнус.
Иллюстрации: 1 (заявочный арт), 2, 3


Существо, пристально смотревшее на него из воды светящимися медовым золотом глазами — русалка, сирена, наяда — было завораживающе прекрасным. Из последних сил Алек потянулся, вспомнив, где, поворачиваясь набок, увидел большой булыжник. Через мгновение, к счастью, пальцы его сомкнулись на камне. И, сделав осторожный вдох, он метнул.
Бурная из-за шторма вода заволновалась сильнее, пошла кругами. Он сомневался, что попал. Но хотя бы отпугнул тварь уж точно.
Он старался не думать о том, что, быть может, только ее разозлил. Благодушие этих существ, он слышал, было ничуть не лучше их гнева. Невозможной красотой, сладким пением или речами они заманивали моряков в пучины. Но сильнее того любили невинных девиц. Интересно, а были ли им по вкусу и девственники? Этого Алек проверять не желал.
Полежав так еще немного и убедившись, что никто более не тревожит его одиночество, он повернул голову набок, в сторону пробивавшегося через низкие темные облака рассвета.
Сделал пару вдохов и выдохов. Грудь пекло от попавшей в горло воды, от отчаянного рывка слепого инстинкта выжить — Алек никогда не был хорошим пловцом. Оставаться на скалистом берегу было слишком опасно, но он не мог и пошевелиться. Чувствуя, как последние силы оставляют его, Алек всмотрелся в горизонт.
Глядя, как догорают обломки корабля в стороне от берега, на расстоянии, для него недостижимом, он думал обо всем, что оставил позади. Что потерял и от чего сбежал.
О названом брате, чьи преступления взял на себя. О невесте, так и не дождавшейся брачной ночи. О младшей сестре, улизнувшей с парнишкой из скобяной лавки, пока все силы были брошены на поиски старшего. О том, что так никогда и не узнает, как исказили гнев, разочарование и бессилие лица родителей, которых они так подвели.
Подохнуть на этом острове в одиночестве, от голода или лихорадки — было достойной для него кончиной. От голода или лихорадки. Но не в лапах вымышленных чудовищ, в которых и сам давно не верил.

Поднес ко рту потрепаный бурдюк, который оказался без надобности мертвому моряку и все еще немного пах приторным ромом. Сделал еще парочку глотков вкуснейшей пресной воды из ледяного ручья. Откинулся на спину, устало вытянул ноги, устраиваясь под хлипким навесом, едва защищающим от безжалостного солнца в полдень. Пока мастерил навес, вымотался, занозил все пальцы, словно пытаясь завершить начатое кораблекрушением и не оставить на собственном теле и живого места. Сунул указательный в рот, облизал ссадины — кормилица говорила слюна убивает заразу.
Александр Гидеон Лайтвуд, наследник не богатого, но знатного рода, отличавшийся посредственными манерами вкупе с сомнительными принципами чести, разочарованный в жизни в свои неполные двадцать лет, теперь — беглый преступник.
Он не совершал убийства в пьяной драке за честь дамы в трактире. Но был там. И не остановил своего брата, согласный с мыслью, что слова подонка следовало затолкнуть обратно в его же глотку.
Кроме того, Алек жил в преддверии династической свадьбы с почти незнакомкой, холодной Лилией Бранвелл, с которой их роднило лишь взаимное безразличие. И пусть он знал, что испорчен: о семейном счастье не было и речи даже при иных обстоятельствах, — подобный брак перед лицом общества и церкви был ему отвратителен. А Джейс, его дорогой Джейс, к которому он испытывал отнюдь не братские чувства, еще имел шанс со своей Клариссой. Потому Алек легко, даже с некоторым удовольствием обличил себя в глазах правосудия, устроив непристойную сцену признания вины перед целой площадью народа. Чтобы тут же сбежать по крышам домов. И запрыгнуть в трюм первого попавшегося корабля. Стоило прикрыть глаза, вспомнить, и кровь заново вскипала, обжигая нутро — пьянящее чувство, с легкой примесью боли.
Дальше — шторм, пожар на палубе; не менее трусливый, чем вся его жизнь, нырок в воду Он был первым, как крыса сбежавшим с тонущего корабля. Он оказался единственным, кому удалось выжить. И свое заключение на очевидно необитаемом на острове считал ничем иным, как логичным завершением сего пути. Разве не было у Господа Бога чувства юмора? Потерянный, одинокий всю жизнь, теперь Алек вкушал истинное одиночество.
Он обустроился на острове, как мог избалованный джентльмен, черпавший знания только из книг, без всякой практики. Хорошо хоть, навыки фехтования и стрельбы сгодились. Как и способность узнать среди обнаруженных фруктов хотя бы часть, без сомнений пригодную в пищу.
Было тихо. Даже птицы не тревожили его покоя, не говоря уже о привычном человеческом копошении, слышном в большом городе с раннего утра до глубокой ночи. Так, в уединении, где мыслям вторил лишь ленивый плеск волн, Алек и уснул в первый день своей удивительной новой жизни.

Три дня спустя малознакомые фрукты в качестве единственной пищи опостылели. А еще стало скучно. Переждав самые жестокие часы немилосердного на этом острове солнца, Алек смастерил подобие удочки и отправился на рыбалку. То ли опасаясь, то ли надеясь снова увидеть существо, привидевшееся ему в ночь крушения корабля.
Умопомрачительно яркие рыбки сновали около самодельного крючка, с любопытством нарезая круги. Зрелище было столь же свежим и увлекательным, сколь совершенно бесполезным. Клевать они не собирались.
Час спустя небесное светило подобралось уже достаточно близко к горизонту, чтобы Алек принял необходимость совершить приготовления к ночлегу и развести костер, ведь добыча огня давалась ему здесь с немалым трудом.
Он шел к лежаку под навесом, теперь служащим ему единственным домом, и не мог отделаться от ощущения пристального взгляда в спину. Обернулся, ожидаемо никого не увидел. Цветные рыбки, на разные голоса выражающие ему свое презрение по поводу попыток приманить их без какой бы то ни было наживки, полнили мысли Алека до глубокой ночи.

На другой день, подстегиваемый возмущением собственного желудка, Алек подготовился лучше. И был рад только, что никому и никогда не доведется рассказать о своих попытках накопать на этом острове червей. Джейс бы непременно надорвался от смеха.
Все усилия и толика фантазии принесли плоды: Алек отложил вот уже вторую рыбешку в специально вырытую для улова ямку в песке, проверил крючок, снова забросил удочку.
И в то же мгновение оказался забрызган соленой водой с головы до ног. Его единственная одежда промокла, влажные волосы налипли на лицо, но к счастью, он не разомкнул руки и удочка осталась цела — надежды смастерить новую Алек не лелеял.
По пояс показавшись над водой и самодовольно ухмыляясь, в глаза ему смотрела приснопамятная русалка. Выходило, что не почудилось.
При свете дня было ясно, что это скорее уж мужчина, чем женщина, хоть Алек и не знал, было ли существам из легенд присуще человеческое разделение на два пола. Он ведь не встречал их никогда раньше. «Русал», как предпочел тот называть существо в мыслях, явился теперь не таким пугающим. Отразившийся от мелких чешуек солнечный свет казался блеском, а не потусторонним мерцанием, на груди, животе, щеках и вовсе переходя в подобие золотистой пыли. Шипы не устрашали, лишь украшая темноволосую голову короной. Обнаженные в беззастенчивой улыбке клыки пустили по телу дрожь, имевшую мало общего с боязливой...
А Алек-то думал, что падать в собственных глазах ему уже некуда.
— Один-один, — вдруг нараспев произнес русал, слегка покачиваясь на волнах, и подмигнул.
«Говорящее», — мелькнула мысль, а изо рта вырвалось:
— Что?
— Камень, — указало существо себе на плечо, — брызги, — застыл когтистый палец в направлении Алека. — Один-один.
— Значит, попал.
— Ты меткий, — словно бы невзначай существо качнулось по воде и оказалось ближе.
Алек отсел на камне на равное расстояние.
— Не жалуюсь.
Существо — русал, черт-пойми-кто — пару раз моргнуло и деланно надуло губы. Самую малость — не настолько, чтобы выглядеть по-детски и глупо, но достаточно, чтобы вызвать инстинктивное сожаление и тепло. Из всех знакомых Алеку девушек подобная пропорция удавалась лишь Изабель. Из знакомых мужчин — все оставляли привычку в нежном возрасте пяти лет.
— Заслужил ли я вашу грубость? Обидел чем-то? — голос звучал невинно и сладко.
Алек закатил глаза. Повел плечами. И вернулся к рыбалке. А когда поднял взгляд, от русала не осталось и кругов на воде.
Добрую четверть часа ничего не происходило. Внешне он, конечно, был совершенно спокоен. Но сложно было унять бурю внутри. Двинулся он умом от уединения и жары, или сказки кормилицы оказались правдивы?
Удочка дрогнула, Алек подсек, вытащил новую порцию своего ужина — на этот раз самую яркую, пестревшую синим и желтым средних размеров рыбу.
— Что ты? — наконец с любопытством спросил русал, возникая из воды с тихим плеском. Дикие, желтые глаза блестели азартом.
— Ты в своем уме? — Алек совершенно не был уверен, насколько понятие ум уместно по отношению к подобному существу, но, право слово, оно ведь с ним разговаривало.
— Ты не человек, — в свою очередь закатив глаза, пояснил его собеседник и в жесте, напоминающем о нетерпении, выбросил из воды золотистый кончик хвоста, ударил о воду, — люди просты и глупы, как моллюски. И не способны даже сопротивляться, увидев нас. Пуще того — услышав. Но ты не очарован. Что ты?
У Алека против воли вырвался короткий смешок.
— А ты напоминаешь моего брата.
— Чем же? — наклонило голову существо.
— Точно так же не можешь смириться с тем, что твоя неотразимость обошла кого-то стороной.
— Уверен, я красивее твоего брата, — невозмутимо парировало то, видимо, продолжая свою игру.
На это Алек отвечать не стал, взамен сжимая покрепче удочку. Естественно, он не думал, что хоть какая-то рыба клюнет, пока это крутится рядом. Но и бросать своего занятия был не намерен.
Русал плавно опустился под воду и скрылся на несколько мгновений, чтобы вынырнуть совсем рядом с Алеком.
— И что, кто-то покупается на такие примитивные ловушки? — скептично, но с нескрываемым любопытством спросил он, указывая на поплавок.
Алек не желал повторяться и лишь потому не закатил глаза.
— Да, — и, подумав, добавил: — Но не в этом смысл.
Во взгляде русала интерес зажегся только сильнее, но он больше ничего не спросил, лишь вернулся подальше в море и принялся наблюдать.

Алек пренебрегал рыбалкой столько, сколько было возможно: ничто не было вечно под луной, а уж способность жевать кокосы и подавно. Но не зря он, за неимением лучшего, считал упрямство заглавным своим достоинством.
Три дня Алек провел на острове, не приближаясь к берегу моря. Смотрел издали. Встречал рассветы и ловил закаты, на которые в прошлой жизни отчего-то все не хватало времени, легко расставшись с привычным укладом и излюбленным временем сна. Легко — так, отчего-то, он думал почти обо всем здесь.
Искал в себе сожаления, но не находил. Лелеял тоску по близким, но и та обращалась пустой и светлой.
Распутывал темные, едва ли не черные длинные незнакомые водоросли с очередного «сокровища» — ящика, чудом уцелевшего и прибитого берегом с утонувшего корабля, и вспоминал сестру. Крошка Изабель со своим мистером Саймоном Льюисом, должно быть уже добрались до его родины. К дому, где их ждала молодая мисс Ребекка, не справлявшаяся в одиночку с хозяйством.
Раскрывал мягкий, дозревший на палящем солнце манго, с золотым сочным нутром и гладкой, острой и твердой косточкой в середине и с ухмылкой думал, что Джейс... не смог бы после такого сделать предложение Клариссе по всем приличествующим правилам, но вряд ли задержится с этим надолго. Пусть миссис Фэйрчайлд и слыла строгой матерью и блюда дочь, но не казалась способной препятствовать ее счастью да и возможности уйти в иной род, отступив на шаг от славы, преследовавшей их семью. Ведь многие еще соотносили сплетни о юной скандальной Джослин Фрэй и ее романе с грозой морей Валентином Моргенштерном со слухами, куда та подалась, когда понесла от своего пирата.
О пиратах Алек немного думал тоже. Вот что действительно страшило его в море раньше, а никак не охочие до человеческой плоти чудища из детских баек. Ведь будучи ребенком, он так и не узнал ничего ужаснее поведанной в темноте спальни истории о кровавой расправе над отцом Джейса на глазах сына, прямо на палубе собственного корабля. Рассказанная единожды, та впечаталась когда-то в память Алека намертво и непреложно. И больше смерти он всегда боялся лишь смерти от руки настоящих монстров в обличье людей.
Теперь он не сверлил горизонт взглядом, в надеждах увидеть корабль, ведь был уверен: если кто и проплывет по этой проклятой полосе, в которую загнал торговое суденышко лишь шторм, то непременно морские бандиты.

К ночи третьего дня на берег его потянул отнюдь не голод.
Алек не пренебрегал здесь гигиеной, вовсе нет. Жалел даже, что нет никакой надежды побриться, и обреченно предвкушал, как скоро ногти по щетине будут создавать задорный хрустящий скрип. Но борода бородой, а вот горячей ванны ему действительно не хватало. Умывался, ополаскивался, как мог, в обжигающе ледяной воде ручья, из которого пил. Однако за столько дней тело начинало зудеть все сильнее, пот на горячем солнце лил не переставая, и в какой-то момент Алек понял, что пялится на морской берег теперь уже даже как-то хищно.
Помыться или умереть. Звучало даже смешно, но от того не становилось менее актуально.
Конечно, стоило подождать утра. При ярком солнечном свете, пусть у него и не появлялось преимуществ перед обитавшем в воде чудовищем, но и слабости новой не было. В неярком же свете луны многое ускользало от его человеческих глаз.
Алек оценил свои пожитки. Даже оружия толком не было — тесак брать с собой в воду не хотелось, слишком полезен тот был, чтобы потерять.
Он вздохнул, посмотрел на ласково перешептывавшиеся волны. Со смаком почесал бок. Терпением, в отличие от упрямства, Александр Лайтвуд похвастаться не мог.
Единственную одежду аккуратно сложил, оставил возле лежака — подальше от песка, ветра и непредсказуемых вод.
Ночь не была обжигающе горячей, как белые дни, но оставалась теплой. Свежий прохладный ветер обласкал кожу, отбросил за спину волосы, неумело собранные в косу.
Алек вдруг осознал: «Я обнажен и стою на открытом пространстве». Пусть его никто и не мог его видеть, щеки обдало предательским румянцем, и Алек остро ощутил каждый неприкрытый участок кожи, всего себя. Было... хорошо.
Расставил пошире ноги, потянулся, с вызовом улыбаясь луне.
До кромки воды было двадцать восемь шагов. И с каждым из них Алек все острее ощущал себя собой.
Мелкая волна облизнула стопы — здравствуй. Алек разбежался, добираясь почти до самого края светлого дна, туда, где начиналась густая неизведанная глубина, и наконец окунулся — привет.
Он прежде не был любителем плавать, но здесь, у берегов его острова, вода была дьявольски соленой и держала на вдохах у самой своей поверхности. Нырял, загребал руками и толкался стопами до тех пор, пока легкие не стало печь нестерпимо. Лег на спину, рассмотреть незнакомое еще небо с мириадами звезд. Вспомнив о своей первичной цели, поплыл ближе к берегу, туда, где без опаски можно было встать на ноги.
Пот, грязь, засохшие корки исцелившихся ссадин — тело расставалось со всем этим не так легко, как после горячей распарившей ванны с добрым куском мыла и щеткой, но уж получше, нежели при быстром плескании из ледяного ручья.
Грязь растворяется в воде, как сам Алек в удовлетворении.
— Впечатляет, — тянет русал, голова которого появляется из воды в опасной близости от алекового паха. На губах — кривая довольная ухмылка, растущие от висков и на затылке тонкие шипы пружинисто топорщатся во все стороны, и Алеку кажется, что это — тоже знак немалого удовольствия.
От неожиданности он оскальзывается и едва не падает в воду на спину, отступая назад. Рука сжимает воздух — он не взял ничего: ни тесака, ни камня. Растяпа.
— Ты что творишь?
— Любопытствую. И любуюсь. Ты ведь сам, — движение русала в воде ближе, равное шагу Алек назад, как в танце, — вошел, — и снова, — в эту воду.
Русал наконец замер, больше не совершая попыток приблизиться, и, медленно и незаметно, Алек выпустил из легких воздух. Существо явно красовалось, держась над водой, словно сидя на ложе, в выгодном свете подставлялось лунным пятнам, медленно поводя плечами. Алек, к собственной злости и стыду, не мог оторвать ласкавшего покрытое чешуей тело взгляда. Западня.
— Поиграй со мной? Я знаю много интересных игр, — русал понизил голос, и тот стал глубоким, бархатным, сладким. Мурашками пробегающим по затылку. — Мои руки, — он обизнул губы, словно в намеке, — касались множества куда менее привлекательных тел. И все были совершенно довольны. Поиграй со мной. Неужели тебе не интересно?
По ногам, по животу Алека, к паху стекла, собираясь узлом, вязкая волна возбуждения. Ничто и никогда не отрезвляло его лучше.
— Наслышан об играх подводных тварей. И ни одна из них не оставляет игрушку в живых.
Медленно, по полшага за раз, Алек отступал к берегу. Вдруг русал сверкнул глазами и скрылся под водой. Алек осторожно осмотрелся, прислушался к инстинктам, как на охоте. Море не давало подсказок.
Сильные, шершавые руки на талии и острые клыки у плеча он ощутил одновременно. Отпрыгнул, оттолкнул тварь ногой в живот, успел сделать еще гребок в сторону берега. Уворачивался от когтей и хвоста, впитывал звонкое шипение, раздававшееся из оскаленной пасти, ловил отголосками, ненужными вспышками животную древнюю красоту обнажившего свою суть хищника.
Чем ближе был спасительный берег, тем проще было двигаться Алеку и сложнее — русалу. Дно поднималось, и когда вода прикрывала Алека лишь выше колен, он понял, что русал отстал. Оказался на приемлемом расстоянии, держась достаточной для маневра глубины. Лунный свет, короткое подобие схватки сделали наконец его образ завораживающе жутким. Всколыхнулись в памяти леденящие душу, жестокие морские легенды. Алек почувствовал себя до боли живым.
— Я голоден, человеческий мальчик.
— У меня есть имя, и я тебе не еда.
— Но что же ты тогда? Не еда, не игрушка. В чем же смысл?
«Смысл в том, что я — человек, тупая ты тварь», — подумал, но не открыл рта, чтобы произнести..
— Я здесь не для твоих нужд.
— О-о, — удивление звучало искренним, а насмешка хлесткой. — А для чьих же? Неужели думаешь, твоя жизнь теперь чего-то да стоит?
— Уж побольше твоей. У меня-то есть хоть какая-то, но душа.
Алек развернулся и пошел к лежаку не оглядываясь. Водные процедуры его утомили, и теперь по-настоящему клонило в сон.

На другой день проснулся и понял, что страха не было. Управился с утренними делами, взял удочку да наживку, ушел к берегу.
Два часа спустя морская тварь показалась, но Алек не повел и бровью.
Русал покружил в отдалении. После — уселся на поднимавшийся из воды камень, приметный только в часы отлива, не сейчас, но знакомый Алеку. Разглядывал, не нарушая утренний тишины. «Пусть себе сидит», — думал Алек. Чем не часть диковинного пейзажа, не хуже и не лучше прочих?
Солнце лениво ползло по небу, рыбы в алековой ямке уже было достаточно и на обед, и на приличный ужин. Пора было и честь знать.
— Как твое имя? — просто, без привычной игривости в голосе, бросил ему русал.
Алек глядел на воду, на пустой горизонт, на небо без единого облака.
— Вежливо было бы сначала представиться самому, — мысль скользнула в уме, не должна была быть озвученной, но Алек начал слишком уж привыкать к разговорам с самим собой.
— На ваших наречиях меня называют Магнус. Баш на баш?
— Алек.
— Не слышал такого произношения. Александр?
— Предпочитаю Алек.
— Запомню это, Александр.
Он не стал поддаваться на подначку. Беседы с чудовищами его совершенно не интересовали. С другой стороны, может быть до самого конца жизни, эта морская тварь, — русал, сирена, Магнус, — единственный, с кем ему придется обмолвиться словом.
— Вы ведь не можете питаться только людьми? Не так много кораблей выплывает в море и еще меньше тонет.
— О, ну что ты, милый, — Магнус немного склонился вперед. — Конечно мы принимаем в пищу не только вашего брата. Отец-океан щедр и справедлив к своим детям. Но люди, как тебе сказать, — голос его изменился самую малость, приобрел мечтательный оттенок, — сродни деликатесу. Горячая кровь, столько страха, стремления к наслаждению и воли...
Пока говорил, Магнус медленно окинул его с головы до ног взглядом с не менее мечтательной поволокой.
«Кто, спрашивается, тянул меня за язык?» — обреченно подумал Алек.
Собирая удочку и улов, он сумел таки даже вежливо попрощаться. В этом не было никакого смысла, но в нем самом словно что-то сдвинулось, изменилось. Будто Алек начал, наконец, приспосабливаться к новым условиям и понимать правила обещавшей затянуться игры.
А уж в чем состоял ее смысл и куда она грозила завести наивного человека, предстояло еще увидеть.

Два дня русал не являлся. Алека по ночам мучили преисполненные смутных образов сны, странные и тягучие, от которых к утро ломило поясницу и позвоночник. На третий день он вышел к берегу с первыми лучами солнца, быстро ополоснулся и присел на песчаном краю обрыва, чуть в отдалении от излюбленных мест, но там, где открывался лучший вид на рассвет.
Магнус с тихим плеском поднялся над водной гладью, когда море у Алека под ногами мягко светилось розовым и золотым.
— Скажи мне, человек, — начал он без приветствия, словно в продолжение неоконченного разговора, — разве ждешь ты чего-то здесь, на островке суши, покинутом вашим богом? Отчего так цепляешься за жизнь, тщишься умереть в страдании, от голода или неизвестной болезни?
Алек слепо моргнул.
— Я не ищу смерти.
— Но она неизбежна, мой дорогой Александр. Так не лучше ли поддаться мне? Погибнуть без боли, в экстазе самого желанного удовольствия? Разве не знаешь ты, что ваши моряки умирают в наших руках с улыбками на лицах?
— Смерть — не увеселительная прогулка. И лишь трусы сами выбирают свой час и участь.
— А перед кем здесь ты боишься прослыть трусом, дорогой?
Алек выразительно сверкнул на него глазами, а потом невесело покачал головой. Не хотел объяснять очевидное, что единственный, перед кем он теперь в ответе — Александр Гидеон Лайтвуд, собственной персоной. Мог ли понять такие тонкости морской дьявол, с такой непосредственностью предлагавший ему смерть в дар?
— Скажи, Александр. В чем изъян? Неужели, взглянув на меня, ты не видишь того, что сильнее всего на свете желает твое человечье сердце? Разве голос мой не тревожит твоих сладчайших фантазий?
Вздохнув, Алек оглядел его задумчивым взглядом. Все было так. Но в то же время, магического, сковывающего очарования он не ощущал с единственного момента перед ночной схваткой. И сам знал, что по всем канонам должен бы, но... Ему было любопытно. Он, против воли, любовался дикой красотой Магнуса. Был заинтригован его природой. Отгонял от раза к разу и неуместные, сладострастные мысли, упиравшиеся в простое: прости Господи, как? Но того, о чем толковал ему сейчас Магнус, — непреодолимой тяги — совсем не было.
Алек пожал плечами.
— Ты, — помявшись сказал он ожидавшему ответа русалу, — красивое существо. Но как желать коснуться твоих волос, не боясь пораниться о шипы за ними? Как податься в объятия, глядя на сверкание когтей? Быть может, до того тебе встречались куда более отчаянные смельчаки, Магнус?

Русал, к его удивлению, закаменел, застыл в воде неподвижным кораллом, глядя беспокойными расширившимися глазами. Нервно дернул хвостом, и кончик показался над поверхностью. Приоткрыл рот, скользнув темным языком по острейшим клыкам.
— Ты видишь — меня?
— А кого еще?
Не удостоив ошарашенного Алек ответом, Магнус эффектным кувырком назад нырнул на глубину — только сверкнул в золотистых солнечных лучах хвост.

Размышляя о позоре, который навлек на свою семью, Алек испытывал чувство мрачного удовлетворения. Порой — кутался в него ночами вместо одеяла. Мысль о позоре иного рода, в который окунуться его досточтимые родственники не успели, отдавала легкой горечью сожаления.
В эти дни он предавался размышлениям о собственной жизни, решениях и возможностях довольно часто. Времени было хоть отбавляй.
Порой, усаживался на песок и чертил по обе стороны от своих ног линии. Справа вел счет достижениям, слева — ошибкам. Стирал ладонями борозды, не оставляя следа.
Хотелось прочесть хоть захудалую книжонку, хоть чужое письмо.
Язык чесался от отсутствия разговоров, пусть Алек и не был никогда любителем поболтать, но настырные сестра и брат привили ему привычку. Одну из немногих, с которыми тут оказалось не слишком легко расстаться.
Русал больше не показывался. Что было к лучшему, ведь постоянно опасаться за свою шкуру по лишним поводам Алека не прельщало.
Теперь-то он осознал, каково это, когда детское острое желание, накатывавшее порой нестерпимо — оставьте меня, наконец, в покое! — претворяется в жизнь.

Вечер, когда Магнус появился опять, ничем не отличался от предыдущих. Алек бездумно смотрел на воду и под шепот морских волн ждал заката.
— Привет, — обронил он, только заслышав плеск. Голос от долгого молчания напомнил вороний кашель.
— Здравствуй, — в интонации русала скользнуло что-то неожиданное и мягкое.
— Что нового при дворе морского царя?
— Нет у нас царя. А того, что вы зовете двором, тем паче. Но в глубинах эта неделя была нескучной.
Алек смотрел на него и искал различия, заметные и на вид. Но тот выглядел как прежде, как в каждую из их встреч. Разве что сверкал тускнее, да под горящими чарующим блеском глазами залегли тени. Но то и другое могло быть одной только игрой света.
— Что же на суше? Отдохнул ли мой Александр от докучливой сирены? Завел ли новых друзей?
Алек хмыкнул: поддевка стекла с него как вода с гуся, ведь друга он и в самом деле завел.
— Себастьян не лучший из собеседников, но возвращайся утром, я вас представлю.
Крупный красный краб, повадившийся заявляться на берег и опасно близко подходить к человеку, выглядел до того угрюмым, что Алек не удержался — наделил его в своем воображении человеческими чертами, дал имя. Иногда казалось, в ответ на его разговоры тот вполне осмысленно и очень уж саркастично щелкал своими большими клешнями.
Магнус приподнял бровь.
— Неприменно.
После пары минут тишины, Алек было открыл рот снова, но русал опередил его:
— Вы, люди, мало знаете о нашей расе. Не мудрено, ведь рассказать-то и некому. И верить ты мне совсем не обязан. Но я хочу предложить тебе, странный человеческий мальчик, чего не предлагал еще ни одному теплокровному...
— И с чего бы? Неужели так впечатлился стойкостью к своим чарам? У меня тоже есть предложение. Сдайся, Магнус. Уж если не съел меня, застав врасплох, если не околдовал сразу, не думай, что уговоры изменят данность. Умерь самолюбие, ведь придется тебе прожить свою жизнь так и не узнав, каков я на вкус.
— Вечность. — Алек вскинул брови, и тот пояснил: — Это у вас, людей, существует понятие конечной жизни. Мы же есть до тех пор, пока не рассыпятся скалы и не иссохнет весь океан. Да и с чего ты взял, что перед тобой отступила моя природа и чары вдруг оказались бессильны? Все совсем не так, юный Александр, но большего ты сейчас понять не способен. Быть может, когда-нибудь.
Магнус вздохнул, вперился безрадостным взглядом в горизонт.
— Я предложу один раз. Ты волен не слушать и останешься в своем праве. Но если внемлешь, то будь предельно внимателен.
Ты, Александр, верно, знаешь: оступишься или поддашься на уловку, — я съем тебя без раздумий, тем более, гнев и страх слишком аппетитно пахнут.
А вот если вверишь себя по доброй воле, намеренно войдешь в воду, чтобы остаться... стану твоим проводником и помогу обратиться немертвым, одним из нас.
Мрачно светились глаза Магнуса, торжественно звенел голос. Алек, конечно, довериться ему не мог.
— А чем это отличается от попадания в ловушку? — бросил он.
Магнус же сверкнул печальной улыбкой, моргнул коротко, и неожиданно сменил тему.

Время шло, и дни сливались в один. Алек пожалел бы, что не стал делать с первого дня зарубок, но разве это бы что-нибудь изменило? Он сознательно бежал из дома. И разве вот так, в самом буквальном смысле оказаться безвозвратно затерянным, не было лучше? Не жалеть, не испытывать волю искушением написать весточку. Разузнать новости. Увидеть отца и мать.
Он сосредоточенно строгал ветку, надеясь смастерить в конце концов приличный вертел, и едва не поранил палец в который раз. Но не привык отступаться.
Если верить перемещениям солнца, на все про все ушло часа четыре привычного времени, и к берегу Алек подходил усталый и немного обозленный.
Магнус привычно ждал его у кромки воды, махнул рукой, вызвав легкую улыбку в ответ. Внутри ворочалось что-то похожее на предвкушение: хоть что-то, пусть и было стабильным, давало Алеку в размеренной жизни на острове элемент неизвестности. Никогда не выходило угадать заранее: встретит его у морского берега перепалка, новый обмен колкостями, диковинный коралл в подарок или свежая история, от которой захватит дух.
Время шло, отчаяние Алека и его безразличие к своей участи росло и расцветало в груди. А разговоры с Магнусом вошли в привычку, которую тот не был намерен менять до тех пор, пока и в самом деле не наскучит русалу.

— Расскажи историю?
— Хочешь сказку?
— Да, — Магнус прищурился и склонил голову набок, отчего жабры сверкнули золотом на солнце. — Когда живешь настолько давно, все чужие истории знаешь наизусть, а выдумывать свои иногда начинает утомлять. Расскажи мне сказку, человеческий мальчик.
Алек задумчиво посмотрел на рябившее мелкими пенными волнами бескрайнее море. Вдохнул глубже опостылевший соленый воздух. Он и сам заскучал здесь и был бы не против послушать историю. Но рассказать... Рассказывать он никогда не умел. К тому же, в голову не приходило ничего, кроме выдуманной кормилицей сказки о русалочке, так любимой их милой Изабель. А шансов, что Магнуса порадует история о юной сирене, отдавшей сначала голос, а потом и жизнь из-за любви к человеку, не было вовсе.
Тот махнул хвостом в прозрачной воде, разгоняя мелкую стайку рыб. Кувыркнулся назад, пуская хвостом небольшую волну с белейшей пенной шапкой. Вынырнул снова, глядя спокойно терпеливыми и очень холодными глазами. Будь это человек, о нем говорили бы, что у того ледяное сердце. Таким потусторонним и чуждым любому из людей светом сияли эти глаза, что вглядевшись в них, Алек едва не вздрогнул. И, чтобы отогнать мрачную мысль: уж не из-за смирения ли со смертью его совсем не пугают ни золотой взгляд, ни сам морской дьявол, он спросил:
— Ты знаешь про Ледяную Деву?

Тем утром он заспал. Проснулся, удивленный, как высоко по небу поднялось солнце, глотнул воды, отправился окунуться, пока не стало еще слишком поздно.
И там, на берегу, встретил неожиданный подарок судьбы. Давно уже обломки не прибивал прилив, и Алек уверен был — море поглотило все, чем был когда доставивший его сюда корабль. Но не видение и не мираж, прямо у его ног лежал большой кусок сырого, но целого дерева. Дверь одной из кают. Краска облезла, а от ручки осталась дыра, но по одной из сторон удивительным образом сохранились петли. Алек задышал быстро и часто, глубже и глубже вбирая воздух.
Он поверить не мог. Он не мог, черт возьми, поверить!
Надежда, непрошенная и умершая не успев родиться в самые первые дни, вдруг оказалась тут как тут. Целая дверь. Лучше, чем любой плот, который он только мог построить. Шанс. Настоящий, не призрачный, не безумный.
Несколько часов он посвятил сборам. Обеспечил себя запасом пресной воды, привязал пищу и саму удочку. Взглянул на свое жилище, думал поставить точку, разрушить, но не поднялась рука. Лишь потянул за веревку и опустил навес, как делал, опасаясь слишком сильного ветра.
Давно Алек гадал, в какой стороне большая земля. Смотрел на звезды, следил за солнцем, запоминал, откуда приносит обломки. Он делал это без цели, желая лишь занять чем-нибудь голову. Но теперь его твердые выводы пригодились.
Закончив приготовления, окинул остров последним взглядом. Мелькнула мысль пойти к излюбленному утесу, проститься. Но нежелание терять времени и что-то еще в глубине груди, больное и темное, удержало.
Отплыл на милю от берега, помогая себе сошедшей за весло палкой. Отплыл на вторую. Уже скрылся из вида выбравшийся на берег Себастьян, прощально и неслышно пощелкивавший ему вслед клешнями. Волны становились сильнее, пытались повернуть горе-моряка обратно. Алек лишь усмехался и толкал плот.
И тогда, взбудоражив море водоворотом, из глубины вдруг поднялся Магнус. Плот качнулся, и Алек еле удержался за край. Хотел крикнуть, потребовать убраться с дороги. Но не проронил и звука.
Вся древняя тьма морских глубин смотрела на него со знакомого лица русала.
Тот словно не высился из воды, а парил. Влажные волосы пузырями развевались около смуглого лица, шипы на затылке угрожающе топорщились. Клыки показались в злом, страшном оскале. Магнус вздернул руки, и море потеряло покой.
Бурная, прямая, совершенно неестественная волна несла Алека на своей шапке до самого берега. Пока не встрепенулась, не поднялась в воздух, чтобы отбросить, как сплевывают обгрызенную кость, ударить о берег. Алек покатился кубарем, вскинулся, потирая ушибленное лицо, обернулся.
Плот его разлетелся в щепки. Надежда скользнула в море, стертая, как следы на песке неспокойной суровой волной.
Алек сел на песок. Невидящим взглядом уставился на горизонт. С каждым вдохом дыхание становилось ровнее. С каждым глотком воздуха — в крови закипала злость.
После Алек рвал и метал. Несмотря на боль, ходил по острову из стороны в сторону, мысленно начиная ругать Магнуса и сам себя обрывая. Чего он ждал? О чем думал? Уж не дружбой ли возомнил эти их странные встречи?
Он был расстроен, но больше — зол. Так зол, что и не заметил сразу, как небо потемнело сильнее и раньше обычного. Угрожающе потемнело.
А два часа спустя начался шторм. Страшнее того, в котором сгинул его корабль.

Уснувший к утру, он все же проснулся с первыми рассветными лучами, как привык за недели здесь. Неуютно потянулся на своей жесткой лежанке, счастливый, что не стал разрушать ее. От хлипкого навеса к утру почти ничего не осталось, и Алек промок и продрог. Но был все еще здесь. Был жив.
Мысли роились в черепной коробке как осы, и ни одна не находила выхода. Он сделал глоток воды, последний — запасной бурдюк опустел, не подарив ему больше ни капли. Алек поднялся на ноги, намеренный пополнить запас, но неожиданно пошел совсем в другую сторону. Ни к ручью, ни к привычному своему месту рыбалки. Но дальше, сквозь заросли, в ту часть острова, в которой был только раз в самые первые дни, но не обнаружив в ней преимуществ, решил остаться на том же берегу, куда вынесло его море впервые.
Заросли кончились резко, не успев поредеть или измениться. И взгляду Алека открылось все то же: бескрайнее синее море, редкие крупные камни, неспособные претендовать на именование скалами, желтый песок, корабль у кромки...
Корабль.
Счастье толчками стало подниматься от желудка к горлу, когда он всмотрелся внимательнее. И сердце в груди пропустило удар.
Еще не убранный реевший над немаленьким судном парус был черным, как беззвездная ночь. На его тихий необитаемый остров высаживались шумной гурьбой пираты. Алек замер, ноги почти вросли в землю.
Едва ли удалось бы их убедить, что Алек не тот, за кого можно потребовать выкуп. И возвращаться домой ему было никак нельзя, а стать рабом или, милосерднее всего, одним из их братии, пиратом... Лучше для Алека была и смерть.
Пираты располагались, отрядили первые патрули исследовать остров.
И тогда Алек побежал. Ноги у него, к счастью, были что надо.
Бежал сквозь заросли, напролом, быстрее. Лихорадочно в его голове неслись и мысли.
Он притормозил, лишь когда достиг небольшой скалы в «своей» части острова.
Подошел к обрыву. И вдруг теплой мягкой волной его настигло спокойствие. Стало легко. Солнце было уже в зените. И Алек в самый первый, в единственный раз неожиданно ощутил под ребрами совершенно неиллюзорную свободу.
«Примешь или обманешь, а Магнус?» — подумал так и нырнул прямо со скалы.
Вода дезориентировала, он все еще был не мастером плавать. Да и от неудачного прыжка ударился головой, до сих пор не простившей ему и вчерашнего-то падения. Глаза стали слипаться, а руки ощутились чужими. Алек дернулся раз, другой, но вместо того, чтобы подняться выше, стал быстрее опускаться ко дну.
Паника кольнула у сердца и отпустила. Какая теперь разница? Он ведь, в конце концов, сделал свой выбор.
Усилием распахнул глаза. И не увидел кругом ничего, кроме воды, лишь далеко вверху остался искристый отголосок солнечного света.
«Вот и все».
И, когда сознание уже совсем ускользало, за долю мгновения до конца, ему почудилось на талии крепкое прикосновение холодных рук.
Иллюстратор: Max_Maks
Автор: TylerAsDurden
Бета: Ambery
Пейринг/Персонажи: Магнус Бейн|(/)Алек Лайтвуд
Категория: джен, преслэш
Рейтинг: G
Жанр: AU, фэнтези
Размер: 5 533 слова
Краткое содержание: Алек знал: прошлая жизнь навсегда осталась позади. Но остаться на необитаемом острове, разделяя одиночество лишь с кровожадной морской тварью, — являлось далёким от того, какой он мог бы представить жизнь новую.
Примечание/Предупреждения: специфический стиль; намек на ксенофилию; человек!Алек, “морской дьявол”!Магнус.
Иллюстрации: 1 (заявочный арт), 2, 3

Так бесконечна морская гладь,
Как одиночество мое.
© Кипелов — Я здесь
Как одиночество мое.
© Кипелов — Я здесь

Существо, пристально смотревшее на него из воды светящимися медовым золотом глазами — русалка, сирена, наяда — было завораживающе прекрасным. Из последних сил Алек потянулся, вспомнив, где, поворачиваясь набок, увидел большой булыжник. Через мгновение, к счастью, пальцы его сомкнулись на камне. И, сделав осторожный вдох, он метнул.
Бурная из-за шторма вода заволновалась сильнее, пошла кругами. Он сомневался, что попал. Но хотя бы отпугнул тварь уж точно.
Он старался не думать о том, что, быть может, только ее разозлил. Благодушие этих существ, он слышал, было ничуть не лучше их гнева. Невозможной красотой, сладким пением или речами они заманивали моряков в пучины. Но сильнее того любили невинных девиц. Интересно, а были ли им по вкусу и девственники? Этого Алек проверять не желал.
Полежав так еще немного и убедившись, что никто более не тревожит его одиночество, он повернул голову набок, в сторону пробивавшегося через низкие темные облака рассвета.
Сделал пару вдохов и выдохов. Грудь пекло от попавшей в горло воды, от отчаянного рывка слепого инстинкта выжить — Алек никогда не был хорошим пловцом. Оставаться на скалистом берегу было слишком опасно, но он не мог и пошевелиться. Чувствуя, как последние силы оставляют его, Алек всмотрелся в горизонт.
Глядя, как догорают обломки корабля в стороне от берега, на расстоянии, для него недостижимом, он думал обо всем, что оставил позади. Что потерял и от чего сбежал.
О названом брате, чьи преступления взял на себя. О невесте, так и не дождавшейся брачной ночи. О младшей сестре, улизнувшей с парнишкой из скобяной лавки, пока все силы были брошены на поиски старшего. О том, что так никогда и не узнает, как исказили гнев, разочарование и бессилие лица родителей, которых они так подвели.
Подохнуть на этом острове в одиночестве, от голода или лихорадки — было достойной для него кончиной. От голода или лихорадки. Но не в лапах вымышленных чудовищ, в которых и сам давно не верил.

Поднес ко рту потрепаный бурдюк, который оказался без надобности мертвому моряку и все еще немного пах приторным ромом. Сделал еще парочку глотков вкуснейшей пресной воды из ледяного ручья. Откинулся на спину, устало вытянул ноги, устраиваясь под хлипким навесом, едва защищающим от безжалостного солнца в полдень. Пока мастерил навес, вымотался, занозил все пальцы, словно пытаясь завершить начатое кораблекрушением и не оставить на собственном теле и живого места. Сунул указательный в рот, облизал ссадины — кормилица говорила слюна убивает заразу.
Александр Гидеон Лайтвуд, наследник не богатого, но знатного рода, отличавшийся посредственными манерами вкупе с сомнительными принципами чести, разочарованный в жизни в свои неполные двадцать лет, теперь — беглый преступник.
Он не совершал убийства в пьяной драке за честь дамы в трактире. Но был там. И не остановил своего брата, согласный с мыслью, что слова подонка следовало затолкнуть обратно в его же глотку.
Кроме того, Алек жил в преддверии династической свадьбы с почти незнакомкой, холодной Лилией Бранвелл, с которой их роднило лишь взаимное безразличие. И пусть он знал, что испорчен: о семейном счастье не было и речи даже при иных обстоятельствах, — подобный брак перед лицом общества и церкви был ему отвратителен. А Джейс, его дорогой Джейс, к которому он испытывал отнюдь не братские чувства, еще имел шанс со своей Клариссой. Потому Алек легко, даже с некоторым удовольствием обличил себя в глазах правосудия, устроив непристойную сцену признания вины перед целой площадью народа. Чтобы тут же сбежать по крышам домов. И запрыгнуть в трюм первого попавшегося корабля. Стоило прикрыть глаза, вспомнить, и кровь заново вскипала, обжигая нутро — пьянящее чувство, с легкой примесью боли.
Дальше — шторм, пожар на палубе; не менее трусливый, чем вся его жизнь, нырок в воду Он был первым, как крыса сбежавшим с тонущего корабля. Он оказался единственным, кому удалось выжить. И свое заключение на очевидно необитаемом на острове считал ничем иным, как логичным завершением сего пути. Разве не было у Господа Бога чувства юмора? Потерянный, одинокий всю жизнь, теперь Алек вкушал истинное одиночество.
Он обустроился на острове, как мог избалованный джентльмен, черпавший знания только из книг, без всякой практики. Хорошо хоть, навыки фехтования и стрельбы сгодились. Как и способность узнать среди обнаруженных фруктов хотя бы часть, без сомнений пригодную в пищу.
Было тихо. Даже птицы не тревожили его покоя, не говоря уже о привычном человеческом копошении, слышном в большом городе с раннего утра до глубокой ночи. Так, в уединении, где мыслям вторил лишь ленивый плеск волн, Алек и уснул в первый день своей удивительной новой жизни.

Три дня спустя малознакомые фрукты в качестве единственной пищи опостылели. А еще стало скучно. Переждав самые жестокие часы немилосердного на этом острове солнца, Алек смастерил подобие удочки и отправился на рыбалку. То ли опасаясь, то ли надеясь снова увидеть существо, привидевшееся ему в ночь крушения корабля.
Умопомрачительно яркие рыбки сновали около самодельного крючка, с любопытством нарезая круги. Зрелище было столь же свежим и увлекательным, сколь совершенно бесполезным. Клевать они не собирались.
Час спустя небесное светило подобралось уже достаточно близко к горизонту, чтобы Алек принял необходимость совершить приготовления к ночлегу и развести костер, ведь добыча огня давалась ему здесь с немалым трудом.
Он шел к лежаку под навесом, теперь служащим ему единственным домом, и не мог отделаться от ощущения пристального взгляда в спину. Обернулся, ожидаемо никого не увидел. Цветные рыбки, на разные голоса выражающие ему свое презрение по поводу попыток приманить их без какой бы то ни было наживки, полнили мысли Алека до глубокой ночи.

На другой день, подстегиваемый возмущением собственного желудка, Алек подготовился лучше. И был рад только, что никому и никогда не доведется рассказать о своих попытках накопать на этом острове червей. Джейс бы непременно надорвался от смеха.
Все усилия и толика фантазии принесли плоды: Алек отложил вот уже вторую рыбешку в специально вырытую для улова ямку в песке, проверил крючок, снова забросил удочку.
И в то же мгновение оказался забрызган соленой водой с головы до ног. Его единственная одежда промокла, влажные волосы налипли на лицо, но к счастью, он не разомкнул руки и удочка осталась цела — надежды смастерить новую Алек не лелеял.
По пояс показавшись над водой и самодовольно ухмыляясь, в глаза ему смотрела приснопамятная русалка. Выходило, что не почудилось.
При свете дня было ясно, что это скорее уж мужчина, чем женщина, хоть Алек и не знал, было ли существам из легенд присуще человеческое разделение на два пола. Он ведь не встречал их никогда раньше. «Русал», как предпочел тот называть существо в мыслях, явился теперь не таким пугающим. Отразившийся от мелких чешуек солнечный свет казался блеском, а не потусторонним мерцанием, на груди, животе, щеках и вовсе переходя в подобие золотистой пыли. Шипы не устрашали, лишь украшая темноволосую голову короной. Обнаженные в беззастенчивой улыбке клыки пустили по телу дрожь, имевшую мало общего с боязливой...
А Алек-то думал, что падать в собственных глазах ему уже некуда.
— Один-один, — вдруг нараспев произнес русал, слегка покачиваясь на волнах, и подмигнул.
«Говорящее», — мелькнула мысль, а изо рта вырвалось:
— Что?
— Камень, — указало существо себе на плечо, — брызги, — застыл когтистый палец в направлении Алека. — Один-один.
— Значит, попал.
— Ты меткий, — словно бы невзначай существо качнулось по воде и оказалось ближе.
Алек отсел на камне на равное расстояние.
— Не жалуюсь.
Существо — русал, черт-пойми-кто — пару раз моргнуло и деланно надуло губы. Самую малость — не настолько, чтобы выглядеть по-детски и глупо, но достаточно, чтобы вызвать инстинктивное сожаление и тепло. Из всех знакомых Алеку девушек подобная пропорция удавалась лишь Изабель. Из знакомых мужчин — все оставляли привычку в нежном возрасте пяти лет.
— Заслужил ли я вашу грубость? Обидел чем-то? — голос звучал невинно и сладко.
Алек закатил глаза. Повел плечами. И вернулся к рыбалке. А когда поднял взгляд, от русала не осталось и кругов на воде.
Добрую четверть часа ничего не происходило. Внешне он, конечно, был совершенно спокоен. Но сложно было унять бурю внутри. Двинулся он умом от уединения и жары, или сказки кормилицы оказались правдивы?
Удочка дрогнула, Алек подсек, вытащил новую порцию своего ужина — на этот раз самую яркую, пестревшую синим и желтым средних размеров рыбу.
— Что ты? — наконец с любопытством спросил русал, возникая из воды с тихим плеском. Дикие, желтые глаза блестели азартом.
— Ты в своем уме? — Алек совершенно не был уверен, насколько понятие ум уместно по отношению к подобному существу, но, право слово, оно ведь с ним разговаривало.
— Ты не человек, — в свою очередь закатив глаза, пояснил его собеседник и в жесте, напоминающем о нетерпении, выбросил из воды золотистый кончик хвоста, ударил о воду, — люди просты и глупы, как моллюски. И не способны даже сопротивляться, увидев нас. Пуще того — услышав. Но ты не очарован. Что ты?
У Алека против воли вырвался короткий смешок.
— А ты напоминаешь моего брата.
— Чем же? — наклонило голову существо.
— Точно так же не можешь смириться с тем, что твоя неотразимость обошла кого-то стороной.
— Уверен, я красивее твоего брата, — невозмутимо парировало то, видимо, продолжая свою игру.
На это Алек отвечать не стал, взамен сжимая покрепче удочку. Естественно, он не думал, что хоть какая-то рыба клюнет, пока это крутится рядом. Но и бросать своего занятия был не намерен.
Русал плавно опустился под воду и скрылся на несколько мгновений, чтобы вынырнуть совсем рядом с Алеком.
— И что, кто-то покупается на такие примитивные ловушки? — скептично, но с нескрываемым любопытством спросил он, указывая на поплавок.
Алек не желал повторяться и лишь потому не закатил глаза.
— Да, — и, подумав, добавил: — Но не в этом смысл.
Во взгляде русала интерес зажегся только сильнее, но он больше ничего не спросил, лишь вернулся подальше в море и принялся наблюдать.

Алек пренебрегал рыбалкой столько, сколько было возможно: ничто не было вечно под луной, а уж способность жевать кокосы и подавно. Но не зря он, за неимением лучшего, считал упрямство заглавным своим достоинством.
Три дня Алек провел на острове, не приближаясь к берегу моря. Смотрел издали. Встречал рассветы и ловил закаты, на которые в прошлой жизни отчего-то все не хватало времени, легко расставшись с привычным укладом и излюбленным временем сна. Легко — так, отчего-то, он думал почти обо всем здесь.
Искал в себе сожаления, но не находил. Лелеял тоску по близким, но и та обращалась пустой и светлой.
Распутывал темные, едва ли не черные длинные незнакомые водоросли с очередного «сокровища» — ящика, чудом уцелевшего и прибитого берегом с утонувшего корабля, и вспоминал сестру. Крошка Изабель со своим мистером Саймоном Льюисом, должно быть уже добрались до его родины. К дому, где их ждала молодая мисс Ребекка, не справлявшаяся в одиночку с хозяйством.
Раскрывал мягкий, дозревший на палящем солнце манго, с золотым сочным нутром и гладкой, острой и твердой косточкой в середине и с ухмылкой думал, что Джейс... не смог бы после такого сделать предложение Клариссе по всем приличествующим правилам, но вряд ли задержится с этим надолго. Пусть миссис Фэйрчайлд и слыла строгой матерью и блюда дочь, но не казалась способной препятствовать ее счастью да и возможности уйти в иной род, отступив на шаг от славы, преследовавшей их семью. Ведь многие еще соотносили сплетни о юной скандальной Джослин Фрэй и ее романе с грозой морей Валентином Моргенштерном со слухами, куда та подалась, когда понесла от своего пирата.
О пиратах Алек немного думал тоже. Вот что действительно страшило его в море раньше, а никак не охочие до человеческой плоти чудища из детских баек. Ведь будучи ребенком, он так и не узнал ничего ужаснее поведанной в темноте спальни истории о кровавой расправе над отцом Джейса на глазах сына, прямо на палубе собственного корабля. Рассказанная единожды, та впечаталась когда-то в память Алека намертво и непреложно. И больше смерти он всегда боялся лишь смерти от руки настоящих монстров в обличье людей.
Теперь он не сверлил горизонт взглядом, в надеждах увидеть корабль, ведь был уверен: если кто и проплывет по этой проклятой полосе, в которую загнал торговое суденышко лишь шторм, то непременно морские бандиты.

К ночи третьего дня на берег его потянул отнюдь не голод.
Алек не пренебрегал здесь гигиеной, вовсе нет. Жалел даже, что нет никакой надежды побриться, и обреченно предвкушал, как скоро ногти по щетине будут создавать задорный хрустящий скрип. Но борода бородой, а вот горячей ванны ему действительно не хватало. Умывался, ополаскивался, как мог, в обжигающе ледяной воде ручья, из которого пил. Однако за столько дней тело начинало зудеть все сильнее, пот на горячем солнце лил не переставая, и в какой-то момент Алек понял, что пялится на морской берег теперь уже даже как-то хищно.
Помыться или умереть. Звучало даже смешно, но от того не становилось менее актуально.
Конечно, стоило подождать утра. При ярком солнечном свете, пусть у него и не появлялось преимуществ перед обитавшем в воде чудовищем, но и слабости новой не было. В неярком же свете луны многое ускользало от его человеческих глаз.
Алек оценил свои пожитки. Даже оружия толком не было — тесак брать с собой в воду не хотелось, слишком полезен тот был, чтобы потерять.
Он вздохнул, посмотрел на ласково перешептывавшиеся волны. Со смаком почесал бок. Терпением, в отличие от упрямства, Александр Лайтвуд похвастаться не мог.
Единственную одежду аккуратно сложил, оставил возле лежака — подальше от песка, ветра и непредсказуемых вод.
Ночь не была обжигающе горячей, как белые дни, но оставалась теплой. Свежий прохладный ветер обласкал кожу, отбросил за спину волосы, неумело собранные в косу.
Алек вдруг осознал: «Я обнажен и стою на открытом пространстве». Пусть его никто и не мог его видеть, щеки обдало предательским румянцем, и Алек остро ощутил каждый неприкрытый участок кожи, всего себя. Было... хорошо.
Расставил пошире ноги, потянулся, с вызовом улыбаясь луне.
До кромки воды было двадцать восемь шагов. И с каждым из них Алек все острее ощущал себя собой.
Мелкая волна облизнула стопы — здравствуй. Алек разбежался, добираясь почти до самого края светлого дна, туда, где начиналась густая неизведанная глубина, и наконец окунулся — привет.
Он прежде не был любителем плавать, но здесь, у берегов его острова, вода была дьявольски соленой и держала на вдохах у самой своей поверхности. Нырял, загребал руками и толкался стопами до тех пор, пока легкие не стало печь нестерпимо. Лег на спину, рассмотреть незнакомое еще небо с мириадами звезд. Вспомнив о своей первичной цели, поплыл ближе к берегу, туда, где без опаски можно было встать на ноги.
Пот, грязь, засохшие корки исцелившихся ссадин — тело расставалось со всем этим не так легко, как после горячей распарившей ванны с добрым куском мыла и щеткой, но уж получше, нежели при быстром плескании из ледяного ручья.
Грязь растворяется в воде, как сам Алек в удовлетворении.
— Впечатляет, — тянет русал, голова которого появляется из воды в опасной близости от алекового паха. На губах — кривая довольная ухмылка, растущие от висков и на затылке тонкие шипы пружинисто топорщатся во все стороны, и Алеку кажется, что это — тоже знак немалого удовольствия.
От неожиданности он оскальзывается и едва не падает в воду на спину, отступая назад. Рука сжимает воздух — он не взял ничего: ни тесака, ни камня. Растяпа.
— Ты что творишь?
— Любопытствую. И любуюсь. Ты ведь сам, — движение русала в воде ближе, равное шагу Алек назад, как в танце, — вошел, — и снова, — в эту воду.
Русал наконец замер, больше не совершая попыток приблизиться, и, медленно и незаметно, Алек выпустил из легких воздух. Существо явно красовалось, держась над водой, словно сидя на ложе, в выгодном свете подставлялось лунным пятнам, медленно поводя плечами. Алек, к собственной злости и стыду, не мог оторвать ласкавшего покрытое чешуей тело взгляда. Западня.
— Поиграй со мной? Я знаю много интересных игр, — русал понизил голос, и тот стал глубоким, бархатным, сладким. Мурашками пробегающим по затылку. — Мои руки, — он обизнул губы, словно в намеке, — касались множества куда менее привлекательных тел. И все были совершенно довольны. Поиграй со мной. Неужели тебе не интересно?
По ногам, по животу Алека, к паху стекла, собираясь узлом, вязкая волна возбуждения. Ничто и никогда не отрезвляло его лучше.
— Наслышан об играх подводных тварей. И ни одна из них не оставляет игрушку в живых.
Медленно, по полшага за раз, Алек отступал к берегу. Вдруг русал сверкнул глазами и скрылся под водой. Алек осторожно осмотрелся, прислушался к инстинктам, как на охоте. Море не давало подсказок.
Сильные, шершавые руки на талии и острые клыки у плеча он ощутил одновременно. Отпрыгнул, оттолкнул тварь ногой в живот, успел сделать еще гребок в сторону берега. Уворачивался от когтей и хвоста, впитывал звонкое шипение, раздававшееся из оскаленной пасти, ловил отголосками, ненужными вспышками животную древнюю красоту обнажившего свою суть хищника.
Чем ближе был спасительный берег, тем проще было двигаться Алеку и сложнее — русалу. Дно поднималось, и когда вода прикрывала Алека лишь выше колен, он понял, что русал отстал. Оказался на приемлемом расстоянии, держась достаточной для маневра глубины. Лунный свет, короткое подобие схватки сделали наконец его образ завораживающе жутким. Всколыхнулись в памяти леденящие душу, жестокие морские легенды. Алек почувствовал себя до боли живым.
— Я голоден, человеческий мальчик.
— У меня есть имя, и я тебе не еда.
— Но что же ты тогда? Не еда, не игрушка. В чем же смысл?
«Смысл в том, что я — человек, тупая ты тварь», — подумал, но не открыл рта, чтобы произнести..
— Я здесь не для твоих нужд.
— О-о, — удивление звучало искренним, а насмешка хлесткой. — А для чьих же? Неужели думаешь, твоя жизнь теперь чего-то да стоит?
— Уж побольше твоей. У меня-то есть хоть какая-то, но душа.
Алек развернулся и пошел к лежаку не оглядываясь. Водные процедуры его утомили, и теперь по-настоящему клонило в сон.

На другой день проснулся и понял, что страха не было. Управился с утренними делами, взял удочку да наживку, ушел к берегу.
Два часа спустя морская тварь показалась, но Алек не повел и бровью.
Русал покружил в отдалении. После — уселся на поднимавшийся из воды камень, приметный только в часы отлива, не сейчас, но знакомый Алеку. Разглядывал, не нарушая утренний тишины. «Пусть себе сидит», — думал Алек. Чем не часть диковинного пейзажа, не хуже и не лучше прочих?
Солнце лениво ползло по небу, рыбы в алековой ямке уже было достаточно и на обед, и на приличный ужин. Пора было и честь знать.
— Как твое имя? — просто, без привычной игривости в голосе, бросил ему русал.
Алек глядел на воду, на пустой горизонт, на небо без единого облака.
— Вежливо было бы сначала представиться самому, — мысль скользнула в уме, не должна была быть озвученной, но Алек начал слишком уж привыкать к разговорам с самим собой.
— На ваших наречиях меня называют Магнус. Баш на баш?
— Алек.
— Не слышал такого произношения. Александр?
— Предпочитаю Алек.
— Запомню это, Александр.
Он не стал поддаваться на подначку. Беседы с чудовищами его совершенно не интересовали. С другой стороны, может быть до самого конца жизни, эта морская тварь, — русал, сирена, Магнус, — единственный, с кем ему придется обмолвиться словом.
— Вы ведь не можете питаться только людьми? Не так много кораблей выплывает в море и еще меньше тонет.
— О, ну что ты, милый, — Магнус немного склонился вперед. — Конечно мы принимаем в пищу не только вашего брата. Отец-океан щедр и справедлив к своим детям. Но люди, как тебе сказать, — голос его изменился самую малость, приобрел мечтательный оттенок, — сродни деликатесу. Горячая кровь, столько страха, стремления к наслаждению и воли...
Пока говорил, Магнус медленно окинул его с головы до ног взглядом с не менее мечтательной поволокой.
«Кто, спрашивается, тянул меня за язык?» — обреченно подумал Алек.
Собирая удочку и улов, он сумел таки даже вежливо попрощаться. В этом не было никакого смысла, но в нем самом словно что-то сдвинулось, изменилось. Будто Алек начал, наконец, приспосабливаться к новым условиям и понимать правила обещавшей затянуться игры.
А уж в чем состоял ее смысл и куда она грозила завести наивного человека, предстояло еще увидеть.

Два дня русал не являлся. Алека по ночам мучили преисполненные смутных образов сны, странные и тягучие, от которых к утро ломило поясницу и позвоночник. На третий день он вышел к берегу с первыми лучами солнца, быстро ополоснулся и присел на песчаном краю обрыва, чуть в отдалении от излюбленных мест, но там, где открывался лучший вид на рассвет.
Магнус с тихим плеском поднялся над водной гладью, когда море у Алека под ногами мягко светилось розовым и золотым.
— Скажи мне, человек, — начал он без приветствия, словно в продолжение неоконченного разговора, — разве ждешь ты чего-то здесь, на островке суши, покинутом вашим богом? Отчего так цепляешься за жизнь, тщишься умереть в страдании, от голода или неизвестной болезни?
Алек слепо моргнул.
— Я не ищу смерти.
— Но она неизбежна, мой дорогой Александр. Так не лучше ли поддаться мне? Погибнуть без боли, в экстазе самого желанного удовольствия? Разве не знаешь ты, что ваши моряки умирают в наших руках с улыбками на лицах?
— Смерть — не увеселительная прогулка. И лишь трусы сами выбирают свой час и участь.
— А перед кем здесь ты боишься прослыть трусом, дорогой?
Алек выразительно сверкнул на него глазами, а потом невесело покачал головой. Не хотел объяснять очевидное, что единственный, перед кем он теперь в ответе — Александр Гидеон Лайтвуд, собственной персоной. Мог ли понять такие тонкости морской дьявол, с такой непосредственностью предлагавший ему смерть в дар?
— Скажи, Александр. В чем изъян? Неужели, взглянув на меня, ты не видишь того, что сильнее всего на свете желает твое человечье сердце? Разве голос мой не тревожит твоих сладчайших фантазий?
Вздохнув, Алек оглядел его задумчивым взглядом. Все было так. Но в то же время, магического, сковывающего очарования он не ощущал с единственного момента перед ночной схваткой. И сам знал, что по всем канонам должен бы, но... Ему было любопытно. Он, против воли, любовался дикой красотой Магнуса. Был заинтригован его природой. Отгонял от раза к разу и неуместные, сладострастные мысли, упиравшиеся в простое: прости Господи, как? Но того, о чем толковал ему сейчас Магнус, — непреодолимой тяги — совсем не было.
Алек пожал плечами.
— Ты, — помявшись сказал он ожидавшему ответа русалу, — красивое существо. Но как желать коснуться твоих волос, не боясь пораниться о шипы за ними? Как податься в объятия, глядя на сверкание когтей? Быть может, до того тебе встречались куда более отчаянные смельчаки, Магнус?

Русал, к его удивлению, закаменел, застыл в воде неподвижным кораллом, глядя беспокойными расширившимися глазами. Нервно дернул хвостом, и кончик показался над поверхностью. Приоткрыл рот, скользнув темным языком по острейшим клыкам.
— Ты видишь — меня?
— А кого еще?
Не удостоив ошарашенного Алек ответом, Магнус эффектным кувырком назад нырнул на глубину — только сверкнул в золотистых солнечных лучах хвост.

Размышляя о позоре, который навлек на свою семью, Алек испытывал чувство мрачного удовлетворения. Порой — кутался в него ночами вместо одеяла. Мысль о позоре иного рода, в который окунуться его досточтимые родственники не успели, отдавала легкой горечью сожаления.
В эти дни он предавался размышлениям о собственной жизни, решениях и возможностях довольно часто. Времени было хоть отбавляй.
Порой, усаживался на песок и чертил по обе стороны от своих ног линии. Справа вел счет достижениям, слева — ошибкам. Стирал ладонями борозды, не оставляя следа.
Хотелось прочесть хоть захудалую книжонку, хоть чужое письмо.
Язык чесался от отсутствия разговоров, пусть Алек и не был никогда любителем поболтать, но настырные сестра и брат привили ему привычку. Одну из немногих, с которыми тут оказалось не слишком легко расстаться.
Русал больше не показывался. Что было к лучшему, ведь постоянно опасаться за свою шкуру по лишним поводам Алека не прельщало.
Теперь-то он осознал, каково это, когда детское острое желание, накатывавшее порой нестерпимо — оставьте меня, наконец, в покое! — претворяется в жизнь.

Вечер, когда Магнус появился опять, ничем не отличался от предыдущих. Алек бездумно смотрел на воду и под шепот морских волн ждал заката.
— Привет, — обронил он, только заслышав плеск. Голос от долгого молчания напомнил вороний кашель.
— Здравствуй, — в интонации русала скользнуло что-то неожиданное и мягкое.
— Что нового при дворе морского царя?
— Нет у нас царя. А того, что вы зовете двором, тем паче. Но в глубинах эта неделя была нескучной.
Алек смотрел на него и искал различия, заметные и на вид. Но тот выглядел как прежде, как в каждую из их встреч. Разве что сверкал тускнее, да под горящими чарующим блеском глазами залегли тени. Но то и другое могло быть одной только игрой света.
— Что же на суше? Отдохнул ли мой Александр от докучливой сирены? Завел ли новых друзей?
Алек хмыкнул: поддевка стекла с него как вода с гуся, ведь друга он и в самом деле завел.
— Себастьян не лучший из собеседников, но возвращайся утром, я вас представлю.
Крупный красный краб, повадившийся заявляться на берег и опасно близко подходить к человеку, выглядел до того угрюмым, что Алек не удержался — наделил его в своем воображении человеческими чертами, дал имя. Иногда казалось, в ответ на его разговоры тот вполне осмысленно и очень уж саркастично щелкал своими большими клешнями.
Магнус приподнял бровь.
— Неприменно.
После пары минут тишины, Алек было открыл рот снова, но русал опередил его:
— Вы, люди, мало знаете о нашей расе. Не мудрено, ведь рассказать-то и некому. И верить ты мне совсем не обязан. Но я хочу предложить тебе, странный человеческий мальчик, чего не предлагал еще ни одному теплокровному...
— И с чего бы? Неужели так впечатлился стойкостью к своим чарам? У меня тоже есть предложение. Сдайся, Магнус. Уж если не съел меня, застав врасплох, если не околдовал сразу, не думай, что уговоры изменят данность. Умерь самолюбие, ведь придется тебе прожить свою жизнь так и не узнав, каков я на вкус.
— Вечность. — Алек вскинул брови, и тот пояснил: — Это у вас, людей, существует понятие конечной жизни. Мы же есть до тех пор, пока не рассыпятся скалы и не иссохнет весь океан. Да и с чего ты взял, что перед тобой отступила моя природа и чары вдруг оказались бессильны? Все совсем не так, юный Александр, но большего ты сейчас понять не способен. Быть может, когда-нибудь.
Магнус вздохнул, вперился безрадостным взглядом в горизонт.
— Я предложу один раз. Ты волен не слушать и останешься в своем праве. Но если внемлешь, то будь предельно внимателен.
Ты, Александр, верно, знаешь: оступишься или поддашься на уловку, — я съем тебя без раздумий, тем более, гнев и страх слишком аппетитно пахнут.
А вот если вверишь себя по доброй воле, намеренно войдешь в воду, чтобы остаться... стану твоим проводником и помогу обратиться немертвым, одним из нас.
Мрачно светились глаза Магнуса, торжественно звенел голос. Алек, конечно, довериться ему не мог.
— А чем это отличается от попадания в ловушку? — бросил он.
Магнус же сверкнул печальной улыбкой, моргнул коротко, и неожиданно сменил тему.

Время шло, и дни сливались в один. Алек пожалел бы, что не стал делать с первого дня зарубок, но разве это бы что-нибудь изменило? Он сознательно бежал из дома. И разве вот так, в самом буквальном смысле оказаться безвозвратно затерянным, не было лучше? Не жалеть, не испытывать волю искушением написать весточку. Разузнать новости. Увидеть отца и мать.
Он сосредоточенно строгал ветку, надеясь смастерить в конце концов приличный вертел, и едва не поранил палец в который раз. Но не привык отступаться.
Если верить перемещениям солнца, на все про все ушло часа четыре привычного времени, и к берегу Алек подходил усталый и немного обозленный.
Магнус привычно ждал его у кромки воды, махнул рукой, вызвав легкую улыбку в ответ. Внутри ворочалось что-то похожее на предвкушение: хоть что-то, пусть и было стабильным, давало Алеку в размеренной жизни на острове элемент неизвестности. Никогда не выходило угадать заранее: встретит его у морского берега перепалка, новый обмен колкостями, диковинный коралл в подарок или свежая история, от которой захватит дух.
Время шло, отчаяние Алека и его безразличие к своей участи росло и расцветало в груди. А разговоры с Магнусом вошли в привычку, которую тот не был намерен менять до тех пор, пока и в самом деле не наскучит русалу.

— Расскажи историю?
— Хочешь сказку?
— Да, — Магнус прищурился и склонил голову набок, отчего жабры сверкнули золотом на солнце. — Когда живешь настолько давно, все чужие истории знаешь наизусть, а выдумывать свои иногда начинает утомлять. Расскажи мне сказку, человеческий мальчик.
Алек задумчиво посмотрел на рябившее мелкими пенными волнами бескрайнее море. Вдохнул глубже опостылевший соленый воздух. Он и сам заскучал здесь и был бы не против послушать историю. Но рассказать... Рассказывать он никогда не умел. К тому же, в голову не приходило ничего, кроме выдуманной кормилицей сказки о русалочке, так любимой их милой Изабель. А шансов, что Магнуса порадует история о юной сирене, отдавшей сначала голос, а потом и жизнь из-за любви к человеку, не было вовсе.
Тот махнул хвостом в прозрачной воде, разгоняя мелкую стайку рыб. Кувыркнулся назад, пуская хвостом небольшую волну с белейшей пенной шапкой. Вынырнул снова, глядя спокойно терпеливыми и очень холодными глазами. Будь это человек, о нем говорили бы, что у того ледяное сердце. Таким потусторонним и чуждым любому из людей светом сияли эти глаза, что вглядевшись в них, Алек едва не вздрогнул. И, чтобы отогнать мрачную мысль: уж не из-за смирения ли со смертью его совсем не пугают ни золотой взгляд, ни сам морской дьявол, он спросил:
— Ты знаешь про Ледяную Деву?

Тем утром он заспал. Проснулся, удивленный, как высоко по небу поднялось солнце, глотнул воды, отправился окунуться, пока не стало еще слишком поздно.
И там, на берегу, встретил неожиданный подарок судьбы. Давно уже обломки не прибивал прилив, и Алек уверен был — море поглотило все, чем был когда доставивший его сюда корабль. Но не видение и не мираж, прямо у его ног лежал большой кусок сырого, но целого дерева. Дверь одной из кают. Краска облезла, а от ручки осталась дыра, но по одной из сторон удивительным образом сохранились петли. Алек задышал быстро и часто, глубже и глубже вбирая воздух.
Он поверить не мог. Он не мог, черт возьми, поверить!
Надежда, непрошенная и умершая не успев родиться в самые первые дни, вдруг оказалась тут как тут. Целая дверь. Лучше, чем любой плот, который он только мог построить. Шанс. Настоящий, не призрачный, не безумный.
Несколько часов он посвятил сборам. Обеспечил себя запасом пресной воды, привязал пищу и саму удочку. Взглянул на свое жилище, думал поставить точку, разрушить, но не поднялась рука. Лишь потянул за веревку и опустил навес, как делал, опасаясь слишком сильного ветра.
Давно Алек гадал, в какой стороне большая земля. Смотрел на звезды, следил за солнцем, запоминал, откуда приносит обломки. Он делал это без цели, желая лишь занять чем-нибудь голову. Но теперь его твердые выводы пригодились.
Закончив приготовления, окинул остров последним взглядом. Мелькнула мысль пойти к излюбленному утесу, проститься. Но нежелание терять времени и что-то еще в глубине груди, больное и темное, удержало.
Отплыл на милю от берега, помогая себе сошедшей за весло палкой. Отплыл на вторую. Уже скрылся из вида выбравшийся на берег Себастьян, прощально и неслышно пощелкивавший ему вслед клешнями. Волны становились сильнее, пытались повернуть горе-моряка обратно. Алек лишь усмехался и толкал плот.
И тогда, взбудоражив море водоворотом, из глубины вдруг поднялся Магнус. Плот качнулся, и Алек еле удержался за край. Хотел крикнуть, потребовать убраться с дороги. Но не проронил и звука.
Вся древняя тьма морских глубин смотрела на него со знакомого лица русала.
Тот словно не высился из воды, а парил. Влажные волосы пузырями развевались около смуглого лица, шипы на затылке угрожающе топорщились. Клыки показались в злом, страшном оскале. Магнус вздернул руки, и море потеряло покой.
Бурная, прямая, совершенно неестественная волна несла Алека на своей шапке до самого берега. Пока не встрепенулась, не поднялась в воздух, чтобы отбросить, как сплевывают обгрызенную кость, ударить о берег. Алек покатился кубарем, вскинулся, потирая ушибленное лицо, обернулся.
Плот его разлетелся в щепки. Надежда скользнула в море, стертая, как следы на песке неспокойной суровой волной.
Алек сел на песок. Невидящим взглядом уставился на горизонт. С каждым вдохом дыхание становилось ровнее. С каждым глотком воздуха — в крови закипала злость.
После Алек рвал и метал. Несмотря на боль, ходил по острову из стороны в сторону, мысленно начиная ругать Магнуса и сам себя обрывая. Чего он ждал? О чем думал? Уж не дружбой ли возомнил эти их странные встречи?
Он был расстроен, но больше — зол. Так зол, что и не заметил сразу, как небо потемнело сильнее и раньше обычного. Угрожающе потемнело.
А два часа спустя начался шторм. Страшнее того, в котором сгинул его корабль.

Уснувший к утру, он все же проснулся с первыми рассветными лучами, как привык за недели здесь. Неуютно потянулся на своей жесткой лежанке, счастливый, что не стал разрушать ее. От хлипкого навеса к утру почти ничего не осталось, и Алек промок и продрог. Но был все еще здесь. Был жив.
Мысли роились в черепной коробке как осы, и ни одна не находила выхода. Он сделал глоток воды, последний — запасной бурдюк опустел, не подарив ему больше ни капли. Алек поднялся на ноги, намеренный пополнить запас, но неожиданно пошел совсем в другую сторону. Ни к ручью, ни к привычному своему месту рыбалки. Но дальше, сквозь заросли, в ту часть острова, в которой был только раз в самые первые дни, но не обнаружив в ней преимуществ, решил остаться на том же берегу, куда вынесло его море впервые.
Заросли кончились резко, не успев поредеть или измениться. И взгляду Алека открылось все то же: бескрайнее синее море, редкие крупные камни, неспособные претендовать на именование скалами, желтый песок, корабль у кромки...
Корабль.
Счастье толчками стало подниматься от желудка к горлу, когда он всмотрелся внимательнее. И сердце в груди пропустило удар.
Еще не убранный реевший над немаленьким судном парус был черным, как беззвездная ночь. На его тихий необитаемый остров высаживались шумной гурьбой пираты. Алек замер, ноги почти вросли в землю.
Едва ли удалось бы их убедить, что Алек не тот, за кого можно потребовать выкуп. И возвращаться домой ему было никак нельзя, а стать рабом или, милосерднее всего, одним из их братии, пиратом... Лучше для Алека была и смерть.
Пираты располагались, отрядили первые патрули исследовать остров.
И тогда Алек побежал. Ноги у него, к счастью, были что надо.
Бежал сквозь заросли, напролом, быстрее. Лихорадочно в его голове неслись и мысли.
Он притормозил, лишь когда достиг небольшой скалы в «своей» части острова.
Подошел к обрыву. И вдруг теплой мягкой волной его настигло спокойствие. Стало легко. Солнце было уже в зените. И Алек в самый первый, в единственный раз неожиданно ощутил под ребрами совершенно неиллюзорную свободу.
«Примешь или обманешь, а Магнус?» — подумал так и нырнул прямо со скалы.
Вода дезориентировала, он все еще был не мастером плавать. Да и от неудачного прыжка ударился головой, до сих пор не простившей ему и вчерашнего-то падения. Глаза стали слипаться, а руки ощутились чужими. Алек дернулся раз, другой, но вместо того, чтобы подняться выше, стал быстрее опускаться ко дну.
Паника кольнула у сердца и отпустила. Какая теперь разница? Он ведь, в конце концов, сделал свой выбор.
Усилием распахнул глаза. И не увидел кругом ничего, кроме воды, лишь далеко вверху остался искристый отголосок солнечного света.
«Вот и все».
И, когда сознание уже совсем ускользало, за долю мгновения до конца, ему почудилось на талии крепкое прикосновение холодных рук.
конец?
КОНЕЦ

КОНЕЦ

@темы: фик, ББ Реверс-2018
Тай, это очень хорошо!!!
Мне очень понравился сюжет: и эти игры с Магнусом, и воспоминания о доме, и то КАКИМ Алек вышел здесь. Он спокойный, но это спокойствие перед лицом смерти, когда все для себя решил и со всем простился. Поэтому очень логичен конец, он был готов к этому с самого начала. Но при этом настроение у текста почти игривое, потрясающий контраст, совсем не диссонирующий, а напротив, как бы подчеркивающий трагизм ситуации.
Очень понравился Магнус. Прекрасно, что ты не стала очеловечивать его, до конца оставив чудовищем из морских глубин.
Мне хочется думать, что есть какая-то высшая причина в том, что Алек видел Магнуса в его настоящем обличии. Что-то вроде предназначения)))
Вообщем, прости за сумбурные впечатления, я потом еще напишу более полноценный отзыв. Но я не зря ждала этот текст, он замечательный.
Макс, душа моя, ты, как всегда, очень тонко чувствуешь эмоции истории и просто идеально в них вписываешься. Арты супер!!
Алек - это Алек. Храбрый, преданный, решительный, принципиальный. И честный с собой. Он очень цельная натура, и его поступки на протяжении всего рассказа тому подтверждение.
Магнус - огонь! Его не фактическая, но внутренняя стихия - точно) Настоящее морское
чудо!чудовище, обманываться человеческой речью и красивой чешуей которого равносильно смерти.И, боги всех морей, суровый краб Себастьян -
Сюжет интригующий, последовательный, нестандартный, следующий внутренней логике - стал для меня настоящим кладом.
Персонажи до последнего верны себе, никаких поблажек во имя пейринга и лямуров, которые подспудно ожидаются при такой завязке. При этом создается зыбкой ощущение "все не так уж плохо" - они разговаривают, прощупывают границы, узнают друг друга, обретают представление, что каждый из них представляет. А потом Алек пытался уплыть, а Магнус его не отпустил - этот момент особенно зацепили, а то как это произошло, расставило все точки. Морское чудовище присвоило себе человека, как присваивало перламутровые раковины: тот мог заниматься своими человеческими делами, возмущаться, заблуждаться о истинном положении вещей на клочке суши посреди океана, как рыбка в аквариуме. Мне кажется, случись ситуация в которой Алека схватили пираты - корабль уплыл бы не дальше чем самодельный плот. Вот где все стекло Карибского бассейна...
Тай, спасибо, читать было одно удовольствие)
Max_Maks - коллажи изумительно хороши
Kevat,
З.ы. арт сказочный, как ит полагается))))
Краб Себастьян - это сильно. Это как молотом под дых))) А иллюстрации - блин! блин! блин!!!!! Это ТАЛАНТ!
А вот все остальное плавно, мягко и напрочь лишая желания бултыхаться в поисках спасения. Зачем? Вода мягче перины, приляг, усни... здесь нет забот, нет печалей этого суетного мира. Тебя никто не осудит, никто не скажет, что ты виновен и неправ...
Магнус тут такой, каким его редко увидишь. Тут он демон. Настоящий демон, без капли человечности, которой у него слишком много что в книгах, что в сериале. Он волшебный, чарующий, завораживающий и абсолютно Иной.
А еще я думаю, что немного понимаю, почему Алек его видит настоящим, чему Магнус был по-настоящему удивлен. Он всю жизнь кому-то что-то был должен. Перед кем-то за кого-то отвечал. Он никогда, НИКОГДА не принадлежал сам себе. Всегда был кто-то, или что-то (тот же долг). Он сказал Магнусу про душу, что делает его человеком, но вот воля... У меня такое ощущение, что он выжил чисто на упрямстве и инстинкте самосохранения. Привычке. Вдлобленному в него чувству долга. Будь это иначе, он вел себя совершенно по-другому. И был куда энергичнее в поисках спасения. Потому что ему было куда и к кому возвращаться. Но он смиренно опустил руки.
Думаю, что русалками и русалами становятся именно такие, как Алек. Потерявшие все, даже себя. Именно поэтому он смог увидеть Магнуса настоящим - потому что пропащая душа. Не в том смысле, что алкоголик, наркоман и опустившийся забулдыга, а тот, кому в этой жизни уже нечего терять, он потерял все. Даже надежду.
Как-то так. Наверное.
Но все равно, спасибо.
но я теперь постоянно думаю что вы увидели только один артГориан, спасибо
Dinora_Nataly,
немножко мало было времени и я боялась что уж сильно будут не "те"
На некоторые вещи я не могу ответить четко, потому что это та история, в которой я предусматривала разные взгляды и разные возможные линии выводов, потому что именно вот такой она и должна быть. простой, но позволяющей каждому прочесть свое.
И я правда боялась, что зря сформировала у тебя ожидания от него, опасаясь подвести.
[email protected], рада, что наша работы была для вас интересной!
Kevat, Тай, спасибо, читать было одно удовольствие)
И, боги всех морей, суровый краб Себастьян
!!!!!!!!! кто-то кроме нас заценил краба Себастьяна!
Сюжет интригующий, последовательный, нестандартный, следующий внутренней логике - стал для меня настоящим кладом.
увау. это невероятный комплимент.
Он очень цельная натура, и его поступки на протяжении всего рассказа тому подтверждение.
я счастлива, что это читается именно так. Может быть с честным с собой тут немного завышено, хотябы потому, что от типичного для Алека самоуничижения себя на 100% уйти и не вышло, я тут скорее смотрела с позиции, строий к себе, но в большей степени справедливо строгий, с четким балансом с той самой честностью. Я рада, что для тебя он оказался тут живым.
Настоящее морское чудо! чудовище, обманываться человеческой речью и красивой чешуей которого равносильно смерти.
!! да. Именно то, о чем я думала, еще только глядя на заявочный арт.
Ren Terra,
Queen Immortal, Есть что-то от Робинзона Крузо, что-то от Русалочки. йеее) ура!
Алек не ищет любви, он ищет свободы обстоятельств, что сковали его и вынудили покинуть привычный мир. Он отчаянно хочет все изменить, но так же отчаянно боится это сделать. И этот финальный прыжок - это его прыжок веры.
мне супер-важно было услышать такой взгляд. Потому что для меня это, знаешь, как бы странно не звучало, вот та самая квинтесенция малека, причем скорее книжного, линии Алека в этих отношениях во всех воплощениях, специфическая, обернутая в совсем иную упаковку, но такая, которую в виде аллюзии я интуитивно хотела сюда заложить. И ты мне сейчас попала в самое сердце.
Спасибо, что прочла, и сделала это вот так вдумчиво.
и вообще спасибо, что читаешь мои фики, че ужГориан, спасибо! И отдельно, спасибо, что оценили это с той самой правильной стороны первичности артов, баннера, того, что тут запустил артер. Потому что история - она только интрпретация и отражение, должна ей быть. И если вы правда увидели так, это великолепно
Dinora_Nataly, Мрачная сказка в духе братьев Гримм. !!!!
спасибо. Лучший комплимент, какой могла заработать наша с Макс история!
!!!!!!!!! кто-то кроме нас заценил краба Себастьяна! #2
Ваше воприятие Магнуса здесь, то что и как вы прочли в этой истории вообще, заставляет лишний раз остановиться и понять, что браться за вот это стоило.
Он волшебный, чарующий, завораживающий и абсолютно Иной.
вот это - просто увау для меня как для автора, потому что пока я только думала об этой истории, еще не об истории даже, а только смотрела на заявочный арт, это именно то, что я видела в нём. То, чего мне правда мало в фандоме, и чего мне хотелось в отношении Магнуса, причем в цельном плане и без перегибов. Я хотела написать тут его инакость, дополнить ту, что уже была в работе Макс, и ваши слова позволяют надеяться, что мне удалось.
И был куда энергичнее в поисках спасения. Потому что ему было куда и к кому возвращаться. !!!!!!!!!!!! вот. да.
и еще про ваше прочтение Алека тут и логики его действий, и того, почему он видел Магнуса настоящим, это один из самых глубоко здесь заложеных слоев, и меня даже немного потряхивает в хорошем смысле от прочтения вашего отзыва. спасибо.
пропащая душа. Не в том смысле, что алкоголик, наркоман и опустившийся забулдыга, а тот, кому в этой жизни уже нечего терять, он потерял все. Даже надежду.
знаете, для меня наверное даже натолько потерял, но и оттолкнул. И да, это та сторона, которая соприкасается скорее со славянскими, но с мифами о водных существах. спасибо еще раз.
вообще, как автор, я все-таки могу твердо сказать, что эта история живая, цельная и своя собственная, и поэтому обсуждая ее с вами, я скорее говорю не - "я хотела сказать", а почти точно так же, равносильное - "я в ней вижу"
для меня эта история в самом деле скорее история боли, но в то же время - при желании, под определенным углом, я вижу в ней и освобождение, и свет, и надежду, и в каком совсем особенном смысле любовь. ту, которая может появиться только у людей или существ, которые слишком давно похоронили и мысли о ней. это еще одна сторона того же эпиграфа, потому что он для меня - про обоих.
но прелесть в том, что это - только один из вариантов взгляда.
Спасибо огромное за такой отзыв, за то, что прочли, и что увидели наш с Макс труд.
_____________________________________
и вообще. спасибо большое за все отзывы. они заставляют думать, наполняют жизнь и окрыляют
TylerAsDurden, чудесная мрачная сказка. Я тебе уже говорила много чего, но я очень рада, что ты не свела все "диснеевской версии", так гораздо глубже и интереснее. Ну, и да не буду оригинальной - мне тоже очень понравился краб Себастьян
Да, у меня это схожие ощущения. Ведь, ради бога, Алек собирался провести в шкафу вечность, он вообще с трудом позволял себе даже думать о том, что ему нравятся мужчины, чем может быть его решение послать к херам все, в том числе мнение родителей, как не прыжком веры в лучшее, куда более счастливое будущее?
Спасибо, что прочла, и сделала это вот так вдумчиво. и вообще спасибо, что читаешь мои фики, че уж
Слушай, в этом нет ничего такого. Когда я вижу в шапке некоторые имена - в подкорке автоматически сияет "это стоит прочитать, хотя бы чтобы высказать свое мнение, даже если сама идея меня смущает". Как правило эти работы непередаваемо волшебны и сложно их критиковать. Ты хорошо пишешь. У тебя есть свой стиль. Так что для меня нет никакой проблемы в том, чтобы оценить твое новое творение.
Такая чарующая тёплая сказка, что надо сохранить и перечитывать зимними вечерами.) Я, наверное, сейчас скажу ересь
Иллюстратор тоже богичен
Как делать так же, господи
Queen Immortal,
Mazoji siksnosparne, великолепной способностью вдохновлять на собственные подвиги !!!!! вот это реально круто и важно. Ведь во многом суть фандома в цепной реакции. Aww
я рада, что тут читается и такая сторона. И то, что по факту, им обоим нужно, чтобы Алек не поддался. Я намеренно старалась писать эту историю четкой, но при этом не однозначной, чтобы в неё можно было увидеть несколько истории, сводящихся, правда, в итоге к одному и тому же.
у тебя в фиках герои делают выбор подумав